Граната в ушанке - Ефетов Марк Симович. Страница 2

Он оставил дом, где родился и вырос, и уехал в далёкий Новгород.

Бывало, мать говорила: "Если жива буду, сын подрастёт - повезёт меня в Новгород. Наш батька там..." Она обрывала фразу: "Батька там..." А Борис про себя заканчивал: "...Наш батька там погиб".

За многие годы он привык к этим словам матери: "Подрастёт сынок..." Слушая эти слова, он как бы перестал их слышать. Но теперь, в поезде, в стуке колёс слышались Борису эти слова о том, что он, когда подрастёт, поедет в Новгород. И он мысленно отвечал матери:

"Еду, еду, еду!"

Это была первая в жизни Бориса поездка в поезде.

На груди в холщовом кармане, сшитом ещё матерью, был аттестат зрелости вечерней школы и трудовая книжка, где значилось, что он два года работал механиком. С аттестатом - права водителя автомобиля.

Железнодорожный вагон - движущийся дом, где все люди быстро знакомятся и даже становятся друзьями. Бывает, за день пассажир расскажет своему спутнику такое, что не рассказал бы и давнишнему знакомому. Но Борис был неразговорчив. Чем ближе было до Новгорода, тем учащённей билось сердце и становилось как-то тревожно, как бывает в предчувствии большого события. Конечно же, попутчики спрашивали Бориса:

- Далеко едете, молодой человек?

И он отвечал:

- К отцу, в Новгород.

Да, у него было такое чувство, что он едет к отцу, что он встретит его. Борис взял с собой все письма отца к матери - их было три. Теперь, спустя много лет, он читал их впервые. И впервые как бы познакомился с отцом, узнал его.

Он любил фантазировать, Борис. И в эти дни поездки в Новгород, лёжа на верхней, чуть покачивающейся полке вагона, он думал и думал об отце и о войне. Бывает же такое - сколько раз в газетах и журналах писали, что человек пропал без вести, а потом через десять, а то и пятнадцать лет вдруг находился. То ли его контузило, и забыл человек своё имя-фамилию, а потом вылечился и вспомнил. То ли после госпиталя узнал, что его семья погибла в оккупации, нет у него никого, и подался человек в другие края. А потом оказалось - ошибка произошла, жива у человека семья. И через много лет люди встречаются, находят друг друга. Да, бывает же такое с другими, почему бы не случиться с ним, с Феофаном Сергиенко. Ведь мама с Борисом бежали из своего села, когда подходили фашисты. Они жили совсем в другой местности, а село их сгорело в войну. Сгорело так, что только печи да трубы остались. И зола да угли. Кто знает, может быть, отец Бориса нашёлся, хотя и числится без вести пропавшим? Запросил о родном селе и узнал: сожжено и Сергиенко там не значатся. Что же было солдату приезжать на пепелище?

И живёт где-то Феофан Сергиенко, может быть раненый, может быть безногий. И не знает, как часто сын слушал о нём материнские рассказы. Про то, как отец, ещё только Борис родился на свет, посадил в садочке яблоньку: "Вырастет сыночек - яблок покушает". И про то, как ночами люльку качал, а мать заставлял спать: "Ты с ним за день намаялась". И про то ещё, какие письма присылал в первый год войны и в каждом письме-треугольничке писал о своём командире и о сыне спрашивал, сынку солдатский поклон посылал и наставления матери: "Не простуди", "Корми - ничего не жалей!". Мать Бориса сколько раз говорила ему: "Хороший у тебя батько. Другого такого на свете нет".

"Нет, - думал Борис, - не может такого быть, чтобы отца не было в живых. Есть он, есть где-нибудь. Вот приеду в Новгород и начну искать его там, где он воевал. Найду батьку, найду обязательно!.."

Раскачивается вагонная полка, храпят во сне попутчики Бориса. Тускло светит маленькая лампочка. Кажется, что под стук колёс и лампочка прикорнула. Вечер только начался, и Борису не спится. Он выходит в коридор и слышит разговоры из открытых дверей купированного вагона. И говорят-то все почти об одном: о космонавтах.

- Не выдумывай про космонавтов, - говорит женщина. - Ложись сейчас же спать! Завтра Новгород рано утром.

- Да, ложись! - хнычет мальчик. - А я тебе говорю, что мне надо дочитать. Вот не лягу, и всё. Не лягу!

Борис не видит этих пассажиров, но капризный голос мальчика раздражает его...

- Да, - говорит мальчик, - заладила одно: ложись и ложись. У тебя всё по минутам!

- Там, на вокзале, не минуты были, а целых полчаса! - возмущается женщина. - Мы ещё дома об этом поговорим. Ты так и не сказал мне, где пропадал. Скажешь?

- Не скажу!

Молчание. Потом Борису послышалось всхлипывание, а может быть, это ветер шуршал в окне вагона.

ВСТРЕЧА С КОСТИКОМ

Борис ушёл к себе, взобрался на полку, но, как ни ворочался, ему не спалось. А заснул - и во сне те же мысли, что наяву: мама.

Среди ночи Борис проснулся, поворочался и понял, что заснуть больше не удастся. Он сполз с верхней полки вниз и осторожно, чтобы не разбудить своих попутчиков, отодвинул дверь.

В коридоре вагона было сумрачно и пусто. Борис подошёл к окну и прислонился лбом к холодному стеклу. В эти мгновения он ни о чём не думал. Он устал от горя, от мыслей, оттого что казнил себя все эти дни, оттого что вдруг вся его жизнь как-то опрокинулась вверх дном...

Когда за спиной Бориса кто-то толкнул дверь купе, он вздрогнул и обернулся.

В коридор прокрался мальчонка, должно быть тот, который спорил вечером с матерью. В сумраке Борис увидел только его силуэт. А мальчик явно не разглядел Бориса. Мальчик крался на цыпочках и, подойдя к столику, на который падал слабый свет плафона, оторвал от стенки откидной стул, сел и, низко склонившись, стал что-то писать.

Борис посмотрел на часы. Стрелки отсекли по циферблату ровно одну четверть: было три часа. Три часа ночи.

"Странно", - подумал Борис. Он испытывал неловкость, оттого что вроде бы схоронился от мальчонки: ведь тот не видел Бориса, считал, что никто не смотрит на него в коридоре вагона.

Чтобы обнаружить себя, Борис кашлянул.

- Ай! - воскликнул мальчишка, быстро повернулся, сорвав с носа очки и зажав их в руке. Другой растопыренной ладонью он накрыл белый листок.

Теперь они смотрели друг на друга - один с недоумением, другой со страхом.

- Ну, чего ты? - сказал Борис.

- Я ничего.

- Переэкзаменовка?

- Нет.