Американец - Злотников Роман Валерьевич. Страница 23

И мы стали разбираться. По порядку. Уголек в топке горел, пар вырабатывался, и приборы показывали нормальное давление в котле и температуру. Машина тоже работала. А вот генератор нужной мощности не выдавал.

— А где измеряется расход пара, сэр… Ой… То есть мистер Манхарт?

— Нигде, — коротко ответил тот. — Видишь ли, Юра, обычно это совсем не нужно. Но я понимаю ход твоей мысли. Если в порядке давление и температура пара, то либо пара поступает недостаточно, либо проблема в машине. Но измерение объема пара здесь не ведется. Что будем делать? — посмотрел он на меня испытующе.

Ах да, он вел себя так мило, что я и забыл, что нахожусь на испытательном сроке. А впечатление нужно поддержать.

— Тогда, возможно, тут есть счетчик расхода конденсата? Или расхода подпитки котла? Ведь массовые потоки примерно равны… [61]

— Верно, — одобрительно глянул он на меня. — Есть счетчик расхода подпитки. Вот там установлен! — и он показал пальцем, где.

Да, место выбрали не очень удобное. В узком промежутке между паровиком и стеной. Но ничего, слазил, посмотрел. Расход оказался нормальным.

— Вот на этой точке я вчера и остановился! — весело доложил Манхарт. — Позвали с лампами разбираться. — Что предлагаешь делать дальше?

— А дальше все просто! Если мощность в паровик подходит в нужном количестве, а снимается ее меньше нормы, значит, где-то она выделяется в виде тепла. Берем термометр, и смотрим, что нагрето выше нормы.

И мы стали искать. И нашли, разумеется. Конденсат выходил не с положенной сотней градусов по Фаренгейту, температура была чуть выше двухсот. [62] Он почти кипел. Естественно, мощность была понижена.

— Мистер Манхарт, — обратился я к нему, не дожидаясь понуканий, — если конденсат не удается достаточно охладить, то проблема у нас либо с подачей охлаждающей воды, либо трубки конденсатора заросли и мешают отводу тепла.

Мы проверили. Расход охлаждающей воды был в норме, сама вода — достаточно холодная… Тогда мы приступили к последней проверке. Манхарт дал команду остановить паровик и заглушить котел.

— Теперь надо часа два ждать, пока он остынет. Прохлаждаться нам некогда, так что пойдемте пока обойдем площадку.

Надо сказать, мне было что посмотреть. Стройкой я никогда не занимался и крайне редко их посещал. Так что охотно мотал на ус.

Неподалеку от Балтимора, 14 августа 1895 года, среда, позднее утро

Ганс Манхарт оторвался от листка с расчетами и снова посмотрел на русского. Было в его новом помощнике что-то странное. Более того, странностей в нем было множество. Явно выраженный интеллект, разнообразные знания и — полное отсутствие школы. Вернее, школа была, но какая-то дикая. Например, умея хорошо считать про себя, он совершенно не помнил таблицу квадратных корней или приближенные значения синусов разных углов. Физические формулы он записывал совсем не так, как принято в Германии или в САСШ. И говорил странно. Но… Какой живой ум у парня! Вчера, к примеру, не просто определил причину пониженной мощности, выдаваемой паровиком, но и предложил решение. Неожиданное. Манхарт не слышал, чтобы так делали… [65]

— Откуда вы так хорошо знаете химию, Юра? Я так ничего и не понял про эти ваши «константы диссоциации», «буферные растворы» и «химические равновесия». А вы говорите об этом как об очевидном.

— У себя на родине, мистер…

— Ганса будет достаточно, Юра! — прервал он меня. — Наедине — достаточно. Понимаешь?

— Хорошо! — я стал говорить чуть медленнее, тщательно подбирая слова. Врать не хотелось, но и удивлять сверх меры — тоже. Приходилось думать, как и что сказать. — Так вот, Ганс, у себя на родине я изучал именно химию. Все остальное было попутно. И математика, и химия. И электротехника. К тому же, как говорили мои преподаватели, я способный.

— Но ты сбежал сюда? Без денег, без документов?

— Да, это был, возможно, не самый разумный поступок! — согласился я. — Но я, видишь ли, романтизировал САСШ.

— Романтизировал? — ухватился он за мою обмолвку. — А теперь?

— А теперь я понимаю, что хоть страна эта действительно будет бурно развиваться и дает много свобод, но… — я замялся, подбирая слова, — жизнь тут все равно не мед и патока. И что кроме свободы тут есть жесткая борьба. Предприниматели используют бандитов, чтобы рабочие не возмущались, рабочие режут друг друга… По своей романтической дури я мог вообще погибнуть, не выбравшись из барака. Или быть высланным из страны. Но это — моя вина, Ганс. Не страна оказалась не той, а я плохо представил себе ее. Понимаешь?

— Понимаю. И вот что, Юра. Меня раздражают твой неопрятный вид и небритость. Работать, пока мэр толкает речь, мы не сможем, так что мы сейчас пойдем и потратим твою премию на новый костюм, шляпу, обувь и — самое главное — бритву.

Как ни удивительно, нам и правда хватило. Пара хороших ботинок стоила тут всего два доллара. Шляпа — полтора. Костюм-тройка — восемь. Пара сорочек — еще пять. Дороже всего стоила золлингеновская бритва. Целых двадцать четыре доллара.

— Кстати, Юра, — сказал мне Ганс, когда мы вышли из магазина, — советую тебе делать как я — носить бритву в кармане пиджака! — И он, достав из кармана пиджака бритву, продемонстрировал ее мне. — Во-первых, так она всегда под рукой, а мы не всегда имеем возможность вернуться домой и побриться. Во-вторых, так ее точно не украдут. Вещь дорогая и компактная, поэтому для вора — соблазнительная. Ну и, в-третьих, ею, если что, можно обороняться. Или хотя бы пригрозить…

За беготней по магазинам подошло время обеда. Оказалось, Ганс, как и прочее руководство, обедал в отдельной столовой. Мне теперь тоже полагалось питаться там.

Все было сытно. Недорого. И, что приятно, за еду насчитывали и вычитали с жалованья в конце недели.

На выходе нас встретил Уильям Мэйсон.

— Господин Манхарт, можно вас и вашего помощника на пару слов?

— Разумеется! — любезно ответил тот. Мы подошли. Хотя Ганс, как я уже понял, не очень уважал «дядю Билла», тот был старше по положению. — Что вам угодно?

— Хотел сказать, что мэр остался доволен. Очень доволен. И строительством вообще, и митингом, в частности. Так что руководство фирмы очень благодарно вам за столь своевременное решение проблем.

Ганс поблагодарил его кивком и знаком предложил продолжать.

— Однако… Вы правы, ошибка моего внука была досадной. Я вчера попытался объяснить ему это и… Увы, наткнулся на недостаток собственных знаний. Он просто не понял… А я так за него переживаю. Ребенок в раннем возрасте остался без родителей, так что воспитывали его мы… Он так раним и так замкнут…

— Простите, мистер Мэйсон, мы понимаем вашу тревогу, но — что вы хотите от нас?