Английский детектив. Лучшее - Флеминг Ян. Страница 122

— Преступление — это преступление, Клэр. Эш мог подсознательно догадываться, как Дженни ослепила его. И он не собирался смиренно принять наказание. Мужчины так не поступают. Он поехал к ней, чтобы просить исправить то, что она с ним сделала. Может, думал посулить ей денег или даже сознаться.

— Вы Дженни Саммерстон допрашивали? — поинтересовалась Клэр.

— Конечно, допрашивали. Она говорит, что знать ничего не знает.

Минуту они сидели молча.

— Скажи, Клэр, она помогла бы ему? — наконец спросил Джордж.

Клэр пожала плечами:

— Кто знает? Когда женщина видит, к чему привело ее зло, у нее может проснуться жалость.

— Или она полезет в драку, — возразил Джордж. — Хуже любого мужчины.

— Женщины такого не делают, — немного обиделась Клэр. — Да и вообще, Джордж, — прибавила она, — он мог просто сбиться с пути в тумане.

— Мог, — согласился Джордж.

— Как и Саммерстон, — едва слышно заметила она.

Когда принесли суп, Джордж осторожно посмотрел на ее лицо, думая о том, действительно ли женщины могут быть такими мстительными, как Дженни Саммерстон. Клэр едва заметно улыбнулась, как она улыбалась, когда шутила, но в приглушенном свете ресторана он так и не смог понять, показалось ему это или нет.

МАРДЖЕРИ АЛЛИНГЕМ

Однажды утром его повесят

Детектив-инспектор Кенни, в то время дивизионный детектив-инспектор Дивизиона L, если решался просить кого-то об одолжении, тут же начинал себя вести развязно и даже бесцеремонно. Вот и на этот раз, подняв со стоящей у камина кушетки свои двести фунтов, он грохнул пустым стаканом об стол.

— Не знаю, нужно ли мне это в три часа дня, — без тени благодарности в голосе сказал он, зло сверкнув маленькими глазками, — но сегодня меня с двух часов ночи преследуют рыдающие дамочки, чудеса всякие и этот проклятый дождь. — Он потер широкое красное лицо и посмотрел в спину мистеру Кэмпиону. — Единственная вещь, которая меня бесит, — это напрасные траты! — добавил он.

Мистер Альберт Кэмпион, рассеянно смотревший в окно на поливаемые дождем крыши, не обернулся. Этот сухощавый мужчина с безвольным лицом за те двадцать лет, когда к нему так часто обращались британские спецслужбы, почти не изменился. Очень светлые волосы его совсем побелели, несколько морщин появилось вокруг бледных глаз, как всегда, защищенных большими роговыми очками, но в остальном он был точно таким, каким Кенни запомнил его после первой встречи. «Дружелюбный и немного простоватый… старый змей!»

— Так на Барраклоу-роуд энергия тоже была потрачена впустую? — В тихом голосе Кэмпиона было больше вежливости, чем интереса.

Кенни раздраженно засопел.

— Вам комиссар позвонил? Это он предложил мне к вам сходить. Там ничего серьезного… Обычная заминка. Как только я с ней разберусь, дело можно будет закрывать. Да и не можем мы, между прочим, держать человека в участке до скончания века.

Мистер Кэмпион взял со стола вечернюю газету.

— Вот все, что мне известно, — сказал он и протянул газету Кенни. — Мистер Оутс мне не звонил. Взгляните в раздел экстренных сообщений. «Богатая вдова застрелена на Барраклоу-роуд. Племянник погибшей в полицейском участке помогает следствию». В чем сложность? Его помощь оказалась не такой уж искренней?

К его удивлению, на лице Кенни промелькнуло выражение, удивительно напоминающее огорчение.

— Молодой дурак, — сказал он и резко сел. — Говорю вам, мистер Кэмпион, это самый заурядный случай. Обычная, довольно неприятная историйка, как и большинство убийств. Тут и тайны никакой нет, все ясно, как божий день. Просто маленькая трагедия. Как только вы увидите то, что я пропустил, я предъявлю этому типу обвинение и он отправится в суд. Адвокат попросит суд признать его невменяемым, их светлости просьбу отклонят. Министр иностранных дел подпишет приговор, и однажды утром его выведут из камеры и повесят. — Он вздохнул. — И главное, ни за что. Совершенно ни за что. И тогда, наверное, как и сегодня, будет идти дождь, — невпопад прибавил он.

Брови мистера Кэмпиона удивленно поднялись. Он знал Кенни как добросовестного офицера и, как кое-кто считал, довольно жесткого человека. Такая сентиментальность была для него нехарактерна.

— Очевидно, он вам понравился? — поинтересовался мистер Кэмпион.

— Кому? Мне? Ну уж нет. — Инспектор грозно сдвинул брови. — Я совершенно не расположен к молодчикам, которые расстреливают своих родственников, пусть даже старых зануд. Нет, он убил ее и должен ответить по закону, только для некоторых людей это не так-то просто… Например, для меня. — Он вытащил большой старый блокнот, аккуратно сложил его вдвое. — Мой любимый, — сообщил он. — Очень удобная штука. У меня тут все по полочкам разложено. Я сюда записываю все с того дня, когда впервые вышел на дежурство. И на суде можно предъявить, если какой-нибудь адвокат захочет в него заглянуть. — Он помолчал. — Звучит как реклама, верно? Ну да ладно. Мистер Кэмпион, раз уж я здесь, не могли бы вы взглянуть на это и высказать свое мнение? Я думаю, для вас это пара пустяков.

— Кто знает, — безучастно пробормотал мистер Кэмпион. — Начните с жертвы.

Кенни заглянул в блокнот.

— Миссис Мэри Элис Киббер. Возраст — лет семьдесят. Возможно, немного меньше. У нее было больное сердце, отчего она выглядела очень слабой и нездоровой, но до смерти я ее, разумеется, не видел. На Барраклоу-роуд у нее был дом. Хороший дом, хотя слишком большой для нее. Он достался ей от мужа, который умер десять лет назад. С тех пор она жила одна, если не считать горничной, которая во время войны сбежала, и еще одной старухи, которая живет с ней в последнее время и называет себя компаньонкой. Эта несчастная, похоже, еще старше, но видно, что миссис Киббер держала ее… — Он выразительно сжал кулак. — Та вообще была чуть ли не мелким домашним тираном. Но в жизни ее интересовали только стулья да салатницы.

— Что, простите?

— Антиквариат, — с некоторым пренебрежением произнес он. — Дом напичкан всяким старьем — все три этажа и чердак. Все хранится так, будто только что из магазина. Старая компаньонка говорит, что она любила эти вещи больше всего на свете. Да ей и особо нечего было и любить-то, кроме них. Из родственников у нее есть только племянник…

— Тот, чье будущее вы так живо представляете?

— Тот, кто в нее выстрелил, — согласился инспектор. — Это здоровый наглый парень, зовут Вудраф, он сын брата убитой. Его мать, отец и две младших сестры погибли в Портсмуте во время бомбежки. Всю семью одним махом.

— Ясно. — Кэмпион начал понимать причину уныния Кенни. — Где был он, когда это случилось?

— В Ливийской пустыне… — Выпуклые глаза дивизионного детектива-инспектора потемнели от сдерживаемого раздражения. — Я говорил вам, эта история — правда жизни, печальная, но таких случаев пруд пруди. И это дело не отличается от остальных. Ричард Вудраф — ему всего-то двадцать восемь — на войне был героем. Он участвовал в Сицилийской операции и прошел всю Итальянскую кампанию, был награжден Военным крестом и произведен в майоры. Потом участвовал во французском прорыве и в самом конце был ранен. То ли взорвался мост, на котором он находился, то ли что-то еще — мой информатор не знает точно, — но после этого он стал, как сейчас дети говорят, шизиком. В мое время говорили просто «контуженый». Насколько я понимаю, он и раньше был вспыльчивым, а после этого вообще перестал сдерживаться. Мне показалось, что у него с головой не в порядке. Конечно, на суде это может помочь его защите.