Ветер над островами - Круз Андрей "El Rojo". Страница 31

Ко мне он принципиально не обращался, игнорируя с того момента, как заметил мой подбитый глаз и рассеченную губу. Не верится ему, что человек с такой рожей может книжками интересоваться. Поэтому когда я сцапал альбом и потащил его по прилавку к себе, он даже сделал такое движение, словно собирался его отобрать, но вовремя спохватился. Надеюсь, не потому, что не хотел аналогичного фингала под глазом, а потому, что уверовал в мой интеллектуальный потенциал.

Я полистал альбом, аккуратно, за верхний уголок, переворачивая толстые страницы. Судить мне сложно, но на первый взгляд все выглядело великолепно — общие карты районов и земель, отдельные на разные регионы и крупные острова, на каждую карту наложена еще и схематическая лоция, хоть, насколько я понял, не слишком подробная. Последний раздел был справочным, с кратким описанием каждого исследованного места. И что я еще успел заметить — великое множество земель так и оставалось неизученным.

Пока я разглядывал атлас, коротышка-букинист прошелся вдоль полок и вернулся еще с двумя книгами очень академического характера, вызывающими уважение одним своим видом.

— Вот, — сказал продавец, выкладывая их уже передо мной. — Поплавский и преподобного Дмитрия сочинения. Что-то еще?

Было желание спросить что-то о политическом устройстве этого мира, да побоялся в дураках оказаться, а заодно и вызвать ненужное удивление. Лучше пока у Веры выпытывать, как тут все вершится. Аккуратно надо.

Вера тем временем выбрала три книги на полке у дальней стены. Они с виду были попроще — тканевый корешок, картонная обложка. Так в свое время уставы печатали, разве что на этих обложках были черно-белые рисунки. Какие-то герои в шляпах, дамы тоже в шляпах, паруса и горы. Перехватив мой взгляд, Вера сказала:

— Это Рауль Балард, с франкского перевод. Знаешь, как здорово?

— О чем?

— Обо всем. О приключениях, новых островах, ну и про любовь. Про шкипера Луиса и крещеную турчанку. Очень здорово!

Глаза у нее аж горели, пока она это говорила. А я что, против разве? В таком возрасте сам Буссенарами всякими зачитывался, вместе с Джеком Лондоном. Я к таким книгам со всем моим уважением.

— Верно, без любви нельзя, — согласился я. — Давай я все понесу.

Она протянула мне свои покупки, и я убрал их вместе с атласом и остальным в большую полотняную сумку, висевшую через плечо на широкой ленте, — букинист продавал их вместе с книгами вместо пластиковых пакетов в нашей действительности. А вообще я заметил, что с такими здесь большинство людей ходит — и не весит ничего, и запихать в нее можно много, случись потребуется. А заодно мне вспомнилось, что во времена моего детства торговля не радовала покупателей одноразовой упаковкой, и мать уходила из дому на работу с так называемой «хозяйственной сумкой», в которой и приносила продукты. А книги в магазинах или просто отдавали, или, как вершина сервиса, — перевязывали бечевкой.

После букиниста мы заглянули еще в пару магазинчиков, в которые я заходил уже скорее из чистого любопытства, — один, совсем крошечный, торговал женскими головными уборами, где Вера купила себе новую шляпку вроде канотье, а второй был мастерской обувщика, где она забрала какой-то давний свой заказ — высокие ботинки вроде тех, что были у нее на ногах.

До полудня оставалось еще изрядно времени, поэтому мы направились в чайную, расположившуюся у входа на рынок, где и пили чай с бергамотом, заедая его булочками с джемом. Чистый разврат — ведь завтракали уже, а обедать еще рано, — но время нужно убить, и сдоба на диво хороша. Откажешься — и словно сам себе в душу плюнул.

Веранда чайной была очень хорошо расположена — на каменном возвышении, с которого можно было смотреть поверх голов на всю базарную суету. Я поймал себя на том, что в отличие от дня вчерашнего, когда я воспринимал эту картину как нечто странное и чуждое, словно кино смотрел, сегодня я начал ощущать себя составной частью этой толпы. Все вокруг уже становилось своим и даже в чем-то привычным. Вот я проспал ночь в подвесной койке на шхуне и пришел сюда по делу — сопровождая девочку, которую обязался охранять, да и просто закупиться нужным. А потом мы… уже именно «мы», а не «они», будем принимать груз на судно и завтра с утра пораньше отвалим от пирса и направимся курсом на Большой Скат — остров, где, по всему судя, мне и предстояло жить в обозримом будущем. Так вот все решилось, без всякого моего участия.

А еще я понял, что мне начинает нравиться окружающая меня новая действительность. Нравиться простотой и понятностью нравов. Нравиться крепкими и сильными людьми, которые растят таких же крепких и сильных детей себе на смену. Может быть, я еще здесь многого не знаю и не понимаю, но что узнал и понял — отторжения не вызвало. Правильно здесь все как-то. Понятно. Хоть не могу отделаться от ощущения, что есть в этом всем нечто искусственное. Не в смысле того, что все вокруг актерствуют, а в смысле, что эта жизнь организована под чьим-то присмотром, по какому-то дальновидному плану.

Откуда такая идея? Да вот от револьвера, вчера купленного, например. Он меня натолкнул на такую мысль, когда я его разглядывал и удивлялся качеству металла и его обработки. От двигателя на шхуне, в котором огромный цилиндр был не только отлит, но еще и обработан с удивительной, бросающейся в глаза точностью. Не соответствует здесь прогресс реальный потенциальным возможностям. Что-то здесь не так. Не может быть винтовка по конструкции как трехлинейка, а по качеству — как деталь от «Бурана», а именно такую я видел у объездчика. И как при таком качестве работы не дошли до самозарядных пистолетов, хотя реальные прототипы выпускаемых здесь револьверов просчитываются сразу любым человеком, который хоть немного разбирается в предмете, как я, например. Не эксперт, но кое-что знаю.

Странно это все. Очень странно. Хоть и не стану утверждать, что странно — это плохо. Пока не поймешь, зачем что-то происходит и что тому причина, — не следует рваться судить: рискуешь оказаться в дураках. И это еще оптимистичный вариант. Какого-нибудь случайного визитера в Мекке тоже могло бы удивить, почему там до сих пор пивом не торгуют: и людей много, и в очередь уже построились заранее — торгуй, не хочу. И выскажи он свой проект вслух… как бы он закончил? Поэтому всегда полезно давать возможность сначала работать ушам с глазами, затем мозгу и лишь в самую последнюю очередь — языку. Это как для имиджа бывает полезно, так и для здоровья.

Интересная картина, кстати: по периметру террасы пальмы растут, с мохнатыми стволами и ярко-зелеными листьями, самого тропического вида, а под ними самовар раздувают, и тоже вида стандартного — тульский гостинец эдакий. Забавное сочетание.

Когда колокол пробил двенадцать раз, Вера поднялась из-за стола, одернув сбившуюся под ремнем с кобурой куртку.

— К преподобному можно идти, — сказала она. — Пошли?

— Пошли, — согласился я, поднимаясь и подхватывая от перил чехол с ее ружьем.

Протолкались через ряды, где торговали фруктами и овощами, где я узрел все знакомое, но не слишком ассоциирующееся с рынком, где продавцы по-русски говорят. Бананы, ананасы, киви, но вместе с ними вполне привычная малина с клубникой, яблоки и груши. Цитрусовые тоже были в наличии в полном объеме: и апельсины большие ярко-желтые и маленькие оранжевые, и мандарины размером с апельсин, и грейпфруты нескольких видов. Грейпфруты, кстати, продавали еще и в разрезанном виде, с надсеченной корочкой и засыпанные по густо-розовой плоти белым сахаром. Так понимаю, тут это вместо мороженого предлагают.

В овощном ряду тоже царила сплошная эклектика, но все же доминировало все знакомое — огурцы с помидорами да капуста с морковкой. Картошки тоже хватало, разных видов. Если на Большом Скате ассортимент такой же будет — с голоду точно не помру.

Рынок закончился, дома, ограничивавшие площадь, расступились, и я увидел впереди уже знакомое белое здание церкви с конической крышей, увенчанной простым крестом. Здесь сразу стало тихо — праздношатающихся не видно, а остальные делом заняты, недосуг им по улицам шляться. Прокатила двукольная тележка, в которую был запряжен серый ослик и которой правил мальчишка лет двенадцати. В тележке лежала груда бумажных пакетов, каждый надписан. Похоже, посыльный развозит заказы.