Воспоминания фаворитки [Исповедь фаворитки] - Дюма Александр. Страница 103

Конвент объявил Тулон вне закона. Однако, несмотря на поднятый мятеж, в городе, как это ни поразительно, были сохранены республиканские формы правления и трехцветное знамя продолжало реять над ним. Роялисты полагали, что их цель еще не достигнута. Поглядывая в сторону моря, они видели, что там крейсируют суда англо-испано-неаполитанского флота, блокировавшие порт; они решили сдать Тулон англичанам и ценою этого предательства избежать последствий проклятия, которому предал их Национальный конвент.

Были начаты переговоры с адмиралом Худом, но тот не желал принимать никаких решений, не будучи уверенным в согласии генерала графа Мандеса, коменданта гарнизона, а также адмирала Трогова, командира эскадры. Те дали свое согласие, но куда труднее оказалось добиться того же от контр-адмирала Сен-Жюльена, фанатичного якобинца. Едва лишь узнав об их замысле, он, вместо того чтобы присоединиться к нему, собрал свой экипаж, произнес весьма красочную речь и под конец заставил всех офицеров и матросов принести клятву, что никто из них никогда не потерпит, чтобы вражеские корабли безнаказанно вошли в тулонский порт. Время для своего республиканского спича контр-адмирал Сен-Жюльен выбрал весьма удачно: его вышестоящий начальник как раз сошел на берег. А поэтому, видя, с каким единодушием не только его собственные подчиненные, но и экипажи соседних кораблей поклялись в верности Республике, г-н де Сен-Жюльен принял на себя командование эскадрой и поставил суда так, чтобы перекрыть рейд.

На этот раз роялистам надо было предпринять уже что-то отчаянное, чтобы не проиграть все. Армия генерала Карто, только что взявшая Марсель, шла на Тулон, а контр-адмирал Сен-Жюльен, перекрыв рейд, отрезал роялистам все пути к отступлению.

Отчаянная попытка была сделана, и она удалась.

Роялисты заключили с англичанами договор, согласно которому те, войдя в Тулон, займут город именем его величества Людовика XVII как его союзники. А затем, воспользовавшись этим договором и объявив флотилию пренебрегшей всеобщей волей жителей, они постановили применить против нее силу. Для начала они поставили офицеров-роялистов на все посты, что ранее занимали республиканцы, и прежде всего на форт Большая Башня, командиру которой они приказали держать батареи наготове и по первому сигналу обстрелять корабли как раз тогда, когда адмирал Худ начнет атаковать мятежную эскадру и попытается форсировать вход на рейд.

Новость не замедлила достигнуть ушей контр-адмирала Сен-Жюльена; он дал знать, что будет бомбардировать город, и на всех кораблях объявил боевую тревогу.

Дело чуть не дошло до гражданской войны, и неизвестно, чем бы все закончилось, если бы фрегат «Жемчужина», которым командовал лейтенант Ван Кемпен, не отделился от эскадры и не встал на сторону города. Тотчас этим воспользовался адмирал Трогов. Он перебрался на фрегат и поднял на нем свой вымпел командующего, прекрасно сознавая, каким почтением пользуется эта эмблема у моряков. И действительно, при виде вымпела часть судов покинула контр-адмирала Сен-Жюльена. Оставшись только лишь с семью кораблями, он решился проложить себе дорогу сквозь строй английской эскадры и провел этот маневр с неслыханной ловкостью. Однако с его уходом Тулон остался без защитников и роялисты, сделавшись там полновластными хозяевами, впустили в него англичан.

Хотя рассказу о подобных событиях не место в воспоминаниях женщины, я решилась отягчить им свое повествование по двум причинам: во-первых — все здесь описанное весьма значительно повлияло на более поздние события, в каких мне довелось сыграть немаловажную роль, и, во-вторых, моя близость к королеве позволила мне знать все до столь мелких подробностей, что они остались неизвестными даже историкам, писавшим об этой эпохе.

LX

Незадолго до прибытия капитана Нельсона в Неаполь я однажды пришла к королеве, может быть, несколько ранее обычного. К величайшему моему изумлению, мне было объявлено, что королева заперлась у себя и запретила кому бы то ни было входить к ней прежде, чем она даст на то позволение.

Поскольку для меня всегда делали исключение, я отступила, удивленная, что на этот раз все обстоит иначе, чем в другие дни. Но тут я услышала звонок — он доносился из покоев королевы.

Прислуга, поспешив на звонок, подбежала и сквозь закрытую дверь спросила:

— Что угодно вашему величеству?

— Позовите Луиджи Кустоди, — отвечала королева.

Желая узнать, с какой стати меня, подобно прочим, заставляют ждать у дверей королевских апартаментов, я крикнула:

— Ваше величество, я здесь!

— Эмма! — воскликнула она и тотчас распахнула дверь. — Прекрасно вижу, что это ты, — заявила она со смехом, — но почему ты здесь?

— Потому, — отвечала я, — что ваше величество запретили пускать к вам кого бы то ни было.

— Как будто ты когда-нибудь входила в число кого бы то ни было! Ты Эмма, то есть мой друг, единственная женщина, от которой у меня нет секретов. Входи же, входи!

Она звала меня, подкрепляя слова одобрительным кивком.

Я последовала за ней.

В спальной на широком канапе, стоящем напротив кровати, громоздился ворох бумаг: подобно водопаду, они низвергались с софы на пол.

— О мой Бог! — вскричала я. — Надеюсь, ваше величество не приговорены все это прочесть?

— Нет, такого приговора не было, и все же я это читала.

— После этого я больше не удивляюсь, что сегодня утром ваше величество так бледны и у вас такой измученный вид.

— Само собой разумеется, я ведь совсем не спала.

— Что же вы делали, ваше величество?

— Я тебе уже сказала: я читала все эти бумаги от первой до последней.

— Боже милостивый, но с какой целью?

— А ты погляди, кому они адресованы.

С этими словами она протянула мне конверт с надписью:

«Гражданину Мако, послу Французской республики в Неаполе».

Я с удивлением посмотрела на королеву:

— Как? Неужели гражданин Мако показывает вам письма, которые он получает от своего правительства?

— О, святая простота! — воскликнула королева.

В это мгновение из-за дверей послышался голос:

— Ваше величество, явился тот человек, кого вы желали видеть.

Каролина собственной рукой отодвинула засов, который перед тем сама же задвинула, и открыла дверь.

На пороге стоял человек, судя по наружности похожий более всего на лакея.

Увидев перед собой королеву, он склонился до земли.

— Верно ли, что здесь у меня все бумаги французского посольства? — обратилась к нему Каролина.

— Все без исключения, ваше величество! Даже те, что хранились у посла в ящике бюро.

— Ты не лжешь?

— Ваше величество убедится в этом, когда услышит, какой крик поднимет посол, едва только он заметит, что его обокрали.

— За эту кражу я тебе обещала две тысячи дукатов.

— Да, ваше величество, из них мне пока выдали тысячу задатка.

— Хотя здесь нет тех бумаг, что я надеялась получить, вот тебе оставшаяся тысяча.

— Благодарствую, ваше величество, да только это ведь не все, что мне обещали.

— Что же тебе обещали еще?

— Ну, поскольку, кроме меня, в кабинет гражданина посла никто не заходил, я буду главный подозреваемый, меня наверняка схватят.

— Что с того, если суд тебя оправдает?

— Но все ж придется проторчать насколько месяцев за решеткой.

— И эта беда невелика, если за каждый месяц тюрьмы ты получишь еще сотню дукатов.

— Это возмещение, ничего не скажешь. Во всяком случае, я буду уповать на доброту королевы.

— Спокойно дай себя арестовать, и каких бы улик против тебя ни набрали, дерзко все отрицай. Ни под каким видом не вздумай нас скомпрометировать и ни о чем не тревожься.

Вор (ведь было совершенно ясно, что это не кто иной, как вор) спрятал кошелек к себе в карман.

— Как, — спросила королева, — ты не пересчитаешь?

— О! Ваше величество!..

— Что ж, ты будешь вознагражден за своей доверие. Ступай!