Александр Агренев. Трилогия (СИ) - Кулаков Алексей Иванович. Страница 89

– Ротмистр, мы вас слушаем.

Если речь Розуваева слегка сжать и избавить от разного рода канцеляризмов, то получалось примерно следующее: командир заставы выражал крайнее недовольство своим подчиненным, вменяя ему целый букет прегрешений. Многочисленные нарушения субординации: где это видано, устраивать какие-то там засады без ведома вышестоящего командира или требовать приказы в письменной форме?! Непонятные заигрывания с нижними чинами, доходящие до откровенного панибратства, подозрительные занятия-сборища, вечное самоуправство. Не поэтому ли сразу тридцать восемь ветеранов подали прошение об отставке? И самое тяжкое – это…

– Были убиты после того, как были задержаны! Я считаю расстрел безоружных не просто возмутительным, а позорящим честь русского офицера!

– Однако, ротмистр, вы понимаете, что вы сейчас сказали?

– Вполне!

– Гм, хорошо…

Сергей Юрьевич озабоченно нахмурился, минуту помолчал и с явной надеждой обратился к князю:

– Александр Яковлевич, вам есть что ответить на эти… на это заявление?

– Да, господа. По поводу вчерашнего мероприятия. Мне поступил сигнал от одного из моих информаторов о возможной проводке каравана. Время было позднее, и я не смог согласовать свои дальнейшие действия с командиром заставы – по причине его отсутствия и в канцелярии, и на квартире. Дальше… Сигнал оказался верным, и караван был перехвачен, причем я отдал приказание стрелять по ногам, что и было исполнено – все без исключения задержанные имеют почти одинаковые раны.

– Простите, что перебиваю вас, ротмистр (Розуваев даже дернулся, когда услышал эту фразу), а как же убитые?

– Вы знаете, Валериан Петрович, перестрелка в условиях такой видимости, практически в полной темноте… Я удивлен, что выживших оказалось так много.

– Н-да… пожалуй, что вы правы. Продолжайте, прошу вас.

– Теперь по поводу убитой троицы. Некто Миклош, Эмил и Влодзимеж, если я не ошибаюсь? Они являлись старшими среди задержанных контрабандистов и были допрошены мной на предмет установления их личности. Сотрудничать отказались и, когда их возвращали к остальным задержанным, напали на конвойных, попытались сбежать, на предупредительные крики и выстрелы не реагировали. Итог для них был вполне закономерен. Свидетели происшедшего – старший унтер и четверо солдат первого отделения моего взвода. Их рапорта я передал ротмистру Розуваеву вместе со своим. После этого инцидента я приказал связать всех живых контрабандистов и вести их на заставу, причем троих тяжелораненых повезли на лошадях. Собственно… пожалуй, на этом все.

– Понятно. А вот скажите, князь, почему нижние чины были вооружены винчестерами, а не штатным оружием?

– Дело в том, Сергей Юрьевич, что есть такое распоряжение господина ротмистра – всемерно беречь казенное имущество, в том числе и патроны к ружьям Бердана. Мне проще выдать нижним чинам свое оружие и свои боеприпасы, чем писать пространную объяснительную по поводу чрезмерного и ничем не оправданного расхода патронов.

– Однако! Гм, ладно, господа. Я думаю, нам следует считать весь этот разговор досадным недоразумением. А также поздравить Александра Яковлевича с очередным успехом! Я посмотрел… немного. Думаю, что премия выйдет не меньше тридцати тысяч. А вон и чиновники из Таможенного департамента появились!

Подполковник Росляков был полностью и категорически согласен с Блинским, корнет шумно переводил дух, ротмистр Розуваев угрюмо багровел, но молчал – идти против мнения сразу двух старших офицеров? Только ненавистный ему подчиненный не спешил радоваться, а подозвал вестового и тихо что-то приказал ему.

– Ну-с, Александр Яковлевич, как я посмотрю, ваша удачливость вас не оставила!

– Благодарю за лестные слова, Сергей Юрьевич, но боюсь, это был последний перехваченный караван на данной заставе.

– Вот как? Князь, вы преувеличиваете. Но, право же, мне искренне жаль будет расставаться с вами.

– Дело не в моей скорой отставке, дело в нынешнем командире Олькушской заставы.

Бригадный адъютант недоуменно взглянул на удивленного не меньше его ротмистра и осторожно уточнил:

– Вы не могли бы выразиться… точнее?

– Охотно, Сергей Юрьевич. Приказы, которые издает ротмистр Розуваев, заставляют меня думать, что он очень заботится о безопасности и удобстве для господ контрабандистов. Может, он им сочувствует? Или вообще имеет свой финансовый интерес.

– Что?!

Григорий Анатольевич аж почернел лицом, до того ему стало дурно. Хватая ртом воздух, он не мог решить, что ему делать в первую очередь. Что-то орать, пардон, говорить ему просто не хватало сил и кислорода, молчать же было нельзя. А попытка положить руку на кобуру привела к тому, что на столе перед штаб-ротмистром материализовался штатный «смит-вессон». Недолгое, но очень тяжелое молчание разорвало появление запыхавшегося вестового с пухленькой папкой в руках.

– Вот, вашбродь… Разрешите идти?

– Ступай, голубчик, ступай. А вот, господа, мои доказательства. Это, изволите ли видеть, приказ о прекращении занятий по боевой подготовке с нижними чинами, это запрет на любую стрельбу в сторону границы. Надеюсь, все помнят, откуда к нам поступает контрабанда? Это распоряжение об экономии боеприпасов. Кстати, вы знаете, как именно несуны убили дозорных третьего взвода? Они просто послали одного молодого паренька с небольшой торбой на спине. Он якобы поздно заметил дозорных и бросился убегать, а они, естественно, за ним: им ведь было запрещено стрелять по нарушителям, даже предупредительный в воздух – и то нельзя. Их заманили в засаду и спокойно убили, и так же спокойно провели караван. Кстати, повторить это достаточно легко в любом месте дистанции. Так что потери еще будут. Далее… Вот приказ, запрещающий мне прореживать кустарник, в котором так любят прятаться контрабандисты. А вот, господа, небольшая подборка статистики: численность задержанного контрабандного товара за апрель – июнь прошлого и этого года… Право же, Сергей Юрьевич, не сочтите за лесть, но при вашем командовании дело обстояло куда как лучше.

По мере того как Александр выкладывал все новые и новые листы с подписью ротмистра, последний все больше и больше бледнел. А вот два старших офицера становились все озабоченнее: как-то уж слишком похоже на правду все выглядело.

– По поводу прошений об отставке. Я беседовал с поименованными в этом списке нижними чинами, и все они, как один, высказали одну причину, по которой подали свои прошения – интенсивные строевые занятия, иногда до шести часов в день, вместо положенного им отдыха. Господа, я считал, что на границе требуются несколько иные умения. Или планируется большой смотр-парад? Далее… Ротмистр забыл упомянуть в своем рапорте трехнедельной давности, что утрачено оружие дозорных, а именно два ружья системы Бердана. Вместо этого он приказал отрядному фельдфебелю изыскать замену. Тот, конечно, нашел. Не знаю только, чего это ему стоило. У этой замены полностью расстреляны стволы и крайне изношен ударно-спусковой механизм, то есть они годны исключительно для того, чтобы пугать издали. Как из них в случае надобности будут стрелять солдаты – натуральная загадка…

– Это все, Александр?

Видимо, от волнения или расстройства Блинский позволил себе некоторую фамильярность, но его можно было понять – далеко не каждый день узнаешь такие новости. Подполковник молчал, но бросал на Розуваева такие убийственные взгляды, что того лихорадило.

– Почти, Сергей Юрьевич. Господин ротмистр не так давно заявил, что я позорю честь русского офицера. На это полагается только один ответ. Я к вашим услугам, милостивый государь! Или мне нужно вас оскорбить так же, как вы меня?

Ротмистр величественно встал, обвел всех взглядом загнанной собаки и потерял сознание.

«Устал, сердешный. Или к нему дядя Кондратий пришел?»

В поднявшейся суматохе спокойствие сохранили только князь и бригадный адъютант: первый аккуратно собрал все листы обратно в папку, а второй эту самую папку принял, немного помедлил и приказал: