Государь - Браун Саймон. Страница 62

Чариона с силой натянула узду и ее лошадь развернулась кругом. Ехавший позади Гален отобрал у нее повод.

– Ты что делаешь? Четты наверняка отстают от нас не больше, чем на пол-лиги!

Она ответила ему диким взглядом.

– Божья погибель, парень, неужели ты не слышишь его?

Гален проглотил свой страх.

– Конечно, слышу! Весь клятый мир его слышит! Он больше демон, чем человек! Что ты собираешься делать?

– Остановить его! Он режет моих солдат, охотится на них, словно степной волк на караков!

– Не всех, Чариона! Многие сумеют скрыться. Уже почти стемнело и они почти добрались до леса. Если ты попытаешься самолично противостоять Линану, то только понапрасну погибнешь.

– А какая разница? – закричала она на него. – Ты ведь рассказывал мне, что он сделал с твоими рыцарями. Так смогу ли я остановить его, даже если за моей спиной будет огромная армия?

– Не знаю… – покачал головой Гален.

– Тогда давай просто покончим с этим сейчас! Зачем без конца убегать?

– Затем, что я не утратил надежды – и не дам расстаться с надеждой тебе.

Чариона перестала противиться, и он снова потянул ее лошадь вперед, пустив свою рысью. Через некоторое время она забрала узду и поехала рядом с ним. Он слышал, как она тихо плачет в ночи, а затем поймал себя на том же.

Линан встретил свою армию у подошвы холма. Он не знал, скольких убил, но его все еще переполняла неудержимая ярость. Расширенными глазами уставился он на своих четтов, и те не могли встретиться с ним взглядом. Только Эйджер Одноглазый, повидавший в свое время больше ужасов, чем любой из них, смог выдержать его взгляд.

– С тобой все в порядке? – спросил он.

– Да, – напряженно кивнул Линан. – Никаких следов Чарионы?

– Никаких.

Несколько Красноруких тычками подогнали к нему группу безоружных людей, сплошь раненых, измотанных и явно до ужаса боящихся Линана.

– Кто это?

– Пленные, ваше величество, – доложил один из Красноруких.

– А я что-нибудь говорил насчет взятия в плен?

Краснорукие переглянулись, а затем покачали головами.

– Нам следует забрать их с собой в Даавис для допроса, – высказался Эйджер.

– Для чего? – осведомился Линан. – Их маленькая армия рассеяна, а предводительница бежала. Зачем сохранять жизнь этим изменникам?

– Изменникам? – выпалил один из пленников, а затем побледнел, сообразив, что наделал.

Линан сделал к нему шаг, вытянув руку, чтобы взять его за горло. Рыжего молодого парня. И остановился, не завершив шага.

– Я тебя знаю, – произнес он себе под нос.

Рыжий начал неудержимо трястись.

– Я уже где-то видел тебя, – продолжал Линан. Он резко выбросил руку вперед, схватив рыжего за подбородок и приблизив его лицо вплотную к своему. – Как тебя зовут?

Рыжий невольно уставился в эти желтые глаза, невольно заметил жесткую, белую кожу врага, невольно обделался от страха и боли.

– Отвечай! – крикнул Линан.

– Линан! – Эйджер положил руку ему на плечо. – Он не может ответить. Ты сломал ему челюсть.

Линан бросил рыжего на землю и выхватил меч. Одним взмахом он обезглавил пленного. Его с шипением окатило горячей кровью. Он нагнулся поднять голову за рыжие волосы. И снова вплотную приблизил его лицо к своему.

– Я таки ОЧЕНЬ даже хорошо тебя знаю. – Он повернулся к Зйджеру. – Моя лошадь с тобой?

Эйджер сделал знак, и один четт подвел к нему его кобылу. Он легко вскочил в седло, все еще держа в одной руке отрубленную голову, и бросил взгляд на Красноруких.

– Никакие пленные нам не нужны. Перебить их всех.

Когда колонна развернулась и двинулась обратно к Даавису, все слышали вопли истребляемых у них в тылу пленников. Гудон ехал рядом с Эйджером, и они вместе смотрели на скакавшего в авангарде Линана.

– Что он делает? – спросил Гудон.

– Разговаривает с головой, – ровным тоном ответил Эйджер.

– Он назвал пленных «изменниками», – отметил Гудон.

– А когда он допрашивал священника, то представился ему как король Линан. Раньше он никогда этого не делал.

– Верно, дружище. – Гудон нервно провел языком по губам. – Скажи мне, Эйджер Пармер, вождь клана, ты узнаешь еще нашего Линана или больше не узнаешь его?

Эйджер почувствовал, как по его деформированной спине прошел спазм, ощущение, которого он не испытывал дольше, чем мог вспомнить. И горбун знал, что именно это означало. Он снова учился бояться.

ГЛАВА 19

К небу вознеслись голоса тысячи скорбящих четтов. Стоя совершенно неподвижно около своих лошадей, откинув головы назад, раскрыв рты, они с идеальной согласованностью тянули песню мертвых. Этот рыдающий вой, казалось, исходил от самой земли, самих Океанов Травы. Над ними не летало птиц, а вокруг не двигалось ни одно животное.

На земле, окружающей тысячу скорбящих, лежали кости тысяч четтов, останки клана Эйнона. Жаркое летнее солнце и пожиратели падали сделали кости белыми, как бивни; их отблеск в траве был заметен с расстояния во много лиг. Когда Эйнон впервые увидел это поле, то уже знал, что это такое, хотя никакой личный опыт не мог подготовить его к такому. Все его тело вдруг налилось чугунной тяжестью, и все же он по-прежнему ехал вперед, заставляя себя вести уцелевших из клана Лошади к этому полю смерти.

Когда песня мертвых закончилась, четты вскочили на лошадей и собрались вокруг Эйнона. Как ему показалось, в тот миг все они, даже шесть сотен, принадлежащих к числу улан и Красноруких Линана, были готовы последовать за ним до самого края земли для отмщения.

«Да будет так, – подумал он. – Линан дал мне добро простирать свою месть до каких угодно пределов, и я хочу дойти до самого источника».

– Мы не станем собирать кости, – сказал он всем. – Никакого погребального костра не будет. Это поле, которое мы называем Путем Солнцестояния, навеки станет кладбищем наших погибших. Никакой скот никогда не будет пастись здесь, никакой другой клан никогда не назовет эту территорию своей. Отныне и до скончания Океанов Травы именно здесь каждое лето будет собираться клан Лошади и петь песню мертвых, дабы духи наших родных и друзей покоились в мире, зная, что они не забыты, и их смерть не осталась неотомщенной.

В ответ не грянуло криков, никто не подхватил его выкрика. Эйнон развернул лошадь на запад, и вся колонна медленно, дабы не потревожить останков, проехала по полю смерти.

Если б Декелон не был с Амемуном все время набега саранахов на Океаны Травы, то нипочем не узнал бы его. Аманит настолько потерял в весе, что был теперь таким же худым, как любой из его воинов пустыни; он состриг бороду, оставив от нее лишь щетину, а взятая им у убитого четта сабля стала ему теперь самым близким другом – Декелон был уверен, что аманит по ночам разговаривал с ней.

Самая большая перемена проявлялась в бою. Амемун всегда одним из первых бросался на врага, убивал больше всех и меньше всех был склонен к пощаде.

Месть творит чудеса, размышлял Декелон. Она была тем самым ветром, который свыше века назад унес его народ с принадлежащей ему по праву степной территории в южные пустыни, а теперь нес их обратно в степь. Именно этот ветер в огромной мере определял политику и общество саранахов и, насколько Декелон мог разобрать по рассказам Амемуна о дворах в Пилле и Кендре, политику и общество на всем континенте. И этот ветер вдохнул теперь в старое тело Амемуна новую жизнь, придав ему силу и выносливость куда более молодого человека, сочетаясь с ненавистью, которую может вызвать лишь потеря не просто того, кого любишь, а того, вокруг кого вращалась вся твоя жизнь.

И Декелон знал, что такая месть может также стать и помехой.

– Не понимаю, почему мы не можем продолжить, – спорил Амемун. – Мы можем выделить еще сотню для доставки этой добычи домой к вашему народу. Все равно у нас остается…

– Слишком мало воинов, – не дал ему договорить Декелон. – Каждая битва понемногу сокращает нашу численность. При последних двух нападениях на кланы четтов мы не истребили их, а лишь рассеяли, заставив разбежаться на запад и север. Слух о нашем присутствии распространяется, и скорее раньше, чем позже, кланы в этой части Океанов Травы объединятся и двинутся на нас.