Темное дело - де Бальзак Оноре. Страница 5

— Ступай, — сказал Мишю. И он следил за мальчиком до тех пор, пока совсем не потерял его из виду. — О, опять Виолет! — заметил он. — Сегодня он уже третий раз проходит здесь. Что только творится! Перестань, Куро.

Через несколько мгновений раздался частый конский топот.

Виолет сидел на шустрой лошадке, на каких ездят крестьяне в окрестностях Парижа; под круглой широкополой шляпой лицо его, смуглое и морщинистое, казалось еще темнее. За лукавым блеском его серых глазок таилось присущее ему вероломство. Его тощие ноги в белых холщовых гетрах болтались, не упираясь в стремена; казалось, их поддерживают толстые подкованные башмаки. На нем была синяя суконная куртка, а поверх нее — полосатая черно-белая накидка. Седые волосы в завитках лежали на воротнике. Весь его наряд, серая приземистая лошадь, посадка — Виолет сидел в седле, выпятив живот и откинувшись корпусом назад, — толстая, потрескавшаяся, коричневая рука, сжимавшая дрянной, шершавый, потертый повод, — все это изобличало в нем крестьянина скаредного, чванного и самонадеянного, стремящегося захватить побольше землицы и приобретающего ее любым способом. Рот у него был такой формы, словно его прорезал ланцетом хирург; этот рот с синеватыми губами и бесчисленные морщины на щеках и на лбу придавали его физиономии какую-то неподвижность, и только контуры ее были выразительны. В этих чертах, жестких и резких, было что-то угрожающее, несмотря на смиренный вид, который напускают на себя почти все деревенские жители, чтобы скрыть свои чувства и расчеты, подобно тому как жители Востока и дикари скрывают их за невозмутимой важностью. Превратившись при помощи ряда подлостей из простого крестьянина-поденщика в арендатора «Груажа», он придерживался прежнего образа действий и после того, как добился положения, даже превзошедшего первоначальные его желания. Он радовался бедам ближнего и от всей души желал ему зла. Если Виолету представлялась возможность содействовать злу, он делал это с любовью. Он был откровенно завистлив; но он всегда держался в пределах законности, ни дать ни взять — парламентская оппозиция. Он был убежден в том, что благосостояние его зависит от разорения других, а всякого, кто стоял выше его, он считал своим личным врагом, в борьбе с которым все средства хороши. Подобные типы очень часто встречаются среди крестьян. Главной заботой Виолета было теперь добиться от Малена продления аренды — срок ее истекал через шесть лет. Завидуя богатству управляющего, Виолет пристально следил за ним; местные жители корили его за то, что он знается с семьей Мишю; но хитрый арендатор поджидал случая оказать услугу правительству или Малену, который опасался Мишю, и в награду надеялся получить согласие на продление аренды еще на двенадцать лет. С помощью гондревильского сторожа, полеобъездчика и некоторых крестьян, ходивших в лес за хворостом, Виолет был осведомлен о каждом шаге Мишю и сообщал обо всем полицейскому комиссару в Арси. Этот человек пытался завербовать и служанку Мишю, Марианну, однако потерпел неудачу; зато Виолет и его приверженцы все узнавали от Гоше, паренька, который служил работником у Мишю и пользовался доверием хозяина: он предавал Мишю за разные безделицы — за жилет, пряжки, бумажные носки, лакомства. Мальчишка, впрочем, и не подозревал, какое значение имеет его болтливость. Виолет неизменно истолковывал все поступки Мишю в дурную сторону и, строя самые нелепые предположения, придавал его действиям преступный смысл; управляющий не знал об этом, хотя и догадывался о гнусной роли, какую играет по отношению к нему арендатор; его даже забавляло дурачить Виолета.

— У вас, видно, много дел в «Белаше», коли вы опять здесь, — сказал Мишю.

— «Опять»! Это что же — упрек, господин Мишю? А вы не собираетесь ли воробьев приманивать этой дудочкой? Я и не знал, что у вас такой карабин...

— Он вырос у меня на карабиновом поле, — ответил Мишю. — Вот смотрите, как я их сею.

Управляющий прицелился в чертополох шагах в тридцати и срезал его под корень.

— И вы держите это разбойничье оружие для того, чтобы охранять хозяина? Уж не он ли вам его подарил?

— Он нарочно приехал из Парижа, чтобы мне его поднести, — ответил Мишю.

— А что ни говорите, люди много кое-чего болтают на его счет: одни уверяют, будто он попал в немилость и уходит на покой, другие, будто он сам хочет тут во всем разобраться. А в самом деле — почему он пожаловал без предупреждения, совсем как первый консул? Вы-то знали, что он едет?

— Я с ним не так близок, чтобы он поверял мне свои планы.

— Значит, вы его еще не видели?

— Я узнал о его приезде, только когда вернулся из леса, — ответил Мишю, снова заряжая ружье.

— Он послал в Арси за господином Гревеном; верно, собираются что-нибудь натрибунить...

Мален в свое время был трибуном [10].

— Если вы едете в сторону Сен-Синя, — сказал Мишю Виолету, — подвезите меня, мне как раз туда.

Виолет был слишком труслив, чтобы посадить позади себя такого силача, как Мишю; он мигом пришпорил лошадь. Иуда Арсийский вскинул ружье на плечо и помчался к аллее.

— На кого это Мишю сердится? — обратилась Марта к матери.

— С тех пор как он узнал о приезде господина Малена, он сам не свой, — ответила та. — Но становится сыро, пойдем домой.

Когда женщины уселись возле очага, они услышали лай Куро.

— А вот и Мишю! — воскликнула Марта.

Действительно, Мишю поднимался по лестнице; встревоженная Марта пошла вслед за ним в их спальню.

— Посмотри: никого нет? — взволнованно обратился он к жене.

— Никого, — ответила она. — Марианна на лугу с коровой, а Гоше...

— Где же Гоше? — переспросил он.

— Не знаю.

— Я перестал доверять этому негоднику; поднимись на чердак, осмотри его, поищи мальчишку во всех закоулках, во всем доме.

Марта вышла; вернувшись, она застала Мишю на коленях; он молился.

— Что с тобою? — спросила она в испуге.

Управляющий обнял жену за талию, привлек ее к себе, поцеловал в лоб и взволнованно сказал:

— Если мы с тобою больше не увидимся, знай, милая моя женушка, что я очень любил тебя. Следуй в точности всем моим распоряжениям, которые ты найдешь в оставленном мною письме; оно зарыто под лиственницей, вон там, возле тех деревьев, — сказал он, помолчав, и указал на дерево. — Письмо в жестяной банке. Откопай его только после моей смерти. И — что бы ни случилось, как бы люди ни были несправедливы — верь, что моя рука послужила делу правосудия божия.

Марта постепенно бледнела и стала наконец белее полотна; она пристально взглянула на мужа, глаза ее расширились от ужаса; ей хотелось заговорить, но горло у нее пересохло. Привязав к ножке кровати Куро, который завыл, как воют собаки, когда почуют беду, Мишю исчез словно призрак.

Гнев Мишю на господина Мариона имел серьезные основания, но теперь Мишю перенес его на человека, в глазах Мишю гораздо более преступного, — на Малена, секреты которого Мишю отгадал, ибо управляющий лучше чем кто-либо мог оценить по достоинству поведение государственного советника. Как политический деятель, тесть Мишю пользовался доверием Малена, когда тот благодаря стараниям Гревена был избран в Конвент в качестве представителя от департамента Об.

Пожалуй, нелишним будет рассказать о роковых обстоятельствах, столкнувших Симезов и Сен-Синей с Маленом и тяготевших над близнецами и барышней де Сен-Синь, а в еще большей мере — над Мартой и Мишю. В городе Труа особняк Сен-Синей стоял прямо напротив особняка Симезов. Чернь, страсти которой были разожжены столь же ловкими, сколь и осторожными руками, разграбила дом Симезов, извлекла из него маркиза и его жену, обвиненных в сношениях с неприятелем, и передала их национальным гвардейцам, которые отвели их в тюрьму; затем эта чернь, действовавшая последовательно, завопила: «Теперь к Сен-Синям!» Толпа не допускала мысли, что Сен-Сини могут быть неповинны в преступлении Симезов. Почтенный и мужественный маркиз де Симез, опасаясь, как бы отвага не толкнула его восемнадцатилетних сыновей на какой-нибудь безрассудный поступок, и желая их спасти, поручил юношей за несколько минут до налетевшего урагана их тетке, графине де Сен-Синь. Двое слуг, преданных семье Симезов, держали молодых людей взаперти. Старик, не желавший, чтобы его род угас, приказал в случае беды все скрыть от сыновей. Оба брата одинаково горячо любили Лорансу, которой шел тогда тринадцатый год, и были горячо любимы ею. Как случается часто с близнецами, Симезы так походили друг на друга, что мать долгое время одевала их в костюмчики разного цвета, чтобы не спутать. Родившегося первым звали Поль-Мари, младшего — Мари-Поль. Лоранса де Сен-Синь, от которой не скрыли опасность положения, прекрасно выполнила роль взрослой женщины: она уговаривала кузенов, умоляла, стерегла их до той самой минуты, пока чернь не окружила особняк Сен-Синей. Братья в один и тот же миг поняли, чтo им грозит, и обменялись взглядами, выражавшими одну и ту же мысль. Решение было принято немедленно: они вооружили своих слуг, а также слуг графини де Сень-Синь, забаррикадировали дверь и вместе с этими пятью слугами и аббатом д'Отсэром — родственником Сен-Синей — стали у окон, за притворенными ставнями. И вот восемь храбрецов открыли по толпе бешеный огонь. Каждый выстрел убивал или ранил кого-нибудь из осаждавших. Лоранса, вместо того чтобы предаваться отчаянию, с удивительным хладнокровием заряжала ружья, подавала пули и порох тем, у кого они иссякали. Графиня де Сен-Синь упала на колени.