Расскажи мне, как живешь - Кристи Агата. Страница 18

Макс страдает от блох даже больше, чем я. Однажды я нахожу и убиваю сто семь штук в поясе его пижамы! Похоже, что мне достается только избыток блох – то есть те блохи, которым не удалось пристроиться на Максе. У меня блохи второго сорта, блохи похуже, не способные к прыжкам в высоту!

У Мака, кажется, блох нет. Это, представляется мне, нечестно. По-видимому, они считают его непригодным в качестве спортивной площадки!

* * *

Теперь жизнь налаживается и начинает идти по привычному кругу. Каждое утро на рассвете Макс уходит на городище. Чаще всего я иду с ним, но бывает, что остаюсь дома заниматься другими делами, например, реставрировать керамику и предметы, писать этикетки, а иногда, чтобы приняться за свою собственную работу за пишущей машинкой. Мак тоже остается дома два дня в неделю, работая в чертежной.

Если я иду, то это долгий день на городище, но он не слишком долог, если погода хорошая. Пока солнце еще невысоко – холодно, но потом очень хорошо. Повсюду появляются цветы, в основном маленькие красные анемоны, как я их неверно называю (кажется, ранункулюс – это их настоящее название).

Основное ядро рабочих Макс привез из Джераблуса – родного города Хамуди. Два сына Хамуди, закончив на этот сезон работу на Уре, пришли к нам. Йахйа, старший, высокий и с широкой приветливой улыбкой. Он похож на дружелюбную собаку. Алави, младший, красив и, вероятно, из них двоих более умный. Но у него вспыльчивый характер и иногда возникают ссоры. Немолодой кузен Абд эс Салям тоже формен. Хамуди, после того как поможет нам начать, должен вернуться домой.

Как только приезжие из Джераблуса начали работу, местные рабочие заторопились наниматься. Люди из селения шейха уже начали работу. Теперь начинают появляться люди из соседних селений – по одному, по двое. Есть курды, люди, пришедшие из-за турецкой границы, армяне и несколько йезиди (так называемых дьяволопоклонников) – это мягкие, меланхолического вида люди, склонные оказываться жертвами издевательства остальных.

Организация работы проста. Люди разбиты на команды. Те, кто имеет хоть какой-то опыт работ на раскопе, или те, кто кажется сообразительным и способным быстро обучаться, назначаются работать киркой. Мужчины, подростки и дети, все получают одинаковую плату. Кроме и сверх нее существует (дорогой сердцу восточных людей) бакшиш. То есть выплата небольших сумм денег за каждый найденный предмет.

В каждой группе тот, кто работает киркой, имеет больше всего шансов находить предметы. Когда ему отведен квадрат земли, он принимается за него с киркой. За ним идет человек с лопатой. Он лопатой наполняет землей корзины, которые три или четыре «корзинщика» затем уносят к месту, предназначенному для отвалов. Высыпая землю, они просматривают ее в поисках любых предметов, которые работающие киркой (Qasmagi) и лопатой пропустили, а так как зачастую это мальчишки с острым зрением, то нередко какой-нибудь маленький амулет или бусина приносят им хорошее вознаграждение. Свои находки они завязывают в угол лохмотьев, в которые одеты, чтобы предъявить в конце дня. Изредка они обращаются к Максу с каким-нибудь предметом и в соответствии с его ответом «... сохрани это» или «shiluh, выброси» решается судьба находки. Все это относится к небольшим предметам – амулетам, черепкам керамики, бусам и т. д. Когда обнаруживается группа горшков, или кости погребения, или следы стены из кирпича-сырца, тогда формен зовет Макса, и работа продолжается с должной тщательностью. Макс или Мак осторожно расчищают с помощью ножа вокруг горшков, или кинжала, или вообще того, что найдено, убирая землю, сдувая пыль. Затем находка фотографируется, прежде чем ее забирают, и грубо зарисовывается в тетрадь.

Прослеживание зданий, когда они обнаруживаются, это тоже тонкая работа, требующая специалиста. Формен обычно берет кирку сам и осторожно прослеживает глиняные кирпичи, но сообразительный, хотя и не имевший раньше опыта, человек с киркой скоро сам улавливает искусство прослеживания кирпича-сырца, и уже вскоре вы слышите, как он уверенно говорит, копая, «Hadha lihn» (это кирпич-сырец).

Наши армянские рабочие в целом самые умные. Но у них есть недостаток – их стремление провоцировать, они постоянно заставляют вспыхивать курдов и арабов. Ссоры, во всяком случае, почти непрерывны. У всех наших рабочих горячий нрав, и все они носят с собой средства самовыражения – большие ножи, дубинки и некие предметы, напоминающие булаву или южноафриканскую дубинку с тяжелым набалдашником! Головы оказываются разбитыми, рассвирепевшие фигуры схватываются в яростной борьбе, их растаскивают, а Макс громко объявляет правила поведения на раскопе. Всех, кто будет драться, будут штрафовать! «Улаживайте ваши ссоры вне рабочих часов. На работе не должно быть драк. На работе я ваш отец, а то, что отец сказал, должно быть сделано! И я не буду выслушивать причины споров, иначе я бы не мог делать ничего, кроме этого! Для драки всегда нужны по меньшей мере двое, и все, кто будет драться, будут оштрафованы одинаково».

Люди слушают, кивают головами. «Это правильно. Он наш отец! Не должно быть драк, а то можно сломать что-нибудь ценное, за что дают хорошие деньги».

Драки, однако, все равно возникают. За постоянные драки человека увольняют.

Это, должна сказать, увольнение не навсегда. Увольняют на день, на два, и даже уволенный совсем обычно появляется вновь после следующего дня выплаты денег с требованием принять его на следующую смену.

День выплаты установлен, после нескольких экспериментов, раз в десять дней. Часть людей приходят из очень далеких селений, принося с собой еду. Эта еда (мешок муки и несколько луковиц) обычно кончается за десять дней, и тогда человек просит разрешения сходить домой, так как у него кончилась еда. Один из больших недостатков, как мы обнаружили, это то, что люди не работают регулярно. Как только им заплатили, они бросают работу. «У меня теперь есть деньги. Зачем мне дальше работать? Я лучше пойду домой». Недели через две, когда деньги истрачены, человек возвращается и просит принять его снова. С нашей точки зрения, это очень неудобно, так как команда, привыкшая работать вместе, гораздо более эффективна, чем новая комбинация.

Французы нашли свой способ борьбы с этой привычкой, которая доставляла им большие трудности, во время работы на железной дороге. Они обычно задерживали половину заработанных людьми денег до следующей выплаты. Это обеспечивало то, что рабочие работали постоянно. Лейтенант советовал Максу принять такую систему, но, обсудив, мы отказались от этой идеи, так как, с точки зрения Макса, это было принципиально нечестно. Люди заработали эти деньги и должны получить их сполна. Итак, нам приходилось терпеть постоянные уходы и возвращения. Это сильно затрудняет работу с бухгалтерской книгой, так как списки приходится непрерывно проверять и изменять.

Приехав на городище в полседьмого, мы делаем перерыв на завтрак в восемь тридцать. Едим яйца вкрутую и лепешки арабского хлеба, а Михель (шофер) обеспечивает горячий чай, который мы пьем из эмалированных кружек, сидя на самом верху городища. Солнце приятно греет, утренние тени придают неправдоподобную прелесть пейзажу с синими турецкими горами на севере и мелкими красными и желтыми цветочками, высыпавшими повсюду вокруг. Воздух чудесно душист. Это один из тех моментов, когда чувствуешь, как хорошо жить на свете. Формены радостно улыбаются. Ребятишки, которые гонят мимо коров, подходят и застенчиво рассматривают нас. Они одеты в невероятные лохмотья, их зубы сияют белизной, когда они улыбаются. Я думаю о том, какой у них счастливый вид и как приятна такая жизнь, как в старых сказках – бродить со стадом по холмам, иногда садиться и петь.

В это время дня так называемые более счастливые дети в европейских странах отправляются в переполненные классы, покидают свежий воздух, садятся на скамьи или за парты, трудятся над буквами алфавита, слушают учителя, пишут уставшими пальчиками. Я начинаю думать, а не станем ли мы лет через сто говорить потрясенным тоном: «В те времена на самом деле маленьких детей заставляли ходить в школу, сидеть в помещении, за партами, по несколько часов в день! Страшно подумать! Маленьких детей!»