Шут. Книга 3 (СИ) - Кочешкова Е. А. "Golde". Страница 20

— И вы решили меня обмануть…

— Да… Нет! Не обмануть… я не знаю… — Шут закрыл лицо руками. — Тогда казалось, это будет лучше…

Долгое время после этих слов в комнате висела глухая мертвая тишина. Потом Руальд с ненавистью сбросил со своего стола какие-то бумаги и отыскал под ними трубку. Когда кабинет наполнился дымом, как добрая коптильня, он с напряжением спросил:

— Кто еще знает?

— Торья… — прошептал Шут.

— Что ж… — промолвил Руальд. — У меня давно было желание сместить нашего министра безопасности… Пожалуй я все-таки позволю себе это удовольствие. Поскольку на его месте мне нужен человек, который сумеет внушить всем — ты слышал, всем! — что Фарр мой сын!

— А?..

— Я не отдам тебе его, — король уже вполне пришел в себя и теперь был почти спокоен, собран и решителен. — Раз уж у меня не может быть другого наследника, пусть будет этот мальчик. Я люблю его, — он замолчал ненадолго. — А ты… если ты еще хоть где нибудь ляпнешь то, что я узнал здесь… Пат, я тебя убью наверняка.

Часть вторая.

Жажда крови

1.

В храме было тихо, пусто и темно. Только одинокая лампада у алтаря разгоняла густой сумрак. Да еще невысокая свеча в руке у Шута… Он стоял перед ликами богов, неотрывно глядя на лепесток пламени, что колыхался от невидимых сквозняков. В этот час никто больше не искал милости высших сил, обитатели Внутреннего города давно спали.

Капля воска скатилась со свечи и поначалу больно обожгла ладонь, но уже спустя мгновение утратила свой жар, застыв прозрачной чешуйкой на сгибе большого пальца. Шут отвел глаза от огня и машинально подцепил ногтем восковую пластинку.

Он не боялся боли. Ему казалось, страдание тела — ничто по сравнению с муками души. И если уж быть до конца честным… Шут даже хотел, чтобы оно страдало. Ему хотелось увидеть кровь на своем лице… быть может эта боль принесет избавление от невыносимого чувства вины и стыда.

Он понимал, что оставаться при дворе немыслимо. Руальд не желал больше не видеть, ни слышать своего бывшего друга. Оно и не удивительно…

Всего три дня прошло после их 'беседы', когда Руальд чуть не пришиб Шута. Всего три… Будто пропасть между тем, что было, и нынешним сбывшимся кошмаром. Сначала Шут хотел просто подняться на Небесную стену и — головой вниз. Но понял, что не сможет. Слишком велика оказалась любовь к жизни. А любовь к Элее — еще сильней. Тогда он решил записаться в ряды славной королевской армии и хоть таким образом принести пользу своему монарху. Однако вид заточенного железа по-прежнему доводил Шута до потери сознания. О какой войне тут может идти речь… Нар говорила, это лечится, но Шут не знал как, да и в любом случае сама мысль об убийстве вызывала отвращение.

Судьба словно смеялась над ним — сделав круг, она снова бросила Шута в ту же точку, откуда все началось год назад. Снова едкая усмешка Торьи, немилость короля, необходимость быть с ним рядом и невозможность оставаться на своем месте. Вот только мысль о том, чтобы снова надеть платье служанки более не представлялась Шуту разумной. Эту роль он отыграл… А новой не выдумал.

Еще одна капля воска стекла по свече на руку, обожгла мгновенной болью.

Нет, Шут никогда не был особенно набожным. Детство, проведенное в монастыре, наложило особый отпечаток… Но теперь он искал любые пути, чтобы хоть как-то найти себе прощение. Конечно, про обычную церемонию покаяния Шут и не думал, прекрасно понимал — все эти ритуалы созданы исключительно для успокоения совести, а на самом деле они имеют не больше смысла, чем разговор с ветром или небом…

Никакой священник не сумеет отпустить вину, если душа полна ею до краев.

Именно поэтому Шут пришел в храм глубокой ночью, когда спала даже старая настоятельница, известная своей бессонницей. Он не хотел ничего говорить ни ей, ни любому другому монаху, но стоя перед ликом божественной троицы с удивлением почувствовал то, на что не обращал внимания в детстве. В храме обитала Сила. Особая, ничуть не похожая на магию Ваэльи или колдовство Кайзы. Шут не знал, можно ли ее как-то использовать, но у него и не было такого намерения. Его просто завораживал этот поток чистой гармонии, исходящей от божественных ликов — он словно бы и самого Шута делал чище…

'Матушка… небесная защитница… — мысли его были сбивчивы, как у влюбленного подростка на первом свидании, — прошу тебя, помоги… Не оставь меня одного, не оставь меня во мраке…

Много лет назад в его голову вбивали сотни молитв и песнопений, но Шут никогда не считал их лучшим способом общаться с богами. В своих мыслях он редко обращался за помощью, полагая, что небесный Отец и сам знает, когда нужна его защита, а Матери известны все желания Шута. И незачем тревожить их понапрасну. Но иногда, в самые трудные мгновения, он все же взывал о милосердии…

Где-то далеко в глубине храма скрипнула тяжелая дверь.

Шут вздохнул и отошел от алтаря. Ему вовсе не хотелось ни с кем встречаться. Оставив свечу на высоком короде, он незаметно канул в темную арку галереи, окружающей главную молельную залу. Все храмы чем-то похожи меж собой… И каким бы невеселым ни было детство Шута, а запах лампад и гулкие коридоры с неизменными фресками все равно оставались для него родными. В любом храме он чувствовал себя уверенно и мог бы с закрытыми глазами найти и кабинет настоятеля, и колокольную башню, и, уж конечно же, кухню. Почти наощупь Шут пробрался к выходу — не главному, а для самих монахов, а оттуда через внутренний храмовый двор выскользнул на одну из улочек города.

В этот глубокий ночной час Шут казался бесплотной тенью, призраком. Он шел, обходя фонари, укрываясь в самых темных проулках. Непонятное чувство тревоги глухо стучало в висках: 'Будь осторожен, будь осторожен… Шут и сам не знал, откуда оно взялось, но предпочитал не проверять… Чутье еще ни разу его не обмануло.

Шел он во дворец. Беседа с богами, увы, не обернулась чудом — Шут по-прежнему не имел ни малейшего представления, как жить дальше и что делать. Но больше ему некуда было возвращаться.

Солнечный Чертог давно стал для Шута домом.

Впрочем…

Он внезапно сбился с шага. Следом за мыслью о доме пришла другая… и Шут даже удивился, как она не посетила его раньше.

Монастырь. Маленькая община при дворцовом храме. Мать настоятельница очень хорошо знала господина Патрика. Она не отказала бы ему в приюте… Эта женщина всегда говорила, мол, побойся богов, мальчик, разве можно жить так! А теперь у него достаточно поводов, чтобы укрыть за раскаянием нужду оставаться рядом с королем. Конечно, это вызовет большие толки среди обитателей Чертога, да и всего Внутреннего Города… Вот только разве Шута испугать слухами?..

Нет, монахом он становиться он не хотел. Это все-таки серьезный шаг, уже не игры в маскарад. Зато с послушника взятки гладки — тот, кто не приносил обета верности богам, имеет право вернуться к мирской жизни.

А Шуту вернуться нужно было обязательно. Где-то очень далеко, на белокаменном острове его ждала любимая. И еще не родившийся сын.

'Это ведь ненадолго, — успокаивал он сам себя. — Я только придумаю, как найти этих… в масках… и пусть потом Руальд делает с ними, что захочет… а я вернусь в Брингалин. Начну там новую жизнь… в ученики к Ваэлье подамся, буду лечить людей…

Как ни крути, а идея с храмом была хороша. Стоило обдумать ее получше и не затягивать с решением.

— Господин Патрик! — мальчик-паж с невероятно серьезным лицом догнал Шута возле самых дверей библиотеки, куда тот решил наведаться сразу после позднего завтрака, больше походившего на обед. — Господин Патрик, леди Дана изволит видеть вас!

Шут повел бровью. Стоило ли так бежать, чтобы сообщить подобную глупость. Зачем он мог понадобиться этой красивой богатой дамочке?

— По какому поводу, — спросил Шут мальчишку.

Паж торопливо одернул курточку и пригладил волосы.

— У нее к вам разговор большой важности, — парнишка постарался придать весомость своим словам и сделал строгую мордашку.