Нежить - Адамс Джон Джозеф. Страница 68

— Она пошла туда.

— Ты же не знаешь, зомби это или нет, — говорит Лайон, когда мы поднимаемся на Соленый холм и тащим за собой велосипеды. Склон, ведущий к кладбищу, крутой, и нам не разогнаться, чтобы подняться туда на велосипедах. Мы вынуждены идти пешком до вершины холма и садиться в седло наверху. — Может быть, она вампирша, или призрак, или скелет. А может быть, нам это показалось.

— Ты видел след, — напоминаю я ему. — Это нам не показалось. — Мы прошли по тропинке до шоссе. Мы бродили вдоль насыпи, разыскивая место, где она сошла с дороги, но ничего не нашли. Однако даже Лайон согласился, что отпечаток у ручья был удивительно четким. — И если она скелет, то мы бы просто нашли кость. А призраки вообще не оставляют следов.

— Могут и оставлять, — возражает Лайон. — Если они притворяются мертвецами.

Я пожимаю плечами.

— Но вампир…

— Ты не можешь знать, что это зомби. Ты вообще не знаешь, что она мертва.

Я моргаю, глядя на Лайона, затем на солнце. Оно заходит за холм, но будет светить на нас на обратном пути. Лайон никогда не перебивает собеседника, он хмурится, глядя прямо перед собой, и я сдаюсь.

— Ну ладно, — соглашаюсь я наконец. — Но какие придурки ходят босиком по кладбищу?

Лайон искоса бросает взгляд на мои кроссовки, привязанные шнурками к рулю. Я снова пожимаю плечами, и он смеется.

Шутки с зомби, наверное, не самая удачная вещь. Проблема с шутками насчет зомби в том, что суть у них у всех одинакова. Все сводится к мозгам.

Иногда я хочу, чтобы моя остальная жизнь была больше похожа на шутки о зомби. Но, возможно, она и так на них похожа. Сегодня Лайон уехал в город к врачу, и я не пошла на вечеринку Аманды по случаю окончания летних каникул. Я сижу на веранде, считаю светляков и притворяюсь, будто не слышу отца, говорящего мне, что нам нужно побыстрее уехать, чтобы успеть устроиться на новом месте, прежде чем начнутся занятия в школе. И вот я слышу шорох шин по асфальту. Лайон, тяжело дыша, останавливается в круге света от фонаря. Я предлагаю ему свой лимонад и спрашиваю:

— А почему зомби пожирают мозги?

— Может быть, они нам завидуют. — Он отвечает шутливо, словно не придает моим словам значения; я заключаю, что день у него выдался нелегкий.

— Когда ты превращаешься в зомби, — начинает он, — ты помнишь, кем был раньше?

Я забираю у него стакан и со стуком ставлю его на ступеньку веранды. Я привожу из-за угла свой велосипед и сумку. Мы медленно едем по улице, сумка лежит прямо у меня за спиной, и, как я ни стараюсь отодвинуться, моя рубашка намокает от пота. Через шоссе, из города, вверх, на холм. Мы не разгоняемся сильно. Лайон выглядит усталым. Мы слезаем и идем наверх пешком.

— Что ты молчишь? — спрашивает он.

— Ты сам молчишь.

— Ну да, но я всегда молчу.

— Я думаю, — говорю я, — что, если бы я была зомби, я бы не хотела вспоминать, кем была прежде. Ведь маловероятно, что я смогу вернуться.

Я украдкой бросаю на Лайона взгляд, но сейчас новолуние, и здесь темно, так темно, как никогда не бывает в городе. Он с трудом тащится вверх.

— А если я превращусь в зомби, ты захочешь меня видеть? — бросает он на ходу.

— Лайон, — начинаю я, но в этот момент мы добираемся до вершины холма, снова садимся на велосипеды, и я забываю, что хотела сказать.

Зомби всех убивают. Они съедают у людей мозги. Не важно, кому принадлежат мозги — отцу зомби, его дочери или его лучшему другу. Не знаю, значит ли это, что они ничего не помнят? И если мы найдем эту Эмили, мы ничего не докажем. Но я никогда не видела зомби, как ни старалась. Возможно, лучше начать с человека, которого я не знаю.

Лайон первым приезжает к подножию холма. Он редко так делает, но сегодня он старается изо всех сил, а кроме того, я жму на тормоза. Догнав его, я слезаю на землю, бросаю на траву сумку и копаюсь там в поисках фонарика, но Лайон говорит:

— Не надо.

На дороге темнеют лужи. Журчит ручей, трещит сверчок, и я пугаюсь, роняю фонарь, затем понимаю, что это всего лишь Лайон схватил меня за руку.

— Не делай так.

Он не слушает. Он пристально вглядывается во тьму, в тени под деревьями. Если бы не облака, видны были бы все звезды, но здесь, в Иллинойсе, облака всегда появляются как раз в тех случаях, когда так не помешало бы немного света. Ночь смывает краски с лица Лайона, с его темных волос и красной рубашки. Он похож на мертвеца.

А вдруг Лайон — зомби? Как мне узнать это?

Кто-то закрывает на ночь ворота кладбища. Не знаю кто. Это не имеет значения: изгородь едва доходит мне до талии, и мы перепрыгиваем ее; потные ладони скользят по железным прутьям. Лайон ловко лавирует между надгробными камнями, которые я даже не вижу. Я дважды ударяюсь коленом о камень, отстаю, но продолжаю идти за ним.

Трава разрослась; ее косят, но не везде, и она скрывает камни, ямы и прочие препятствия, попадающиеся мне на пути. Я одним глазом слежу за Лайоном, другим — смотрю под ноги. Мы обходим какую-то могилу, и я вытягиваю вперед руки: серая трава сменяется серым цветом рыхлой земли, и я прикасаюсь кончиками пальцев к вырезанной на камне букве «Э».

— Лайон, — окликаю я. — Как ты думаешь, она напугана?

Он резко останавливается, и мы едва не сталкиваемся.

Я отступаю в сторону, и ноги мои погружаются в мягкую, вязкую землю на могиле Эмили. Я представляю себе шевелящееся внизу тело, сильные тонкие пальцы, хватающие меня за ногу. Почва здесь уже разрыхлена, и это не только работа червей.

— Когда ты превратишься в зомби, — отвечает Лайон, — тебе нечего будет бояться.

Я не представляю себе Лайона испуганным. Он слишком основательный, слишком серьезный, мой друг Лайон. Он боится мертвецов меньше, чем кто-либо из моих знакомых. И думаю, неспроста.

Убегать от зомби необязательно. Просто нужно быстро идти, иногда, может быть, зигзагами. Чтобы поймать зомби, тоже не нужно бежать. Они не так уж быстро передвигаются. Но Лайон не ждет — он уже даже не идет. Я никогда не видела его таким.

Мы не впервые гонимся за зомби. В записной книжке, хранящейся в моем рюкзаке, я веду список, а Лайон держит этот список в голове. Мы не уверены, что из каждой потревоженной могилы вышел зомби. Возможно, там были вурдалаки, призраки и скелеты, как сказал мой друг. А может быть, вампиры. Возможно, даже мумии. Чтобы сделать мумию, нужно в лепешку расшибиться, но это не значит, что такое невозможно.

Но большинство обитателей могил, если они есть, — это зомби. Это можно определить по следам, по нетвердой походке. Можно догадаться, глядя на обитателей города. Если бы по соседству от нас обитали вампиры, мы были бы бледными, холодными и одинокими. Мы же передвигаемся медленно и стараемся ни о чем не думать.

Я никогда не думала, что Лайон тоже озабочен поиском зомби. Он умный парень, много читает и мог бы пропустить один год в школе, если бы посещал все занятия. Мне всегда казалось, что ему нет дела до обитателей города и безразлично, где жить. Он считает, что зомби — редкостное явление, однако охотится за ними только потому, что мне этого хочется.

Но сегодня я не охочусь, а скорее ковыляю за ним следом, а он несется вперед, как гончая. Мы с плеском пересекаем ручей, у нас нет времени, чтобы переходить его по камням или снимать обувь. Берег на противоположной стороне круто уходит вверх. За ним — еще более крутой холм. Я хватаюсь за молодые деревца, чтобы не упасть, и подтягиваюсь. Резко бросаюсь вперед, и намокший правый шнурок развязывается, прилипает к ноге.

Мы на вершине холма; здесь ровное место, отсюда открывается вид на поле. Вон канава, усыпанная светляками, за ней — пустое шоссе, лишь время от времени мимо проезжает трейлер, проглатывая милю за милей и изрыгая дым. Говорят, шоссе так и идет прямо до Колорадо, по две полосы в каждом направлении, огороженное заборчиком с отражателями. Я ездила по нему в город несколько раз — вместе с Лайоном, в кино и на концерт, ездила посмотреть мамин новый дом в городе, рядом со школой, в которую я теперь буду ходить. Я ездила по ней и возвращалась обратно.