Несладкая жизнь - Царева Маша. Страница 14

– А ты в ответ тоже мне что-нибудь покажешь? – неловко пошутил он, расстегивая рубашку.

– Могу поклясться, что ты и так знаешь, как выглядит мой клитор, – рассмеялась Ева в ответ. – Живот у тебя что надо. Мне кажется, мужчин с дряблыми брюшками надо отстреливать. Или поселить в какой-нибудь резервации, чтобы глаза не мозолили… Хочешь меня?

Нервно сглотнув, Давид мелко затряс головой, чувствуя себя при этом полным идиотом.

– Я остановилась в Балчуге, – нахмурилась Ева. – Но вообще я получила тридцать штук за мое присутствие на этой вечеринке. Мне надо пробыть здесь не менее полутора часов. Столько журналистов…

– Обойдутся, – у Давида пересохло в горле. Неужели она не разыгрывает, неужели этой ночью случится то, за что он, не торгуясь, заплатил бы миллион долларов?!

– Тогда поехали? – она выбралась из-за стола.

Когда Давид пробирался к выходу, кто-то так цепко ухватился за его локоть, что чуть рукав ему не оторвал. Он недовольно обернулся и увидел Артема – с ошарашенным видом тот наблюдал, как его лучший друг уводит с вечеринки всемирно известную звезду.

Давид стряхнул его руку и покачал головой: не сейчас.

Впереди его ждала волшебная ночь.

Настя ворвалась в дом, как ведьма, – глаза горят, волосы растрепаны, тонкая куртка распахнута на груди, но лихорадочный румянец намекает на то, что холода она не чувствует, что она вообще ничего не чувствует, кроме такого концентрированного волнения, что рядом с нею начинают барахлить электроприборы.

Даже мама ее удивилась – наверное, в тот только момент и почувствовала, что дочь вдруг стала такой, какой она давно ее не видела, – живой, взбудораженной, словно наэлектризованной, как и полагается нормальной девушке ее возраста и темперамента.

Настя не стала маму томить. Рубанула с плеча:

– Я уезжаю, – и начала увязывать вещи в тюк.

Да, вот с такой бесхитростностью, в тюк. Чемоданы, если они когда-то и были, мама давно пропила. Да и брать с собою ей было практически нечего. Не пропахшие же печкой свитера из собачьей шерсти. Не валенки же с резиновыми галошами. И не уродливые хлопчатобумажные ночнушки. Зубная щетка, крем для рук, две смены нижнего белья, несколько футболок, запасные джинсы, засохшая тушь… Злополучное нарядное платье. Вот, пожалуй, и все. Скудный стартовый капитал для начала новой жизни.

– То есть… Как это уезжаешь? – удивилась мама. – Куда?

– В Москву. Я работу нашла.

– Какую еще работу? – казалось, впервые за много дней мама встрепенулась, очнулась от сна наяву.

– Поваром, какую же еще! Меня на вокзале ждут!

– Кто ждет? Настя, стой! Не нужна тебе эта Москва, работа эта! Еще в публичный дом попадешь, в Турцию продадут!

Резко дернув молнию старой сумки, Настя с корнем вырвала ее из ветхой ткани. Вот черт, теперь скотчем заклеивать придется.

– Мамочка, все будет хорошо! Мне такую зарплату предложили – я о таких деньгах и мечтать не могла. И мобильный телефон оплатят, и медицинскую страховку! А мой работодатель – женщина.

– Настя, но…

– Все, мам, все, – Настя торопливо чмокнула ее в сухую бледную щеку с красными прожилками лопнувших сосудов. – Я тебе звонить буду каждую неделю. И деньги посылать!

Ольга Константиновна пожалела о своей спонтанной слабости в тот момент, когда взволнованная бледная Настя переступила порог ее особняка. Ольга видела, как молоденькая кондитерша нервничает, как ее дрожащие пальцы путают шнурки дешевых кроссовок, какими испуганными глазами она смотрит на мраморные полы, витражи, аквариум с черепашками, марроканские люстры… Девчонка явно не спала всю ночь – лицо осунулось, под глазами синяки. Слова лишнего не скажет, смотрит в пол, покусывает нижнюю губу. И это создание теперь будет жить с нею бок о бок. Конечно, ее комнатка в подвальном этаже, Ольга никогда туда не ходит… И готовит девушка божественно – словно в каждый пирожок запекает кусочек души. Но все равно – какая-то странная эта Настя, не от мира сего.

А Настя тем временем ходила по огромной кухне, похожей на утрированный космический корабль из рекламного ролика, заглядывала в шкафчики и не могла ответить самой себе на простой вопрос: правильно ли она поступила или нет. С одной стороны, у нее есть высокооплачиваемая работа, да и Москва рядом, десять километров на маршрутке. С другой – каким образом эта самая работа сможет сблизить ее с Давидом Даевым? Как она собирается к нему подступиться? Как у нее получится хотя бы наблюдать за ним из этой глуши?

Не будучи принцессой по крови, Оксана Шмакова с несвойственной подростку скрупулезностью создала себе имидж великосветской особы. Легкодостижимому r’n’b блеску, джинсам со стразами, обнаженному загорелому брюху, пластмассовым бусам и брошкам в виде черепов она предпочла образ леди Ди.

Тщательно уложенные светлые волосы, строгие костюмы (шелк летом, шерсть зимой и никакой синтетики), нить жемчуга вокруг шеи, шпилька (не вульгарная, но достаточно высокая, чтобы щиколотки смотрелись статуэточно-изящными).

Оксана всегда была при полном параде. На ее по-детски румяном лице всегда был тонкий слой тональной пудры, брови были едва заметно подведены бежевым карандашиком, чистые волосы благоухали классическими ароматами «Chanel» и «Givenchy». Три раза в неделю она причесывалась в Жак Дессанже, по субботам ходила на маникюр и педикюр в «Aldo Coppola».

Казалось, что тривиальные женские недоразумения вроде облупившегося лака, спущенных петель на чулках или потекшей туши не могли иметь к ней отношения. Она была до оскомины идеальной – вслед таким другие женщины раздраженно кривят губы.

Ей было всего семнадцать лет, но Настя, впервые с ней повстречавшись, даже отпрянула от такого великолепия. Оксана умела держаться так, что перед ней хотелось присесть в реверансе.

Новая штатная единица в виде личного повара настолько возбудила воображение Оксаны, что впервые за последние полгода она спустилась в цокольный этаж, где находились все технические помещения, а теперь еще и комната Насти.

Взлелеянный ею образ леди никак не повлиял на элегантность ее манер: к Насте она вломилась без стука. Видимо, повар был в ее понимании таким же безоговорочно личным атрибутом, как и сам дом.

Когда она появилась на пороге – роскошная, с надменно вздернутыми бровями и глянцевыми губками, в пастельно-розовом костюме, Настя сидела на кровати, поджав ноги в шерстяных носках, и листала прошлогодний Vogue.

– Хм, мило, – проговорила Оксана вместо приветствия. – Значит, ты еще и модой интересуешься? Иначе вряд ли сперла бы из гостиной журнал.

Настя покраснела так густо, как будто бы ее с головой макнули в свекольный суп. Модой она интересовалась только в ключе углического вещевого рынка: не дадут ли скидку на турецкие джинсы с кружевами и не завезли ли случаем цветастых платьев, как у Анастасии Заворотнюк в роли няни Вики. «Vogue» она прихватила машинально: хотелось хоть чем-нибудь занять сознание, она не думала, что кто-нибудь заметит пропажу потрепанного журнала, да и не собиралась брать его насовсем. Но и возражать этой наглой девице она не решилась. Оксана выглядела так, словно сама только что сошла с обложки журнала, который так неосмотрительно присвоила Настя.

– Ты разговаривать-то умеешь?

– Да, – выдавила она. – Я ваш новый повар. Составьте список ваших любимых блюд, я постараюсь освоить их как можно скорее.

– Вообще-то я на диете, – усмехнулась Оксана. – Привыкай, в этом городе мало кто ест. Только те, кто совсем уже спятил… Ладно, не смотри так на меня. Лучше сделай блинчиков. А то в холодильнике икра пропадает.

Потом Настя освоится, привыкнет к странному характеру молодой хозяйки, ее наглости и патологической лени. Жизнь Оксаны напоминала тягучий мармелад, который Настя иногда готовила ей к завтраку. Просыпалась она не раньше полудня – к этому времени домработница Анюта наполняла для нее ванну. Оксана где-то прочитала, что с энергетической точки зрения ванна (особенно та, в которой растворили пару килограммов сухого молока и пол-литровую банку липового меда) гораздо полезнее, чем примитивный душ. Немного вдохновенного самолюбования – у нее был туалетный столик с трехстворчатым зеркалом, сплошь уставленный косметическими прибамбасами, объективно ей не нужными. Потом, облаченная в шелковый халат, она спускалась к завтраку. Два часа болтала по телефону с подругами, потом, неторопливо собравшись, уезжала в институт.