Глинглокский лев. (Трилогия) - Степной Аркадий. Страница 27
– Тебе, Гарт, надо было не в солдаты, а в купцы податься, уж больно складно голову задурить умеешь, – сыронизировал Рустам, Гарт на его издевку не обиделся, только усмехнулся. А Рустам уже серьезно у него спросил: – Ты лучше скажи, что нас ожидает на самом деле?
– А ничего хорошего. – Гарт пожал плечами. – Жить нам осталось не больше месяца. Это я тебе могу обещать твердо.
– Что, совсем без шансов? – помрачнел Рустам.
– Ну почему? Есть шансы. – Гарт сплюнул на землю. – Хреновые только шансы, помнишь, ты тогда рассказывал Дайлину о ло-те-ре-е? – старательно произнес Гарт незнакомое слово. Рустам вспомнил и кивнул, мол, было такое дело.
– Так вот, – продолжил Гарт, – шансы примерно такие же, только похуже.
– Уверен?
– А ты вспомни, где ты находишься? – ответил ему Гарт вопросом на вопрос. – Мы живой щит, наша единственная обязанность – прикрыть своими телами другие полки. Мы – безнадежные, овцы его величества. Кто бы в этой войне ни победил, наше место в самом пекле, в самом горячем месте боя. Нас никто не будет беречь, напротив, пожертвуют при первом же удобном случае. Потому что наши отряды для этого и создали. Чтобы принести в жертву демонам войны. И если мы даже выживем в первом бою, это всего лишь будет значить, что мы сдохнем во втором или в третьем. Конечно, существует много историй о том, как безнадежных за проявленную доблесть переводили в коронные полки. Рассказывают даже, что многие из них живут сейчас в радости и достатке. Вот только я на своем веку не встретил ни одного солдата или наемника, который бы лично знал хотя бы одного такого счастливца. Дальше продолжать или достаточно?
– Достаточно, – мрачно ответил ему Рустам. – И что же нам тогда делать?
– Жить. И постараться выиграть в эту твою ло-те-ре-ю.
Рустам посмотрел на него, Гарт был собран и серьезен, он не производил впечатления обреченного человека. Скорее был похож на игрока, твердо решившего обыграть судьбу в неравной игре. Некоторое время Рустам смотрел ему прямо в глаза, а затем медленно кивнул:
– Давай постараемся. Жизнь того стоит, верно?
– Верно, братец, она того стоит.
Гарт протянул свою громадную ладонь. Рустам крепко ее пожал.
– Гарт, если что… вытягивай мальчишку, обо мне забудь.
– Договорились, – согласился Гарт и лукаво усмехнулся: – Сделаю это с удовольствием, твоя желтая рожа мне уже изрядно надоела.
Рустам слабо улыбнулся в ответ, он знал, что Гарт, несмотря на свои слова, его не бросит и Дайлин тоже никогда его не оставит в беде. А если рядом с тобой есть целых два таких человека, то унывать просто смешно.
Такими их и застал подоспевший Дайлин, улыбающимися и готовыми принять вызов судьбы.
Город встретил безнадежных настороженно. Вооруженные до зубов стражники на воротах смотрели угрюмо. Встретившиеся им по пути в казарму горожане выглядели встревоженными. Люди были растеряны и напуганы, то и дело слышался нервный смех. Стражникам не приходилось кричать, чтобы расчистить дорогу. Увидев солдат, люди расступались сами, прижимались к стенам и провожали их взглядами. Кто-то, узнав безнадежных, лишь обреченно махнул рукой, но большинство смотрело на них с надеждой. Одна особо сердобольная женщина, посмотрев на заострившиеся от голода лица солдат, всплеснула руками и, заскочив домой, вынесла оттуда целую корзинку со свежеиспеченным хлебом. Хлеб быстро разошелся по рядам, примеру женщины последовали и другие горожанки. Солдат угощали хлебом, вареными яйцами, сыром и даже жареным мясом. Безнадежные замедлили шаг, многие остановились, торопливо поглощая неожиданное угощение, но закричали сержанты, засвистели в воздухе капральские дубинки, и колонна, возобновив свой путь, в скором времени благополучно достигла своей родной казармы.
Казармы встретили их той же растерянностью и страхом, что и город. Пожалуй, здесь страха было даже больше, ибо все – начиная с самого капитана и заканчивая мальчишкой-барабанщиком – понимали, что их свидание с войной не за горами. Если за пределами казармы преобладала надежда, то на территории безнадежных царили тоска и безысходность. Сразу за воротами полк встретил лично капитан в окружении унтеров и первых сержантов. По приказу сержантов проходящие мимо капитана безнадежные кричали нечто невразумительное и даже пытались отдать ему честь. Глаза капитана взирали на вернувшихся подчиненных с неприкрытой тоской.
Рустам, проходя мимо него, постарался выпятить грудь и, вскинув руку, прокричал приветствие вслед за всеми. Его невольно поразила перемена, произошедшая в капитане. Он видел капитана до этого дня лишь дважды, и тот напомнил ему тогда чиновника районной администрации – надменного, спесивого и краснощекого, разговаривавшего с людьми не иначе как сквозь зубы, уверенного в своей избранности и проникнувшегося чувством собственной важности и исключительности. Куда все это делось? Сейчас он больше походил на чиновника, пойманного на взятке с поличным; губы трясутся, глаза испуганно бегают, щеки отвисли, толстые пальцы, унизанные золотыми перстнями, дрожат от страха: глаза мутные, лицо бледное, на лбу испарина. Жалкое зрелище. Впрочем, капитан был не одинок. В отличие от только что вернувшихся солдат все, кто находился в родных казармах, о войне уже знали. Куда ни посмотри, везде расширенные от страха глаза и позеленевшие от испуга лица. Единственное исключение составлял старик целитель, и то, наверное, лишь потому, что был, по своему обыкновению, мертвецки пьян.
Безнадежных развели по казармам. Сержантов и капралов вызвали к капитану. Потерявшие свой извечный румянец и позеленевшие от нехороших предчувствий, солдаты из хозотряда разнесли по казармам ужин. Их вытянутые лица и дрожащие пальцы вызвали немало радости среди остальных солдат.
Ужин давно закончился, а капралы все не возвращались. Безнадежные оказались предоставлены сами себе. Слух о войне наконец распространился по казармам, проговорились солдаты из хозотряда. Стали известны и подробности. Три дня назад эльфийский герцог Эландриэль, объединившись с королем гномов Торбином, перешел юго-западную границу и вторгся на территорию Глинглокского королевства.
Первоначальное возбуждение, охватившее при этом известии безнадежных, сменилось липким и неприятным страхом. Страх, казалось, был везде. Он, словно туманом, повис в казармах, заставляя говорить тише и вызывая тошноту. Страх был осязаем, его холодные пальцы сжимали сердце и гладили по лицу. Рустам лежал на своей циновке, широко раскрыв глаза, прислушивался к испуганному шепоту и дрожал от холодного озноба. Он снова, как в детстве, боялся темноты и испытывал постыдное желание спрятаться с головою под одеялом. И он был не одинок. Безнадежные разожгли все свечи, оставленные про запас, и в казарме было светло как днем. Но люди все равно боялись.
Брин с компанией сел за стол в надежде развлечься игрою в кости, но их хватило ненадолго. Люди не думали о наживе или об удовольствии, люди думали о смерти и войне. Всегда самоуверенное лицо Брина поблекло. Он не балагурил, по своему обыкновению. Тихо сидел за столом, положив подбородок на сложенные перед собой мускулистые руки, и неотрывно смотрел пустым взглядом на пламя толстой свечи. Его шайка собралась вокруг него в явной растерянности. Им как никогда раньше нужен был вожак, но вожак сам был напуган и не знал, что делать.
Отчаяние царило в помещении. Оно мешало дышать и черпало силу в испуганных душах людей. Рустам смотрел на тени, игравшие на стене, и покрывался холодной испариной. Спроси его сейчас, чего он боится, он бы, наверное, даже не смог ответить. Как не может ответить птица в резко взлетевшей стае, от чего именно она спасается бегством. Просто страх, просто отчаяние – обыкновенная животная паника. Хочется вскочить и куда-то бежать или просто зарыться в землю, спрятавшись от окружающего мира. Гарт свесил свою большую голову через край кровати. Понимающе посмотрел вначале на дрожавшего в ознобе Рустама, а потом на позеленевшего Дайлина и спрыгнул на землю.