Лягушка - Евгеньева Лариса (Прус. Страница 7

Это было непривычно и странно. Что-то словно сдвинулось в ее восприятии. Она смотрела на незнакомую женщину - как она смеется, как закрывается от солнца красивой рукой, как встряхивает головой, отбрасывая назад тяжелую массу густых соломенных волос, - и... она ей нравилась.

Опять прошел Сева-вожатый, еще издали вперив в Римму свой взгляд. Римма тоже посмотрела на него, и, встретившись с ней глазами, Сева залился краской и пробормотал "здрасьте". Хотя Дина смотрела на Римму сбоку, она вполне могла представить, как Римма поднимает на Севу свои большие светло-карие глаза - очень редкий цвет - в густых, загнутых кверху ресницах. Да и сочетание: карие глаза - светлые волосы, - тоже не часто встречается, а густая шевелюра Риммы, между прочим, своя, не крашенная! Так что Севе было отчего смутиться.

"Что-то ты размямлилась, старуха, - сказала себе Дина. - Она ведь не кто-нибудь тебе, а мачеха! Ма-че-ха. Злая, подлая, мерзкая мачеха. Как в сказке. Усылает бедную падчерицу в лес, чтобы та принесла ей земляники. В январе, заметьте!" Однако же - справедливости ради - Римма не была ни злой, ни подлой, ни мерзкой. И за земляникой Дину в лес не посылала, а ездила сама и пичкала затем Дину и Лёку одуряюще пахучим земляничным вареньем.

- Проснись, спящая красавица, я прекрасный принц!

Марат толкал ее коленкой, а Римма, что-то, видно, спросив перед этим, глядела на нее, ожидая ответа. Поняв, что Дина ничего не слышала, она снова спросила:

- Я думаю, форму тебе новую надо купить, правда?

- Чего это?

- Там у тебя ведь на локте заплатка и на подоле чернила...

- На локте ведь заплатка, не на носу, - буркнула Дина, замечая, как что-то погасло у Риммы в лице и как Римма, склонившись, стала неловко расправлять складки своей пестрой цыганской юбки.

- Проводишь? - не глядя, спросила Римма.

- Волдырь натерла. - Дина потрясла ногой.

Она смотрела, как они уходили: Лёка посредине, а Марат и Римма с обеих сторон держат ее за руки.

Громко и резко закричала сойка. Дина заметила шмыгнувшую по ветке белку и хотела окликнуть Лёку - та все время мечтала увидеть в лесу настоящую белку (белку в зоопарке Лёка почему-то считала ненастоящей, вроде игрушечной, что ли), но они отошли уже довольно далеко. Дина вдруг почувствовала себя ужасно одинокой, хотелось, чтобы кто-нибудь приласкал ее - пусть даже Римма. Но Римма когда-то в самом начале пыталась погладить ее по голове - она мотнула головой и так посмотрела, что Римма отдернула руку, точно ожегшись.

Она с каким-то облегчением увидела, как, мелькнув в последний раз, исчезла за деревьями яркая юбка Риммы. Все время, пока они были, Дина чувствовала какое-то раздражающее неудобство. От виноватого вида, от заискивающего голоса Риммы. Почему она так с ней разговаривает, словно в чем-то провинилась? "Ты знаешь почему, - ответила она себе самой. - Знает кошка, чье мясо съела! Все правильно". А прежней уверенности отчего-то не появлялось...

Дальше все закружилось, понеслось, полетело и помчалось. Казалось, что все происшедшее вместилось в один день - между тем от начала и до конца прошла ровно неделя. Конец, разумеется, - тот миг, когда она в запотевшем окне троллейбуса в последний раз увидела Марата. Начало... Вот оно.

Солнечный день, такой жаркий, что, кажется, не исход августа сейчас, а самая макушка лета. Их отряд на озере, все обветренные, загорелые, и только Сева прячется в тени, оберегая свое веснушчатое, никогда не загорающее тело. С чего же все тогда началось?.. "Случайность это или нет? - снова и снова думала Дина. - Нет, пожалуй, не случайность. Не было бы этого повода - нашелся бы другой". Просто с некоторых пор она начала кое-кому действовать на нервы. Асланянцу, например, или Скородумову. Зотикову еще. И именно с тех пор, как Сева-вожатый собрал их на террасе. До этого они Дину почти не замечали, после - начали замечать. Смешки, ехидные взгляды, глупые замечания вроде "вон каша Дездемоночка потопала". Асланянц вообще всех девчонок начал называть Дездемонами. Так и говорил: "Привет Дездемонам!" Или "Дездемоны, в волейбол перекинемся?" Но это так, между прочим, а по-серьезному им чем-то мешала именно Дина.

Они с Маратом играли надувным мячом, зайдя по колени в воду. Солнце жарило вовсю, все вокруг, разомлев, притихло - даже ветерка не было слышно, даже плеска волн. Потом вдруг завизжали девчонки, но и их голоса, и голос Севы донеслись словно сквозь стекло. Дина следила, как летит к ней, кувыркаясь, красно-белый мяч, и легко, кончиками пальцев, толкала его назад, к Марату. Потом вдруг мяч, не долетев, упал посередке между ними и закачался на воде, а Дина услыхала голос Скородумова:

- Эй, Павлов! Идь сюда, дело есть.

Они стояли на берегу, все трое - Скородумов, Асланянц и Зотиков, - и Скородумов что-то бережно держал на вытянутой ладони. Марат спросил:

- Чего?

- Идь, не бойся. Глянь.

- Лягушка, - сказал Марат, подойдя. - И что?

- А ничего. Мы тут поспорили просто, слабо или не слабо Павлову положить Динке за шиворот лягушку.

- С какой стати?

- Да так... Шутка.

- Эй! - позвала его Дина, подбрасывая мяч.

Марат двинулся обратно и чуть не растянулся на подставленной ноге Асланянца.

- Она сказала тебе "эй"? - произнес в нос Асланянц. - Я не ослышался? Лично нас это возмущает, да, ребята? Слушай, в самом деле, ты же человек, а не животное какое-то, чтобы говорить тебе "эй"!

- Ладно вам, ребята...

Дина насторожилась, услышав его голос, просительный и заискивающий, до этого она почти не вслушивалась в то, что они там говорили. Она подошла поближе.

- Да ты возьми, глянь, какая симпатяшка! - Скородумов сунул Марату лягушку, а когда тот отпрянул, дурашливо завопил: - Хлопцы, да он нашу жабку боится!

- Ничего я не боюсь. - Марат взял лягушку и спросил: - Где это вы ее нашли? Лягушка - ночное животное.

- Где нашли - уже нет! Так мы насчет слабо тебе или не слабо положить ее Динке за шиворот.

- Просто некоторые люди считают, что Маратик баба, - писклявым голосом сказал Зотиков. - Ну а я лично считаю, что он парень что надо!

"Интересно, что им от меня нужно?" - подумала Дина, пытаясь поймать взгляд хотя бы кого-нибудь из них. Но удивительно: ни один так ни разу на нее и не глянул. Словно ее и не было. Вот дураки! Лягушкой испугали. Противно, конечно, однако вовсе не смертельно.