Герцог Арвендейл - Злотников Роман Валерьевич. Страница 16

Вновь заскрипели сапоги, и спустя мгновение над головой Беневьера раздался голос герцога:

— Так вот, слушай. Пока ты будешь лежать, я расскажу тебе, что и как ты должен сделать. Итак, запомни, отныне тебя зовут Левкад, ты должен пробраться в Науфгросский монастырь сестер-помощниц и отравить одну из сестер по имени Тамея…

— Ну что, господин барон, теперь все — в путь?

Трой молча кивнул, пожал протянутую руку коменданта и через мгновение был в седле. Арил, идш, Глав и крестьянин в свою очередь тоже были в седлах.

— Ну слава богам, — пробормотал идш, — наконец-то. А то совсем уж закисли, да и деньги бы поберечь…

Трой ничего не ответил. Он все еще находился под впечатлением того, что ему рассказал Игреон Асвартен…

Когда фаербол устремился ему в лицо, Трой напрягся изо всех сил и стиснул зубы, чтобы удержаться и не отпрыгнуть в сторону. Нет, он, конечно, верил учителю, но фаербол прямо в лицо, да еще такой огромный и пышущий жаром, это, знаете ли… Полыхнуло так, что Трой на некоторое время ослеп, кожу на лице нестерпимо жгло, глаза слезились. Когда он, наконец, пришел в себя, Игреон Асвартен стоял прямо перед ним, сложив руки на груди, и смотрел прямо на Троя. Тот некоторое время прислушивался к своим ощущениям, ясно осознавая, что все, что проделал учитель, имело некий смысл, но этот смысл от него ускользнул.

— Ну? — нетерпеливо спросил учитель.

— Что, учитель? — осторожно переспросил Трой.

— Вы поняли, уважаемый барон, в чем заключается ваш дар?

Когда учитель начинал называть Троя «уважаемый барон», это означало, что он сердится. Но на что он сердится на этот раз, пока оставалось для Троя загадкой.

— Нет, учитель.

— Посмотри под ноги.

Трой опустил глаза. В полушаге от носков сапог на полу валялся раскаленный кусок металл.

— Видишь, что случилось с бронзовым шаром?

Трой несколько мгновений смотрел на раскаленный кусок, а затем поднял на учителя ошеломленный взгляд.

Йгреон Асвартен медленно кивнул:

— Да, именно так. Я швырнул в тебя фаербол, чудовищно большой и мощный фаербол, вся мощь которого, благодаря пентаграмме оказалась сосредоточена внутри нее… и что? Что ты почувствовал?

— Ну… было горячо и… ярко. Глаза заболели, — растерянно произнес Трой.

— Ярко, глаза… да ты должен был расплавиться, как этот кусок бронзы, — усмехнулся Игреон Асвартен, — однако ты жив и вот стоишь, жалуешься… Ну теперь-то понял?

— На меня не действуют фаерболы? — осторожно произнес Трой.

— На тебя почти не действует вообще никакая магия. Помнишь, прошлый раз мы провели в лаборатории два часа, и я все время был чем-то занят, а тебя посадил вон в тот угол переписывать формулы активизации готовых заклятий. Так вот, тогда я пытался прощупать тебя заклятиями Воды и Света, но ты даже не почесался, продолжая старательно писать. Так что я думаю, на тебя почти не действует никакая магия, а также ничто иное, созданное магическим способом. Ты понимаешь, сколь силен твой дар и насколько ты защищен?

— Не до конца, учитель, — Трой с сомнением покачал головой, — и сказать по правде, даже если это и так, я предпочел бы лучше не знать об этом. Меньше вероятности проявить самонадеянность.

Игреон Асвартен удовлетворенно кивнул:

— Вижу, ты хорошо усвоил мои уроки. Во всяком случае, некоторые. Это радует… — Он снял с руки браслет, бросил его на стол и кивнул: — Что ж, пошли. Я хочу, чтобы ты выехал завтра утром. Поэтому нам надо еще попасть в хранилище. Император повелел предоставить тебе несколько хороших боевых заклятий, так что надо уважать его волю. К тому же, я хочу чтобы ты по пути завез письмо настоятельнице одного из монастырей сестер-помощниц, а мне надо его еще написать…

Когда Трой, обежав пол-университета и успев сгонять в таверну, сообщил побратимам, чтобы готовились к отъезду, и наконец снова появился в библиотеке, ректор уже закончил письмо. Вручив Трою запечатанный сургучом пенал, он приказал:

— Вручишь настоятельнице Науфгросского монастыря. Это тебе почти по пути… И, Трой…

— Да, учитель?

— Когда разберешься со своим доменом — выбери время и навести меня. Я очень рад, что у меня такой ученик, а тебе еще очень многому стоит научиться.

Трой молча склонился в глубоком поклоне…

— Ну что, поехали?

Трой оглянулся. Все четверо сидели на конях и смотрели на него.

— Да… вперед.

— Ну, слава богам, — проворчал идш, — а то взгромоздился на коня и замер, будто заснул.

Трой улыбнулся и дал шенкеля Ярому. Застоявшийся конь резво принял вперед и пошел легкой, ходкой рысью. Следом потянулись побратимы…

Когда воротная створка величаво встала на свое место и сделанные гномами огромные каменные брусья медленно поползли в свои пазы, комендант задумчиво потер подбородок и, повернувшись к сержанту, старшему караульной смены, произнес:

— Запомни этот день и этих людей, сержант.

— Слушаюсь, господин комендант, — заученно рявкнул сержант, а спустя пару минут, во время которых комендант все так же стоял, задумчиво глядя на закрытые ворота, осмелился тихо уточнить. — Прошу прошения, господин комендант, но почему?

— Что почему?

— Прошу простить, но это… почему я должен запомнить этих людей?

— Да просто сдается мне, что мы вскоре услышим о них много удивительного… — усмехнулся комендант и, повернувшись, двинулся к себе в кабинет. Он с детства лелеял мечту снискать славу, схожую со славой Примара-летописца или хотя бы Крифонтена, известного каждому образованному человеку по его «Запискам о путешествии на запад». Так что свое назначение комендантом этой крепости он воспринял как подарок судьбы. Ибо здесь у него появилась возможность регулярно встречаться со многими великими и значительными людьми, прибывающими в университет. Но что-то подсказывало ему, что встреча с этим пока еще мало кому известным молодым бароном, окажется едва ли не самой значительной из всех. Поэтому он торопился к столу, дабы запечатлеть на бумаге самые мелкие детали, пока они еще не стерлись из памяти…

Гном и эльф устроились, прямо скажем, с комфортом. Они добрались до их лагеря, расположенного в небольшом овражке в лиге от опушки леса уже к полудню. Лагерь был искусно замаскирован (что было несомненной заслугой эльфа), и если бы не Глав с Арилом, которые за то время, что Трой безвылазно проторчал в университете, несколько раз выбирались проведать побратимов, им бы никогда его не обнаружить. Арил рассказывал, что в первый раз он плутал чуть не целый день, под конец начав просто вопить, надеясь, что столь хорошо спрятавшиеся побратимы его услышат. На его счастье, гном и эльф, как раз в тот день решившие поохотиться на лису (и каковой ошибки впредь никогда не допускавшие), как раз возвращались в лагерь разными путями, поскольку разругались вдрызг. Как это было возможно, притом что один из рассорившихся был нем, оставалось загадкой, однако, видимо, гномы и эльфы — столь талантливые расы, что этим-таки удалось… Во всяком случае, появление в лагере охрипшего Арила послужило хорошим поводом притушить страсти. А утром эльф проводил его к дороге, показав по пути приметные знаки, по которым можно было отыскать лагерь. Впрочем, как признался Арил, он после этого все равно здорово поплутал, прежде чем сумел обнаружить место стоянки…

Эльф с гномом были на месте и уже собирали свои вещи, когда Трой удивленно окинул взглядом наполовину свернутый лагерь. На что гном хмыкнул:

— Да вы же тащились от дороги с таким тарарамом, что даже глухому было бы понятно, что ломятся все пятеро. А поскольку тебя все это время из университета было не вытащить — значит, ежели ты вместе со всеми, то пора в дорогу. Вот мы и начали собираться… — И после короткой паузы, расплылся в улыбке: — Ну здравствуй, побратим.

Трой слетел с коня и стиснул гнома в своих объятиях. От ответных объятий у него затрещали кости. С эльфом встреча прошла более сдержано, но не менее тепло. Они обменялись поклонами (причем Трой с удивлением заметил, что на этот раз изящный поклон получился у него совершенно безо всяких усилий), а затем не выдержали и также обнялись.