Смерть на Ниле (др. перевод) - Кристи Агата. Страница 20

– Смерть – это безбожно, безбожно! Будь проклят убийца!

– Да, – задумчиво проговорил Пуаро.

– Подумайте, в этот самый момент кто-то радуется успешному завершению своего плана.

– Не надо, не надо! – закричала Жаклина.

– Как страшно вы это сказали.

Пуаро пожал плечами.

– Я сказал правду.

– Я желала ей смерти, – почти шепотом проговорила Жаклина, – и вот она мертва… И самое ужасное, что она умерла так, как я говорила…

– Да, мадемуазель. Ее убили выстрелом в висок.

– Значит, тогда, в гостинице «Катаракт», я была права! – вскрикнула Джекки.

– Кто-то действительно подслушивал наш разговор.

– Ага!

Пуаро удовлетворенно кивнул головой.

– Я как раз подумал: вспомните ли вы об этом. Да, то что мадам Дойль была убита именно так, как вы говорили, не может быть простым совпадением.

Джекки поежилась.

– Кто же он, этот мужчина, который подслушивал нас в тот вечер.

Пуаро помолчал и вдруг совсем другим тоном спросил:

– Вы уверены, что это был мужчина?

Джекки удивленно взглянула на него.

– Разумеется. По крайней мере…

– Она нахмурилась и прикрыла глаза, стараясь вспомнить.

– Я тогда подумала, что это мужчина, – медленно проговорила она.

– Однако сейчас вы в этом не уверены?

– Нет, как я могу быть уверенной? – так же медленно ответила она.

– Промелькнула какая-то фигура, тень… По-вашему, там была женщина? Но, мне кажется, ни одна женщина на этом пароходе не может желать смерти Линнет.

Дверь приоткрылась и появился доктор Бесснер.

– Мсье Пуаро, не смогли бы вы зайти к мистеру Дойлю? Он хочет вас видеть.

Жаклина вскочила, схватила доктора за руку.

– Как он? Ему лучше?

– Нисколько ему не лучше, – ответил доктор недовольно, – у него же перелом кости.

– И он может умереть? – с ужасом спросила Джекки.

– Господи, при чем здесь смерть? Мы довезем его до суши. Там ему сделают рентген и будут лечить как положено.

– Ах!

– Жаклина судорожно заломила руки и опустилась на стул.

Пуаро вместе с доктором вышел на палубу, к ним присоединился Рэйс.

Весь обложенный подушками с высоко поднятой ногой лежал Симон Дойль. От страшного потрясения и физической боли лицо его изменилось до неузнаваемости.

– Пожалуйста, входите, – тихо проговорил он.

– Доктор сообщил мне, сказал мне… о Линнет. Я не могу поверить. Я просто не в силах поверить, что это правда.

– Мы понимаем. Ужасное несчастье, – сказал Рэйс. Симон продолжал с трудом:

– Я хотел сказать, Джекки не виновата. Я уверен в этом. Все факты против нее, но уверяю вас, она не виновата. Вчера она выпила лишнего, нервы у нее расшатались, поэтому она накинулась на меня, но на хладнокровное продуманное убийство она не способна…

– Не мучьте себя, мсье Дойль, – мягко сказал Пуаро.

– Кто бы ни был убийцей вашей жены, мы точно знаем, что это не мадемуазель де Бельфорт.

Симон недоверчиво спросил:

– Значит, Джекки вне подозрений?

– Разумеется, но поскольку мы исключаем мадемуазель де Бельфорт, – продолжал Пуаро, – не могли бы вы подсказать нам, кто бы это мог быть.

Симон отрицательно покачал головой. В глазах его появилось выражение детской растерянности.

– Это дико, невероятно. Никто, кроме Джекки, не мог желать этой смерти.

– Подумайте, мсье Дойль. Может быть, у нее были враги. Может быть, у кого-то были с ней старые счеты.

Снова Симон беспомощно покачал головой.

– Все это кажется мне чудовищным, невероятным. У нее был жених, лорд. Она его обидела, когда вышла за меня, но трудно представить себе лощеного типа вроде Уиндлешэма в роли убийцы. Да, кроме того, он находится за тысячи миль отсюда. Или старый сэр Джордж Вуд. Он возненавидел Линнет за то, что она перестроила его дом по своему вкусу. Но сэр Джордж Вуд остался в Лондоне.

– Пожалуйста, мсье Дойль, – заговорил Пуаро очень серьезно.

– В первый день путешествия на «Карнаке» я говорил с вашей женой, и разговор этот произвел на меня впечатление. Она была подавлена, удручена. Она говорила – пожалуйста, слушайте внимательно, – что все кругом ненавидят ее. Она чувствовала себя неспокойно, неуверенно, всюду ей мерещились враги.

– Она очень огорчилась, встретив Джекки на борту парохода. Я тоже, – сказал Симон.

– Правильно, – продолжал Пуаро, – но это не дает ключа к ее словам. Когда она говорила, что окружена врагами, конечно, она преувеличивала, однако, я уверен, она имела в виду не только одну мадемуазель де Бель – форт.

– Возможно, вы правы, – согласился Симон, – но мне кажется, я знаю, в чем дело. Ее напугала какая-то фамилия в списке пассажиров.

– Фамилия в списке пассажиров? Какая фамилия?

– Понимаете, она не назвала ее. Честно говоря, я не проявил достаточного интереса. Я был слишком занят историей с Жаклиной, а насколько я понимаю, Линнет говорила о каких-то деловых людях, которые разоряются при столкновении с более удачливыми дельцами, и о том, как ей неприятно встречаться с теми, кто разорился когда-то по вине ее отца. Я не знаю подробно историю семьи Линнет, но, по-моему, мать ее была дочерью миллионера. А отец просто состоятельным человеком. Однако после женитьбы он стал играть на бирже или что-то в этом роде. Конечно, в делах кто-то богатеет, а кто-то разоряется. Мне кажется, на этом пароходе есть человек, отец которого был конкурентом отца Линнет и разорен им. Я помню, как Линнет сказала: «Ужасно, когда люди ненавидят тебя, даже будучи незнакомы с тобой».

– Так, – задумчиво проговорил Пуаро, – это объясняет ее настроение в тот вечер. Впервые в жизни она почувствовала, что наследство несет с собой не только радости, но и бремя. Вы вполне уверены, мсье Дойль, она не назвала фамилии?

– Я просто не обратил внимания, – отвечал Симон огорченно.

– Я сказал ей что-то вроде: в наше время никто не вспоминает о родителях. Жизнь слишком быстротечна.

– Позвольте мне высказать одно предположение, – церемонно попросил доктор Бесснер.

– На пароходе есть один молодой человек, который враждебно относился к мадам Дойль.

– Вы имеете в виду Фергюсона? – спросил Пуаро.

– Да. Он не раз высказывался враждебно о мадам Дойль.

– Как бы нам разузнать все о нем? – заволновался Симон.

– Полковник Рэйс и я допросим всех пассажиров, – ответил Пуаро.

– До тех пор, пока мы не выслушаем всех до единого, было бы неразумно делать какие-либо выводы. Прежде всего нам следует выслушать горничную. Мы можем это проделать здесь. Присутствие мсье Дойля может помочь нам. Мадам имела при себе драгоценности?

– Нитку жемчуга, – сказал Симон, – по словам Линнет, она стоит около пятидесяти тысяч. Боже, неужели из-за проклятого жемчуга…

– Ограбление является одним из возможных мотивов, – сказал Пуаро.

– Однако пока что этот мотив кажется мне мало вероятным. Ну, это мы увидим. Итак, пусть позовут горничную.

Луиза Бурже оказалась той самой яркой латиноамериканкой, которую однажды приметил Пуаро. Она была заплаканной и казалась испуганной. Однако в лице ее угадывались хитрость и скрытность. И это сразу насторожило Пуаро.

– Вы Луиза Бурже?

– Да.

– Когда в последний раз вы видели мадам Дойль живой?

– Прошлой ночью, мсье. Точное время назвать я не могу. Я пришла, чтобы помочь ей раздеться.

– Сколько было времени?

– Около одиннадцати, должно быть. Я не знаю точно. Я помогла мадам раздеться и уложила ее в постель, потом я ушла.

– Сколько это заняло времени?

– Минут десять. Мадам очень устала. Она попросила меня перед уходом погасить свет.

– Что вы делали после того, как вышли из каюты?

– Я пошла к себе, мсье, моя каюта находится на нижней палубе.

– Может быть, вы видели или слышали что-нибудь такое, что могло бы помочь нам?

– Но каким же образом, мсье?

– Это вы должны сообщить нам, мадемуазель, а не мы вам, – возразил Пуаро.

Она искоса взглянула на него.