Пикник на Лысой горе - Калинина Дарья Александровна. Страница 47

– А операция? – спросила Инна. – Хирургия тогда вообще бесплатная была. Для всех.

– Конечно. Мы пошли и на это, – сказала Ида. – Но врач в больнице потихоньку отвел меня в сторону и сказал, что моей бабушке не выкарабкаться. После операции снова нужен был препарат, чтобы появилась хотя бы надежда. Дорогое импортное лекарство и, самое обидное, имеющееся у нас в аптеке. Я готова была локти себе кусать. Продать мне было уже нечего – в доме не осталось ничего ценного. Занять на работе я не могла и так была сплошь в долгах. Если бы я могла продать себя, то продала бы, не задумываясь. Я была молоденькой, хоть и не слишком хорошенькой, но, во-первых, проституции тогда не было и в помине, а во-вторых, я не знала, кому себя предложить. И я решила, что возьму лекарство для бабушки, а потом... потом... честно говоря, я не думала о том, что будет потом. Главное – спасти бабушку.

– И вы сперли это лекарство? – спросила Инна. – И правильно сделали.

– Да? – спросила Ида. – Вообще-то тогда я так и думала. Но потом на суде мне объяснили, что я поступила неправильно. И я не спорила. Меня приговорили к трем годам лишения свободы. Ведь это уже был почти рецидив. И я еще легко отделалась. Ведь я украла из аптеки, а аптека принадлежала государству. За такое по головке не гладили.

– И вы оказались в тюрьме? – спросила Инна. – А что была потом?

– А бабушка? Тетя Ида, а твоя бабушка? Она поправилась?

– Да, бабушка поправилась, – кивнула Ида. – И у нее обнаружились какие-то родственники в Америке. В общем, когда я вышла из тюрьмы, то оказалось, что мы с бабушкой вовсе не бедны, а, напротив, вполне обеспеченны. Даже удивительно. После всех страданий и невзгод нам с бабушкой наконец засияло солнце. Мы смогли зажить прилично.

– Тетя, – сурово напомнила Наташа. – Не отвлекайся.

– Через полгода после выхода из тюрьмы моя бабушка все же умерла. А я вышла замуж. Моя бабушка сказала, что Эрнест будет мне отличным мужем. Не знаю, может быть, я дура, но мне кажется, тут она ошиблась впервые в жизни. То есть Эрнест – очень хороший человек, а я привыкла считать бабушку почти оракулом. Может быть, я просто чего-то не понимаю в нем.

И Ида глубоко задумалась. Сестры оставили ее в покое и вышли.

– Как думаешь, она могла прикончить Арвида, чтобы ее тайна не выплыла на свет? – спросила у сестры Инна.

– Тетя Ида?! – ужаснулась Наташа. – Да никогда в жизни. Она добрейшее создание.

– Только когда дело касается тех, кто ей по-настоящему дорог. А если им грозит беда? Не забывай, будучи почти ребенком, она пошла на преступление ради своей бабушки. Трудно представить, на что она может пойти теперь. Ради своих детей.

– Но что толку убивать Арвида? Этим тетя Ида себя никак бы не обезопасила, – сказала Наташа. – Для полиции ее прошлое – не тайна.

– Но не для Роланда! – сказала Инна. – Твой дед с ума бы сошел, если бы узнал, что сын женился на уголовнице.

– Да, тут дяде Эрнесту не позавидуешь, – сказала Наташа. – Дед легко мог вычеркнуть тетю Иду и дядю Эрнеста из завещания. А заодно и Дюшу со Стасей. Все-таки воровка – это не совсем тот член семьи, о котором мечтал мой дед.

Разговор этот происходил в комнате у Наташи. Инна расположилась за письменным столом сестры, где они совсем недавно сидели и читали письма Роберта к Эдгару. Мысли Инны бродили вокруг недавних событий. Сменяли друг друга смутные подозрения, догадки, обрывки разговоров и воспоминаний. И вдруг среди всего ярко прорезался один образ. Наташа, с виноватым выражением лица, торопливо прячущая свои эротические фотографии.

– Наташа! – воскликнула Инна. – А тебе не кажется, что Роланд умер очень вовремя? Ему не придется любоваться своей нежно любимой внучкой, изображенной почти нагишом на обложке какого-то журнальчика.

– Откуда ты узнала, что на обложке? – мертвенно побелела Наташа.

– Ты мне сама сказала, – удивилась Инна, которой очень не понравился испуг сестры.

– Я тебе не говорила, – отказалась Наташа. – Я сказала, что мои фотографии будут в журнале. Но про обложку я ничего тебе не говорила.

– А фотография все же будет на обложке? Та, где ты почти голая? – спросила Инна, холодея в свою очередь.

– Ну и что! – выкрикнула Наташа. – Дедушку я не убивала. Какой мне с этого прок? Все равно меня в завещании нет! Ты же была там, когда нотариус его зачитывал.

– Но в другом дедушкином завещании ты есть, – сказала Инна. – Не забывай, завещаний два. И лишь одно находится у нотариуса. А второе пока еще неизвестно где.

– Ты обвиняешь меня в том, что я его зажилила? – расплакалась Наташа. – Я любила дедушку. Он был добр ко мне. Он рассказывал мне про папу.

– Папа! – воскликнула Инна. – А если он жив!

– Что? – не поняла Наташа. – Мой папа? Нет, он мертв. Совершенно точно.

– А как он погиб? – не успокаивалась Инна. – Почему ты так уверена, что твоего отца нет в живых?

– Я что-то не поняла, кого ты подозреваешь? – спросила у сестры Наташа. – Меня, моего папу или нас обоих?

– Успокойся, успокойся, – погладила сестру по голове Инна. – Ни в чем я тебя не обвиняю. Просто хочу докопаться до истины. Прости меня, слышишь?

– Ладно, – хлюпнула носом Наташа. – А папа точно умер. Мама сказала, что ездила опознавать труп. Конечно, он уже долгое время пролежал в земле. Но на нем были папины часы. И одежда была папина. А рядом лежал папин напарник, с которым они машины из Прибалтики перегоняли. Их ведь в Белоруссии во время перегона бандиты на дороге остановили, а потом убили. Машину забрали, а папу с напарником в землю закопали. Потом тех бандитов поймали. Они и место, где папа с его другом закопаны были, показали. Так что папа мертв.

Инна обняла сестренку за плечи и ласково чмокнула в макушку.

– Ты уже большая, – сказала она. – А раз так, то можешь ничего не бояться. Это ведь только маленькие боятся, когда одни остаются. И у тебя есть я.

– Да уж, – обняла сестру Наташа. – Ты у меня есть! Ты меня не бросишь? И не умрешь?

– Никогда! – заверила сестру Инна. – А вот что ты думаешь насчет Алексея? Где он сегодня целый день был? И куда собирается завтра на целый день? И Сильви, по словам инспектора, нашлась.

Инна сделала паузу. Наташа выпрямилась, вытерла глаза и посмотрела на сестру.

– Ты хочешь сказать, что он и Сильви...?

– А что? Ты помнишь, как они... ну, как они там вдвоем, а нас не видели. И сами...

Тут Инна окончательно смутилась. Слова не шли у нее с языка. Определенно общение с Ингридой плохо на ней сказывалось. Хорошие манеры прививались со страшной силой. Инна уже и самые безобидные выражения не могла употребить. А ведь всю жизнь могла!

– Так проследим, куда Алексей завтра намыливается? – спросила Инна в конце концов.

– Да! – с жаром согласилась Наташа. – Обязательно.

И сестры разошлись по своим комнатам.

Вконец отчаявшийся Бритый обходил один Питерский вокзал за другим, сам смеясь над своей надеждой. Кто тут в толчее и суматохе вспомнит какую-то там девушку. К тому же Бритый даже не знал, с чемоданом была Инна или с чем-то другим. Часть своих вещей она, бесспорно, взяла с собой. Этот факт несколько утешил Бритого. Вряд ли Инна потащила бы с собой на тот свет свои тряпки и украшения.

Бритый захватил альбом со свадебными фотографиями. Он показывал их проводникам, носильщикам, патрульным. Но увы, никто не видел тут красавицу невесту. Наконец Бритого осенило, что пышная вуаль и венок, может быть, несколько отвлекают внимание людей от лица Инны. Поэтому он смотался домой и достал дюжину других фотографий жены. С ними он помчался на Варшавский вокзал. Он был последним. И вдруг удача улыбнулась Бритому.

– Я ее помню, – сказали ему в окошке кассы. – Эта девушка появилась под Новый год. Я ее запомнила потому, что она была очень взволнованна и несчастна. И еще потому что никак не могла поверить, что у нас есть билеты, а в очереди их нет. Несколько раз спросила, уверены ли мы, что билеты есть.