Ведьмаки и колдовки - Демина Карина. Страница 7
В каждом городе уже имеется.
А в Познаньске — так цельная Академия.
Вот и мучился Мстивойт, втайне страдая от этакой жизненной несправедливости. Хоть ты и вправду к упырям посла отправляй, налаживай отношения с альтернативными носителями разума…
Мстивойт вздохнул, поскольку и в полусне идея выглядела диковатой.
Посла было жаль: сожрут же…
— Дорогой, — этот голос спугнул картины, в которых Мстивойту ставили памятник, бронзовый и конный, как полагается, а еще именем его называли улицу… — я так и знала, что найду тебя здесь!
Ее величество, не дожидаясь приглашения, сели.
В полумраке библиотеки королева была почти красива. Ей шло и это платье из темно-зеленой переливчатой тафты, и ожерелье из змеиного камня, прикрывавшее шею, на которой уже появились первые морщины.
— Это так утомительно, — пожаловалась она, открывая толстый том очередного жизнеописания, кажется, святого Варфоломея, прославившегося тем, что донес до дикарей-каннибалов слово Вотана…
…а может, не такая и дурная идея с послом-то? Каннибалы небось не так уж сильно от упырей отличались?
— Ты должен сказать Матеушу, что он ведет себя неразумно!
— Что опять?
— Вот. — Ее величество с готовностью подсунули уже знакомую желтую газетенку, сложенную вчетверо. Со страницы на короля, насупившись, выпятив нижнюю фамильную губу, которая на снимке выглядела несообразно огромной, смотрел Матеуш. — Они пишут, что он собирается сделать этой… девице предложение!
— Чушь, — с зевком ответил король.
…и мысленно добавил, что если его наследник будет столь глуп, что нарушит договоренность со сватовством, то и вправду отправится нести упырям слово Вотана.
Разумное и вечное.
— Полагаешь? — Королева хоть и не отличалась особой мнительностью, но, когда дело касалось старшего отпрыска, предпочитала все же перестраховаться. Матеуш был умным мальчиком… но мальчиком… а во дворце — полно коварных хищниц…
— Надеюсь. — Его величество вновь зевнули, широко и смачно, до ноющей боли в челюсти. — Народ любит сказки, вот ему и пытаются продать очередную…
Он газету развернул.
— Посмотри сама, новость даже не на первой странице… сами понимают, что чушь…
Первую страницу занимал броский заголовок «Любовь и ревность: смертельные страсти в познаньской полиции».
А разворот радовал снимком.
Его величество хмыкнули и перевернули газету вверх ногами, разглядывая изображение пристально, точно надеясь увидеть нечто иное, сокрытое…
— Это просто ужасно, — сказали ее величество, которая газету уже прочитала, а эту статью так и вовсе два раза, в особо трогательных местах — а рассказчик был очень эмоционален, — вздыхая. Страстей в ее жизни не то чтобы не хватало, скорее уж были они привычными, все больше с политическою подоплекой… тут же иное.
Дела сердечные.
Любовь. Ревность, едва до смертоубийства не доведшая… и, несомненно, раскаяние, которому, как виделось ее величеству, прежде Аврелий Яковлевич был чужд.
— Забавно, — сказал король, возвращая снимок в исходную позицию. — И несколько… неожиданно…
С Аврелием Яковлевичем он был знаком и мнил себя если не другом — все же королевская дружба понятие скорее умозрительное, — то всяко лицом, к ведьмаку расположенным, облеченным доверием. А потому удивительно было читать об этаких Аврелия Яковлевича пристрастиях. Да и ненаследный князь Вевельский, к слову, его величество несколько раздражавший лихостью — каковая виделась показной, — слыл большим охотником до слабого полу.
Надоело им, что ли?
И ладно если бы так, но… к чему сии представления в королевском парке устраивать? Иных мест не нашлось?
— Мы должны что-то сделать. — Окончательно уверившись, что новость о намерениях Матеуша жениться на девице неподходящей — все же мальчик разумен, пусть и молод, — рождена исключительно воображением репортеров, ее величество переключились на иные проблемы.
— В ссылку отправить? — Мстивойт нахмурился.
Во-первых, на дворе небось не смутные времена, чтобы за дела частные людей в ссылку отправлять, и вряд ли сия мера найдет поддержку у народа. А во-вторых, сослать-то можно, но кем Аврелия Яковлевича заменить? А ежели только князя отправить, что Мстивойт, положа руку на сердце, сделал бы весьма охотно, ведьмак, глядишь, обидится…
— Вотан милосердный! Ну отчего сразу в ссылку?!
— Так не на плаху же!
— Дорогой… — Королева протянула было руку к газете, но его величество сей жест проигнорировали. «Охальник» оказался неожиданно забавен, всяко интересней жизнеописаний. — …У вас какое-то несовременное мышление. Плаха, ссылка… да во всей Эуропе сие, простите сказать…
…королевский мизинчик стыдливо указал на газетенку…
— …давно уже не считается грехом.
Мстивойт хмыкнул.
— И что вы предлагаете?
— Мы… мы должны показать пример толерантности и широты мышления.
— Это каким же образом?
…пример толерантности и широты мышления… фраза-то какая красивая… прямо-таки просится на бумагу, в официальную биографию…
…интересно, отметят ли толерантность потомки? Желательно, чтобы памятником…
— Устроим им свадьбу.
— Свадьбу? — осторожно переспросил Мстивойт, поглядывая на супругу искоса: не шутит ли. Хотя за прошедшие годы он имел возможность убедиться, что у дорогой его жены чувство юмора отсутствовало напрочь. И сейчас ее величество были предельно серьезны.
И вдохновлены собственной идеей.
Вон как щеки зарозовелись… и все-таки, несмотря на некрасивость, она была по-своему привлекательна. И как-то отстраненно Мстивойт подумал, что в целом с супругой ему очень даже повезло.
Мила. Воспитана.
Умна.
…правда, иногда ее одолевали идеи престранные, наподобие этой.
— Свадьбу, — повторила королева. — Прекрасное торжество во дворце… пригласим послов: пусть видят, что в королевстве не чураются новых веяний. Вы выступите посаженым отцом… хотя нет, лучше пусть ваш дорогой кузен… он тоже член королевской фамилии…
Мстивойт слушал, кивал и думал, что если потомки и оценят широту его взглядов, то памятником вряд ли облагодетельствуют… да и не нужен ему памятник за этакие заслуги.
— Простите, дорогая… кто из них будет невестой?
— Себастьян, — ответила королева, не задумываясь, и тут же пояснила: — На нем лучше платье сядет…
Его величество хмыкнули. Все же не отпускала его мысль, что ненаследный князь этакой заботы не оценит.
— А вы уверены, что свадьба им нужна?
Королева нахмурилась.
— Конечно. Они ведь любят друг друга. А если любят, то должны хотеть пожениться.
С этим утверждением Мстивойт мог бы и поспорить. Любовь с ним приключалась не то чтобы частенько, но временами, однако желания связать судьбу с кем бы то ни было не возникало. Может, потому, что судьба эта была связана с ее величеством, а может, любовь приключалась какая-то неправильная.
— Дорогая, — король поцеловал сухопарую, костистую ладонь супруги, — давай для начала я поговорю с Аврелием Яковлевичем, а там уже решим… если он и вправду…
…а чем дольше над сим казусом Мстивойт думал, тем сильнее сомневался в истинности написанного «Охальником»…
— …так уж любит князя Вевельского, то препятствовать… воссоединению их мы не станем. Дадим разрешение на брак…
…но никаких пышных свадеб под королевскими знаменами. Толерантность толерантностью, но его величество крепко подозревали, что в народе к эуропейским тенденциям отнесутся без должного энтузиазма.
Себастьян, к счастью для себя, о высочайших планах понятия не имел и, сидя на кровати, пересчитывал розы. Очередную корзину доставили поутру. Меж тугих бутонов, посеребренных, видать, для пущей красоты, белел конверт, который хочешь или нет, а придется в руки брать.
И, вздохнув, Себастьян двумя пальчиками его вытащил.
Вскрыл тонким ножичком.
И с матом отшвырнул прочь: из бумажного кармана выпорхнула дюжина бабочек, которые разлетелись по комнате. С крыльев их осыпалась золотистая пыльца, и стоило вдохнуть ее, как в носу тотчас засвербело.