Могикане Парижа - Дюма Александр. Страница 133

– Прекрасно, ваше величество. Итак, вы очутитесь в Пенджабе. Но каким же продовольствием вы станете снабжать свою армию?

– Ну, пока у вас будут деньги, а в Тегеране и Кабуле сахокары, т. е. банкиры, об этом нам заботиться нечего. Там мы найдем уже совершенно готовый и прекрасно организованный комиссариат, созданный вековым опытом всех завоевателей, стремившихся овладеть Индией.

– Я не совсем понимаю, что вы хотите этим сказать, и откровенно признаюсь в этом, – сказал Александр.

– В таком случае я должен сообщить вашему величеству, что по всему индостанскому полуострову уже целые века рассеяно цыганское племя, называемое «бринджари». Вся хлебная торговля Индостана находится преимущественно в их руках. Они навьючивают быков и верблюдов, формируют колоссальные караваны и проходят с ними огромные пространства. В 1791 году они снабжали продовольствием армию лорда Корнваллиса во время войны с Типу Султаном. Народ этот преимущественно кочующий и в походах очень удобный, потому что живет большей частью в палатках и, кроме того, никогда не пьет воды из реки или прудов. Они незаменимы при переходах через пустыни, потому что с поразительным чутьем умеют разыскать каждую каплю воды, на каком бы расстоянии или на какой бы глубине она ни была. И вот эти-то люди, которые всегда держатся строжайшего нейтралитета и стремятся только продать свой хлеб, да наняться в перевозчики, и станут нашими пособниками.

– Да, но они станут в то же время служить и англичанам.

– Разумеется. Но в моих видах на победу я и не рассчитываю на голод или жажду врага, а только на наши пушки.

Александр закусил губы.

– Теперь перед нами остается еще Инд, – сказал он.

– То есть переправа через него?

– Да.

Наполеон улыбнулся.

– Ошибочное сведение, что Инд составляет препятствие, способное задержать неприятельское вторжение в страну, распущено английскими писателями, – сказал он. – Они утверждают, будто английская армия, сконцентрировавшись на левом берегу, может задержать самую сильную армию на свете. Я приказал исследовать Инд от Дера-Измаил-Хана до Аттока. Глубина его оказывается от двенадцати до пятнадцати футов, быстрота течения – не больше одного лье в час. Таким образом, для человека, который переправлялся через Рейн, Неман и Дунай, Инд как бы вовсе не существует.

Император всероссийский сидел какое-то время в состоянии растерянности перед величием этого гения.

– Дайте мне опомниться, ваше величество, – сказал он. – Этот мир, который вы вдруг подняли передо мною, как древний Атлас, подавляет меня. Я просто задыхаюсь!

– И я тоже, – перебил рассказчика Рейхштадт. – Я чувствую то же, что чувствовал русский царь, и тоже прошу вас, дайте мне перевести дух.

Он высоко поднял глаза и руки к небу и прибавил:

– О, мой отец, мой отец! Как велик ты был!

Бывший товарищ императора по изгнанию нарочно и вел свой рассказ так подробно, чтобы произвести на юношу именно это впечатление. Он хотел заставить его понять все величие отца и те обязанности, которые налагало на него великое имя, унаследованное им.

Рейхштадт был действительно подавлен. Он покачал головой, встал и принялся шагать взад и вперед по комнате.

Вдруг он остановился перед Гаэтано.

– И этот человек умер! – вскричал он. – Умер, как всякий другой смертный!.. Только с еще бо?льшим страданием, – вот и все. Огонь, его воодушевлявший, потух, и никто не видел, чтобы на небе засияло новое солнце… О, да как же в этот день не померкло небо и не погрузилась вся Вселенная во мрак?

– Он умер, глядя на ваш портрет, ваше высочество, и несколько раз повторял: «Чего не сделал я, то сделает мой сын».

Принц печально покачал головой.

– Кто же посмеет прикоснуться к делу гиганта?! – вскричал он. – Кто, нося имя Наполеона, скажет Франции, Европе, всему миру: «Теперь мой черед!» О, Сарранти, та гениальная голова разбита самим Творцом, а что касается меня, признаюсь, я опускаю глаза при одной мысли о том, чего станут ожидать от Наполеона I!. Однако… продолжайте.

– Царь не осуществил расчетов вашего отца, и эта Индия, которой он хотел овладеть, как второй Александр, ускользнула из его рук, но не изгладилась из его памяти. Я сам раз двадцать видел, как он, сидя над картой Азии, водил пальцем по путям великих вторжений в Индию.

Если к нему входил в это время кто-нибудь из приближенных, он говорил:

– Вот посмотрите-ка, по этому пути от Газни до Дера-Измаил-Хана Махмуд побывал в Индии в период с 1000 до 1021 года ровно семнадцать раз с армиями в сто и сто пятьдесят тысяч человек и ни разу не нуждался в провианте. В свой шестой поход, в 1018 году, он дошел до Канауджа на Ганге, что находится в ста милях к юго-западу от Дели, и вернулся в свою столицу через Мутру. На эту громадную экспедицию он употребил всего три месяца! В 1020 году он направился на Гуззерат, чтобы разрушить там храм Сомно, и сделал в направлении Бомбея такую же легкую прогулку, как и до Калькутты. По этому же пути до Дера-Измаил-Хана прошел, отправившись из Хорассана, и Магомет Гури, когда хотел в 1184 году завоевать Индию. Он наводнил область Дели армией в сто двадцать тысяч человек и заменил династию Махмуда Газневи своей собственной. Почти этим же самым путем ходил в 1396 году и Тимур Хромой. Он выступил из Самарканда, оставил Балк вправо, спустился через долину Андезаб по направлению к Кабулу, оттуда – на Атток и в Пенджаб. В 1525 году Бабур перешел через Инд, несколько ниже Аттока, в том месте, где переправился бы через него и я, и всего с пятнадцатью тысячами человек завладел Лахором и Дели. Этим же самым путем воспользовался и сын его, Гумаюн, когда его лишили отцовского наследства, а он отвоевал его с помощью афганцев. Наконец, здесь же прошел и шах Надир, когда в бытность свою в Кабуле узнал там, что посол его городов, Джеллалабад, был растерзан туземцами. То, что он сделал в отмщение за смерть одного человека, я хотел бы сделать, чтобы отомстить за угнетение целого мира. Он с оружием в руках прошел мимо всех горных племен, перебил все население провинившегося города, направился по пути, сослужившему службу уже стольким армиям, спустился на Кибер, Пешевар и Лахор и овладел Дели, который и отдал на трехдневное разграбление.

– Да, я прошел бы именно так! – продолжал он, проводя рукою по лбу. – Я перешел Альпы после Ганнибала и пройду через Гималаи после Тамерлана…

– Со временем вы сами узнаете, ваше высочество, какую ясность, доходящую почти до осязательности, приобретает постепенно план, который человек долго вынашивает в своем воображении. После вашего рождения ваш отец достиг апогея своего счастья. У него оставалась тогда только цель: заставить царя силой сделать то, на что он не мог подвигнуть его словами. 24 июня 1812 года император объявил России войну, но решение о ее начале он принял гораздо раньше – ровно за год до объявления. В мае император призвал к себе в Тюильри генерала Лебастарда де Премона, на преданность которого мог вполне положиться.

Для всех причина русского похода составляла тайну, и называли его не иначе, как второй польской войной. Секрет свой император открыл только генералу Лебастарду де Премону.

– Генерал, – сказал он ему, – вы должны ехать в Индию.

Генерал подумал, что впал в немилость, и побледнел, но император протянул ему руку и сказал:

– Если бы у меня был брат, такой же умный и храбрый, как вы, генерал, то поручение, которое я теперь возлагаю на вас, я передал бы ему. Но выслушайте меня до конца, а затем – имеете право даже и отказаться.

Генерал поклонился.

– Для вашего величества я с радостью отправлюсь на край света, – сказал он.

– Вы поедете в Индию и поступите на службу к одному из магараджей Синда или Пенджаба. Вашу храбрость и организаторский талант я знаю, значит, через год вы будете генерал-аншефом тамошней армии.

– И что же я должен сделать, государь?

– Вы станете ожидать меня.

Генерал пошатнулся от удивления. Император так много думал о своем плане, что считал его уже осуществленным.