Сальватор - Дюма Александр. Страница 307
– Нет, спасибо, ничего.
– Если мадам хочет перекусить, то поскольку этот мсье и эта дама только что заказали ужин, повар может одновременно приготовить то же самое и для вас. Ждать долго не придется.
– Я не голодна.
– Тогда я приготовлю вам постель.
– Приготовьте, если хотите, но я ложиться не буду.
– Как будет угодно, – сказала горничная и ушла.
Те, кто видел в зоопарке мечущуюся в тесной клетке львицу с горящими глазами, тоскующую в неволе и разлученную со своим самцом и львятами, может понять, в каком возбужденном состоянии находилась госпожа де Розан в интервале времени между уходом горничной и назначенным часом переезда в другой номер.
В половине пятого в коридоре послышался шум. Это коридорный стучал в дверь коммивояжера.
Четверть часа спустя госпожа де Розан, прижав ухо к замочной скважине, услышала, как коммивояжер покидал гостиницу.
Вслед за его шагами послышались легкие крадущиеся шаги горничной. Эти шаги смолкли перед дверью номера госпожи де Розан.
– Комната свободна, мадам, – произнесла горничная.
– Проводите меня туда.
– Следуйте за мной, мадам.
И она пошла впереди.
Креолка последовала за ней и дошла в потемках до номера двадцать второго.
– Сюда, мадам, – сказала горничная да так громко, что могла быть услышана теми, кто не спал, или разбудить тех, кто спал чутко.
– Тише, мадемуазель, – сказала креолка с угрожающим выражением на лице.
Затем, стараясь поскорее отделаться от этой девицы, добавила:
– Вот ваши остальные пятнадцать луидоров. А теперь можете идти.
Горничная протянула руку и взяла пятнадцать луидоров. Но тут она увидела, что лицо молодой дамы было смертельно бледным, а из глаз сверкали молнии.
«А, все понятно! – подумала горничная. – Молодой человек из двадцать третьего номера, вероятно, назначил ей свидание. И когда его жена заснет этой ночью или отлучится куда-нибудь завтра утром, он к ней придет сюда».
– Спокойной ночи, мадам, – сказала она с насмешливой улыбкой низших существ.
И ушла.
Как только горничная скрылась из виду, госпожа де Розан быстро осмотрела комнату.
Это был самый настоящий номер трактира.
В основном все комнаты в трактире выходят в один коридор, соединяются между собой и уединиться в них можно только заперев соединяющие их двери. Они словно бы нанизаны на одну нитку, как бусинки четок. Именно это и заметила немедленно госпожа де Розан, и очень этому обрадовалась.
Справа находилась дверь, ведущая в номер 21, а слева была дверь, выходившая в номер 23. Другими словами, комната, в которой она в настоящий момент находилась, сообщалась с комнатой, которую занимали Камил и Сюзанна.
Быстро подойдя к двери, она приложила ухо к замочной скважине.
Беглецы еще и не ложились спать. Они заканчивали ужин, который был подан им вовсе не так быстро, как обещала горничная. Или же ужин затянулся по причине всех этих слащавых ужимок, которым предаются влюбленные, когда они сидят тет-а-тет за столом.
Она услышала продолжение их довольно оживленной беседы.
– Ты не обманываешь, Камил? – спросила Сюзанна де Вальженез.
– Я никогда не обманываю женщин, – ответил Камил.
– Кроме своей жены, не так ли?
– Ну, на это была веская причина, – со смехом ответил Камил.
Последние слова сопровождались длинным и звонким звуком, от которого по телу госпожи де Розан пробежали мурашки.
– А если ты обманешь меня так же, как и ее, под предлогом того, что имеешь на это веские причины? – спросила Сюзанна.
– Обману тебя? Но ведь ты – совсем другое дело! У меня нет никаких оснований для того, чтобы тебя обманывать.
– Почему же?
– Потому что мы не женаты.
– Да. Но ведь ты сотню раз говорил мне, что, если бы я была вдовой, ты бы на мне женился.
– Говорил.
– Значит, как только я стану твоей женой, ты начнешь меня обманывать!
– Очень может быть, дитя мое.
– Камил, ты просто подлец!
– Кому ты это говоришь?
– Ты ведь уже явился причиной несчастья одной женщины и смерти одного мужчины!
Голос Камила стал звучать глуше.
– Замолчи! – сказал он. – Ты, менее чем кто другой, имеешь право говорить о Кармелите!
– Вовсе нет, Камил, я именно о ней и хочу поговорить. И я буду о ней говорить, потому что она – брешь в твоей броне. Видишь ли, помимо своей воли, что бы ты ни делал, что бы ни говорил, ты ощущаешь не сожаление, нет, а угрызения совести! И это доказывает, что сердце твое не столь уж хорошо защищено, как ты говоришь.
– Замолчи же, Сюзанна! Если я страдаю, слыша имена, которые ты только что произнесла, зачем нужно их произносить? Чтобы заставить меня снова страдать? У нас сейчас что: дуэль или любовь? Будем биться или же любить друг друга? Нет, давай уж лучше любить друг друга! А поэтому не напоминай мне никогда больше об этом мрачном эпизоде в моей жизни. Он может стать не только причиной моей грусти, но и причиной нашей ссоры!
– Ладно, не будем больше об этом, – сказала Сюзанна. – Забудем раз и навсегда! Но в обмен на это мое обещание дашь ли ты мне клятву?
– Любую, какую ты потребуешь, – ответил Камил, к которому снова вернулась веселость.
– Я прошу, чтобы ты поклялся только в одном. Но серьезно.
– Серьезных клятв не бывает.
– Вот видишь, ты продолжаешь шутить.
– Что поделаешь! Жизнь наша так коротка!
– Ну, так как? Обещаешь ли ты сдержать клятву, которую ты мне дашь?
– Так долго, как это будет возможно.
– До чего же ты противен!
– Так что за клятва?
– Поклянись мне, что никогда больше не заговоришь о своей жене.
– Я честный человек, Сюзанна. И в доказательство этому я говорю: в этом я тебе поклясться не могу!
– Почему?
– Черт возьми! Все яснее ясного: потому что этой клятвы я не сдержу.
– Значит, ты ее любишь? – глухим голосом произнесла Сюзанна.
– Я не люблю ее в том смысле, в каком ты думаешь.
– Любить человека можно только одним способом.
– Ты глубоко заблуждаешься, любовь моя! Любить можно столькими способами, сколько существует форм красоты. Разве небо так же красиво, как земля? Разве красота огня не отличается от красоты воды? Разве мужчина может любить брюнетку точно так же, как он любит блондинку, а женщину сангвинического темперамента так же, как холеричку? Видишь ли, среди прочих женщин, которые у меня были, я любил одну очаровательную девушку, самую настоящую гризетку, которую только мог сотворить Господь. Ее звали Шант-Лила. Теперь у нее есть, благодаря заботам мсье де Моранда, свой особняк, кареты, лошади… Так вот, я любил ее совсем не так, как люблю тебя.
– Сильнее?
– Нет, но по-другому.
– А твою жену, поскольку ты хочешь, чтобы мы о ней говорили, ты как любил?
– Совсем по-другому.
– Ага! Ты признаешься, что любил ее!
– Чума тебя побери! Она ведь для этого достаточно красива!
– Это значит, что ты все еще продолжаешь ее любить, несчастный!
– Это уже совсем другая история, дорогая Сюзанна. И ты бесконечно обяжешь меня, если прекратишь разговор на эту тему.
– Слушай, Камил, после нашего отъезда из Парижа ты не менее полсотни раз упоминал ее имя.
– Черт возьми! Но это же совершенно естественно: женщину восемнадцати лет, красивую собой, не бросают просто так, чтобы никогда больше не видеть, после того как ты был женат на ней всего год!
– Ну, уж нет! Можешь говорить что угодно, но я не нахожу ничего естественного в том, что мужчина говорит женщине, которую любит, о женщине, которую любил и которую все еще любит. От этого нет никакой пользы ни одной из них, но это оскорбляет их обеих. Ты понимаешь меня, Камил?
– Наполовину.
– Постарайся понять меня до конца. Клянусь Богом, что ты – первый мужчина, которого я полюбила…
Если бы госпожа де Розан смогла так же хорошо видеть через дверь все, что она слышала, ее, несомненно, поразило бы двусмысленное выражение, которое появилось на лице мужа при этой клятве Сюзанны.