Черный трон - Желязны Роджер Джозеф. Страница 66

Я сделал последний глоток шерри и отставил бокал в сторону.

— Я хочу ее увидеть.

— Конечно, — сказал он.

Он прошел через комнату и сделал мне знак. Я последовал за ним.

Он открыл дверь и мы прошли в другую комнату большего размера также с множеством книг и картин. Он пошел дальше, а я остановился около картины в нише слева от меня. Это был портрет женщины с вьющимися волосами и большими темно-серыми глазами. На ней была старомодная шляпка и платье в стиле ампир с открытой шеей и плечами, украшенное цветами. Я остановился и не мог отвести взгляда от этих загадочных глаз, темной массы волос.

— Пойдемте, — позвал Элисон, останавливаясь в проеме двери.

— Сибрайт Элисон очень похоже на сценический псевдоним, — сказал я. — Вы когда-нибудь играли на сцене?

Он прищурил глаза.

— Возможно. А почему вас это интересует?

В ответ я тоже пристально посмотрел на него. Картина была увеличенной копией той, что была у меня в миниатюре — единственный портрет моей матери Элизабет. Сомневаюсь, знал ли он о его существовании.

— Мне как-будто знакома эта леди, — сказал я.

Он пожал плечами.

— Портрет достался мне как часть собственности, которую я приобрел. Очень хорошо смотрится на этой части стены.

У меня закружилась голова. С тех пор как я познакомился с этим человеком, ничто не производило на меня такого сильного впечатления, как это.

— О, — сказал я и повернулся, чтобы идти.

Он миновал дверной проем и прошел в следующую комнату с высоким потолком, заполненную книгами, оружием и картинами. Я быстро вернулся назад и провел пальцем по пыльной бронзовой пластине, на которой была подпись к картине.

— Элизабет Арнольд, — прочел я и поспешил за Элисоном.

Это было имя моей матери, хотя это подтверждение моей догадки было уже излишним. Неужели он тот человек, который бросил ее… Но это был другой мир, а не тот, которому я принадлежал. Ceteris Panibus, он был отец По, а не мой. Но на этой Земле было все не так, как на моей. А это означало, что мне никогда не удастся точно узнать, жертвовал ли он своим сыном в этом деле осознанно и преднамеренно. И был ли мой отец там, дома, похож на этого человека.

— Здесь очень мило, — сказал я, догнав его. После этих двух комнат дверей уже не было, теперь мы проходили через сводчатые проемы в готическом стиле, задрапированные красной или голубой материей. Я начал догадываться, что эта галерея проходила вдоль большей части здания.

— Вы не помните своих родственников, не так ли? — сказал он спустя какое-то время.

— Наверное, нет. Я был так мал.

Мы дошли до конца галереи и повернули направо. По короткому коридору мы прошли мимо проема, выходившего во двор, где довольно большая группа вооруженных людей коротала время, от скуки разглядывая друг друга с противоположных сторон двора.

— Команды атлетов? — предположил я.

Он ухмыльнулся.

— Да. Моя и их. Они здесь для того, чтобы мы не сомневались в честности друг друга.

— Так вам пришлось объединиться, чтобы дать цену, назначенную Ван Кемпеленом?

Он кивнул.

— Этот человек провернул выгодное дело.

— Если бы у него был мой опыт, он бы нанял собственную команду атлетов, чтобы не сомневаться в честности двух других.

Он похлопал меня по плечу.

— Говорите как истинный солдат, — заметил он. — Это одна из причин, по которой я нанял вас. Вы еще расскажите мне все о вашей одиссее, когда дело будет закончено.

— Как продвигаются дела у Ван Кемпелена?

— Он получил то, что мы хотели, — сказал он.

— А когда вы получите это, как он выйдет отсюда?

Он сделал глубокую затяжку, потом отвел сигару и не спеша выпустил дым. Потом он показал мне оба ряда своих зубов, но не сказал ничего.

— Хотите посмотреть его лабораторию?

— Я хочу увидеть Энни!

— Возможно она там.

— Что происходит с ней, — спросил я, — когда все это кончится?

— Вам известно, что она от природы величайший медиум в мире.

— И что это значит?

— Обладатель такой силы стоит денег и может быть использован во многих других предприятиях.

— А если она не хочет работать?

— Она постоянно попадает в зависимость от определенных лекарств. Она будет работать ради них.

Я почувствовал, как к глазам подступили слезы.

— Я рад, что вы не мой отец, — сказал я, поддавшись порыву.

Он отмахнулся, словно я ударил его. Моя рука была на рукоятке сабли. Я опустил ее. Он все еще был мне нужен.

— Но я и не отец По, — сказал он сквозь зубы.

— Никогда не говорил, что вы его отец. У вас есть дети?

Он отвернулся.

— Не стоит об этом говорить, — сказал он.

Я последовал за ним, как мне показалось, в северном направлении.

— Вы ненавидите меня, не так ли? — спросил он спустя некоторое время.

— Это так.

Он помедлил на вершине широкой каменной лестницы, повернулся и прислонился к стене.

— Я хочу, чтобы все было решено сегодня же.

— Так вот что вы имели в виду, говоря о моем своевременном появлении?

Он кивнул.

— Сегодня вечером все решится. Но для вас это, должно быть, не является неожиданностью?

— Думаю, что нет.

— Я получу все золото, — сказал он тогда. — Но должен буду отдать большую часть своего состояния, включая это местечко.

— А Энни? — спросил я. — Она тоже часть цены?

Он опять кивнул.

— Но я бы хотел привлечь вас на свою сторону сегодня вечером, Перри, когда настанет время расчета. Да, я обещал им Энни. Я бы пообещал им все, только бы работы была завершена. Но потом… Они хотят обрести счастье, получив реальную собственность, драгоценности, счета в иностранных банках. Я получаю золото, вы получаете Энни и к дьяволу всех остальных.

— Если бы вы не были таким византийцем, Элисон, и таким последователем Маккиавелли… — сказал я. — Я не могу поверить такому человеку, как вы, даже если бы и захотел.

Он вздохнул. Потом стал смотреть себе под ноги. Прошла, наверное, минута. Или он действительно когда-то был актером, или в нем происходила огромная внутренняя борьба.

— Хорошо, — наконец сказал он, запустив руку под халат и доставая оттуда серебряную фляжку. Он открутил крышку, снял ее и помахал у меня перед носом. Я почувствовал запах виски.