Машина времени (сборник) - Уэллс Герберт Джордж. Страница 20
Коробка спичек, избежавшая разрушительного влияния времени, конечно, была самой удивительной и в то же время самой счастливой находкой для меня. Еще более неожиданным стало то, что мне удалось найти одно хорошо известное нам вещество, а именно камфару. Я нашел ее в запечатанной банке, которая, тоже случайно, оказалась герметически закупоренной. Сначала я подумал, что это парафин, и разбил банку. Но запах камфары был несомненен. Это летучее вещество, уцелев среди всеобщего разрушения, пережило, быть может, многие тысячи веков.
И я вспомнил один рисунок – когда-то я его видел: он был сделан сепией, а сепия приготовлена из ископаемого белемнита [9], погибшего и превратившегося в окаменелость, вероятно, миллионы лет тому назад. Сначала я хотел выбросить свою находку, но потом вспомнил, что камфара воспламеняется и горит прекрасным ярким огнем. Она могла служить мне чудесной свечкой, и я сунул ее в карман.
Однако я не обнаружил каких-либо взрывчатых веществ и вообще ничего такого, что могло бы разрушить бронзовые двери. Самой полезной вещью, которую мне удалось найти, был железный обломок рычага, но, тем не менее, я с очень гордым видом вышел из галереи.
Не могу рассказать вам всего, что видел я в продолжение этого долгого дня. Потребовалось бы сильнейшее напряжение памяти, чтобы по порядку передать вам все мои приключения.
Помню длинную галерею с заржавевшим оружием и свои колебания: не взять ли мне вместо лома топор или меч? Взять с собой и то и другое я не мог, а мой железный лом мог оказаться полезнее при взломе бронзовых дверей. В этой галерее были ружья, пистолеты, винтовки. Большая их часть, конечно, превратилась в груду ржавчины, и только несколько предметов, сделанных из какого-то нового металла, прекрасно сохранились. Но от патронов и пороха давно осталась только пыль. Кстати, один угол галереи обгорел и разрушился – возможно, вследствие взрыва находившихся тут патронов.
В другом месте на глаза мне попалась большая коллекция идолов – полинезийских, мексиканских, греческих и финикийских. Я думаю, что тут были собраны идолы со всех стран света. И вот, уступая непреодолимому желанию, я начертал свое имя на носу какого-то каменного чудовища из Южной Америки, особенно поразившего мое воображение.
С приближением вечера мой интерес стал ослабевать. Я проходил одну за другой галереи, пыльные, безмолвные, часто полностью разрушенные. Во многих залах выставленные экспонаты представляли только кучу ржавчины и бурого угля.
В одном месте я увидел модель свинцового рудника и вдруг совершенно случайно нашел в герметически закупоренном ящике два динамитных патрона!
– Эврика! – воскликнул я и с радостью разбил ящик.
Но уже в следующее мгновение меня охватили сомнения. Я остановился в раздумье, потом, выбрав маленькую боковую галерею, сделал опыт.
Никогда в жизни не чувствовал я такого разочарования! Я ждал пять, десять, пятнадцать минут – взрыва не было! Патроны оказались только моделями; об этом я мог бы, пожалуй, догадаться сразу по их местонахождению. Будь динамит настоящим, я тотчас же кинулся бы к Белому Сфинксу и взорвал бы его вместе с его бронзовыми дверями и со своими шансами (как это и подтвердилось впоследствии) найти когда-нибудь Машину времени.
Насколько могу припомнить, затем мы прошли в маленький открытый дворик, находившийся внутри дворца. Дворик зарос травой, посередине росли три фруктовых дерева. Тут мы отдохнули и подкрепились.
Приближалось время заката, и надо было обдумать свое положение. Ночь надвигалась, а я еще не нашел безопасного убежища. Но это мало беспокоило меня теперь. У меня в руках была вещь, которая могла служить лучшей защитой против морлоков, – спички! Кроме того, в моем кармане была камфара – на тот случай, если понадобится более яркий свет.
Я подумал, что было бы лучше провести ночь в открытом месте и под защитой костра. А утром, не теряя зря времени, заняться поисками моей Машины. Для этой цели я запасся железным ломом, но теперь, после моих исследований, у меня было несколько иное отношение к бронзовым дверям. До сих пор я не решался ломать их, и больше всего потому, что меня пугало неизвестное там, за дверями. Прочными они никогда мне не казались, и я надеялся, что лом окажется вполне пригодным.
В темноте
Мы вышли из зеленого фарфорового дворца, когда солнце уже частью скрылось за горизонтом. Я хотел вернуться к Белому Сфинксу утром на следующий день, поэтому решил до наступления темноты пробраться через лес, задержавший меня в предыдущий раз. Мой план был таков: пройти как можно дальше, а затем разжечь костер и улечься спать.
По дороге я собирал сучья и сухую траву, попадавшиеся мне на глаза, и вскоре в руках у меня была целая охапка. Конечно, с таким грузом я продвигался медленнее, чем хотелось бы; к тому же Уина очень утомилась. Да и я порядком был измучен, и меня сильно клонило в сон.
Когда мы дошли до леса, уже стемнело. Уина остановилась на опушке, поросшей кустарником, и, боясь непроглядной тьмы, не хотела идти дальше. Что касается моего настроения, то странное предчувствие ожидающей нас опасности скорее толкало меня вперед, чем останавливало.
Я не спал ночь и два дня и находился в состоянии сильного возбуждения. Я знал, что ко мне подкрадывается сон, а вместе с ним и морлоки.
Пока мы стояли в нерешительности, я увидел позади нас, на черном фоне кустов, три темные скорчившиеся фигуры. Кругом были кустарники и высокая трава, и поэтому я не чувствовал себя застрахованным от их предательского приближения.
Лес, по моим расчетам, был не меньше мили в ширину. Если бы можно было пройти через заросли к открытому склону холма, то мы нашли бы вполне безопасное место для отдыха, а дорогу через лес я рассчитывал освещать при помощи спичек и камфары. Но чтобы зажигать спички, мне нужно было освободить руки, и поэтому я волей-неволей вынужден был бросить сучья, набранные для костра.
Вдруг у меня явилась мысль: а пожалуй, неплохо было бы поразить наших приятелей, устроив иллюминацию позади нас. Впоследствии я убедился, насколько необдуманным был мой поступок, но тогда он казался мне очень остроумной выдумкой для прикрытия нашего отступления.
Приходило ли вам когда-нибудь в голову, какое редкостное явление представляет пламя в природе, если климат местности жаркий? Солнечная теплота редко достигает такой силы, чтобы зажечь что-нибудь, даже если солнечные лучи сосредоточиваются в капле росы, как в фокусе зажигательного стекла, как это иногда случается в тропических странах. Молния ударяет и обугливает, но довольно редко бывает причиной большого пожара. Гниющие растения начинают иногда тлеть под влиянием теплоты, сопровождающей химический процесс гниения, но и в этом случае редко возникает пламя.
В период полнейшего упадка искусство добывания огня напрочь было забыто. Поэтому красные языки пламени, которые мгновенно взвились, принявшись лизать собранную мной кучу хвороста, были для Уины совершенно новым и странным явлением.
Она хотела подбежать к огню и поиграть с ним. Я думаю даже, что она бросилась бы в костер, если бы я не удержал ее. Но я взял Уину на руки и, несмотря на ее сопротивление, смело углубился в лес. В течение некоторого времени разгоревшийся костер освещал нам путь.
Оглянувшись назад, я увидел сквозь густые заросли, что пламя перешло на ближайшие кустарники и извилистая огненная линия поползла по холму, покрытому травой. Я подумал о морлоках, засмеялся и снова повернулся к темной чаще, стоявшей перед нами.
Кругом все было объято мраком. Уина, дрожа от страха, прижималась ко мне, но мои глаза уже привыкли к темноте, и я видел настолько, чтобы не спотыкаться. Сквозь густую тьму только местами просвечивали клочки голубого неба. Я не зажигал спичек, потому что на одной руке держал Уину, а в другой нес железный лом.
В течение некоторого времени я не слышал ничего, кроме хруста веток под ногами, слабого шелеста ветерка над головой, собственного дыхания и биения сердца; потом вдруг сзади послышался топот ног. Однако я упрямо продолжал идти вперед.
9
Белемнит – окаменелый доисторический моллюск.