Мученик англичан - Лепеллетье Эдмон. Страница 20

Супруга маршала нашла этот план смелым, но исполнимым и предложила капитану Элфинстону познакомить его с капитаном Лятапи, который, со своей стороны, раз император попадет на борт корабля, мог бы обеспечить ему охрану и десантный корпус. Для этого Лятапи стоило лишь отправиться в Пернамбуко (порт в Бразилии, на берегу Атлантического океана), чтобы собрать там бывших флибустьеров, готовых с радостью поступить к нему на службу.

Капитан Элфинстон заявил, что не задумается пролить кровь до последней капли за великодушного Наполеона, спасшего ему жизнь, и что если его план найдут осуществимым, то надо немедленно попытаться привести его в исполнение. Он попросил герцогиню указать ему нескольких надежных людей среди ее друзей, готовых сопутствовать ему, и супруга маршала назвала ему Анрио, ла Виолетта, Лятапи, Беллара. На следующий день состоялось свидание с этими храбрецами. Они решили, что после необходимых приготовлений и окончательного взаимного уговора отправятся в Англию, где станут выжидать удобную минуту для задуманной экспедиции.

XIII

Маленький Андрэ был унесен полусонным. Он грезил во сне и, не просыпаясь, несколько раз потихоньку звал мать. Эти возгласы прерывались продолжительными вздохами. Он решительно не сознавал, что его утащили с постели среди ночи.

Однако покачивание кареты заставило мальчика открыть глаза. Он посмотрел на двоих мужчин с незнакомыми лицами, склонившихся над ним, слегка вскрикнул, но потом, как в прерванном кошмаре, снова закрыл глаза и заснул опять.

Он окончательно проснулся только светлым утром на большом постоялом дворе, с ужасом взглянул на те же два мужских лица, которые смутно мелькнули перед ним впросонках, сделал движение, точно стараясь освободиться от одеял, в которые был закутан, и крикнул:

– Мама! Мама!

Один из его суровых спутников сказал:

– Сиди смирно! Мы везем тебя к твоей матери, которая доверила тебя нам. Если ты будешь умницей, тебе дадут пирожное!

Окончательно очнувшийся ребенок задрожал, инстинктивно чувствуя опасность, которой подвергался, затем поспешил забиться в угол кареты и просто спросил:

– Где мама? Скоро ли я увижу ее?

– Да, да! Только молчи! – ответил ему незнакомый голос.

Конюхи, почтальон сновали вокруг кареты, занятые запряжкой свежих лошадей, и Мобрейль, сопровождаемый своим слугой и доверенным лицом Этьеном, снова подал маленькому Андрэ знак молчать, боясь, что его расспросы, а, может быть, и крики привлекут непрошеное внимание посторонних.

Наконец экипаж снова тронулся в путь. День был пасмурный и унылый. Ребенок не спал: он смотрел й слушал. Все его маленькое существо как будто сосредоточилось в глубоком внимании. Мальчик старался запомнить каждую подробность этого странного путешествия, которое заставили его совершить. Андрэ думал про себя, что если мамы не окажется в том месте, куда его везут, то он сумеет убежать и найти дорогу домой.

Его спутники, господин и слуга, спали, прислонившись к подушкам экипажа или притворялись спящими. Андрэ смотрел из окна почтовой кареты на убегавшую дорогу.

Справа и слева были видны дома с еще запертыми дверями и окнами, потом полуотворенные дворы ферм с бродившими по ним домашними животными, далее встречные тележки, нагруженные сельскими продуктами, а потом угрюмая равнина, вспаханные поля, полосы, засеянные свеклой и сурепкой, обширные пустоши, над которыми ползли низкие, серые облака. Экипаж долгое время двигался среди возделанных полей, затем появился лесок, по опушке которого пролегала дорога, а через некоторое время экипаж снова запрыгал по мостовой почтового тракта и остановился на большом дворе, куда нырнул с разбега.

Во время остановки мальчик услыхал, что его окликает человек, говоривший с ним раньше.

– Хочешь есть? – сухо спросил ребенка этот таинственный провожатый. – Тебя сейчас накормят.

По его знаку другой мужчина молча вышел из кареты и возвратился через несколько минут с кринкой молока, кроме которой у него были в руках хлеб, холодное мясо и бутылка вина.

Андрэ выпил принесенное молоко. Потом, когда его спутники делили между собой говядину и вино, у дверцы экипажа послышался женский голос:

– Не подать ли вам корзину с провизией в карету или, может быть, вы намерены отобедать в Амьене?

– Подайте корзину, – ответил один из путешественников, тогда как другой, казавшийся господином, прибавил:

– Нам недосуг останавливаться по гостиницам, мы поедим дорогой.

Когда съестные припасы были принесены, экипаж покатил дальше и весь день и всю следующую ночь продолжалась эта быстрая, однообразная езда, прерывавшаяся только остановками на постоялых дворах для смены лошадей, пока наконец на другое утро путники достигли последней гостиницы, и мужчина, отдававший приказания, сказал ребенку:

– Мы сейчас выйдем. Смотри, ничего не говори, если тебя станут расспрашивать. Можешь просто ответить, что меня зовут господин Дюбрейль, что я твой родственник и что мы едем вместе к твоим отцу и матери. Понял? Ничего другого!

– Да, – ответил испуганный мальчик.

Он мысленно допытывался, почему здесь нет его матери и куда заехала она так далеко. Он доискивался причины этого внезапного, неожиданного отъезда, не смел расспрашивать, но с беспокойством всматривался в Дюбрейля, который назвал себя его родственником, и в другого мужчину, совсем не добродушного вида; при этом мальчик ломал голову над вопросом, с какой стати мать передала его, сонного, этим незнакомым людям. К счастью, по беспечности детства, мальчик не испытывал особенного страха. Он был только смущен и встревожен этим торопливым путешествием.

Так как они, по-видимому, достигли конца своего пути, то Дюбрейль поднялся с ребенком в одну из комнат гостиницы. Он велел умыть его, переодеть, а потом, распорядившись, чтобы ему принесли поесть, оставил Андрэ одного и запер его на ключ, предварительно строго запретив мальчику звать к себе кого-нибудь.

Андрэ сначала сидел неподвижно, не смел дотронуться до поданных ему кушаний, а затем принялся плакать, остерегаясь, однако, рыдать слишком громко. Но его слезы мало-помалу иссякли, и Андрэ решил утолить голод. Подкрепившись, он приблизился далее к окну, влез на табурет и выглянул на улицу.

Комната выходила во двор, откуда доносились лошадиное ржание и топот, так часто отдававшиеся в ушах похищенного ребенка с его отъезда из Пасси. За двором простиралась масса черепичных кровель с торчащими трубами и зеленью деревьев; за ними высилась колокольня наподобие мачты, немного дальше – другая; наконец еще дальше, на сером горизонте, перед глазами Андрэ возникли как будто еще другие колокольни, которые были очень тонки и сближены между собой; они стремились к небу и походили на настоящие корабельные мачты, виденные мальчиком на картинках.

Это зрелище рассеяло его грусть, сменившуюся внимательным любопытством. Значит, там стоят корабли? Он увидит реку, большую реку, пожалуй, море, которое было ему знакомо лишь по книгам, сказкам и рассказам о кораблекрушениях. Андрэ почувствовал непреодолимое желание распахнуть окно, чтобы видеть хорошенько и приблизиться глазами к морскому ландшафту, который он угадывал вдали, за черепичными кровлями и колокольнями. Он не смел сделать это. Воспоминание о наставлениях и угрозах Дюбрейля не покидало его, и он терпеливо и, правда, не без любопытства дожидался своего освобождения, думая о том, что, может быть, его поведут гулять в гавань, расположенную совсем близко, и он увидит корабли, матросов, паруса.

Наконец явился Дюбрейль и сказал мальчику, что они сейчас уезжают.

– А мы скоро увидим маму? – спросил Андрэ.

– Да, скоро! Следуй за мной и не говори ничего!

Час спустя Дюбрейль и Андрэ были на борту английского корабля, совершавшего рейсы между Калэ и Дувром Второй спутник, Этьен, исчез.

Мальчик с Дюбрейлем остались теперь вдвоем на пути в Англию, где бедного Андрэ ожидало благополучие или несчастье, смотря по тому, сложатся ли обстоятельства, согласно планам Мобрейля, или же комбинация, задуманная им с сестрой, маркизой Люперкати, относительно ее брака с Шарлем Лефевром и усыновления ребенка, потерпит неудачу.