Лондон. Прогулки по столице мира - Мортон Генри Воллам. Страница 96
Это единственный парк в Англии, а возможно, и в любой другой стране, спланированный с учетом архитектурных особенностей его окружения. Риджентс-парк был первым дачным пригородом Лондона. Говоря о Риджентс-парк, мы подразумеваем не только парк, но и расположенные по соседству дома. Если кто-то называет местом своего жительства Риджентс-парк, это вовсе не означает, что он живет в палатке или под деревом; при этом если нам говорят, что кто-то живет в Гайд-парке, мы либо относимся к подобным словам с недоверием, либо считаем, что имеется в виду Найтсбридж или Бейзуотер.
Нэш строил дома и террасы Риджентс-парк согласно единому, гармоничному плану; хотя его творения часто подвергались резкой критике, этот последний всплеск классицизма производит весьма сильное впечатление. Посещая Риджентс-парк, я всякий раз поражаюсь тому, сколь искусно Нэш приспособил античные архитектурные формы к потребностям английского дворецкого.
В облике Риджентс-парк есть нечто изысканно-аристократическое, и порой кажется, что Нэш каким-то образом сумел перенести Афины в Итон. Город Бат был построен теми, кто умел читать по-гречески и по-латыни, а Риджентс-парк представляется мне великолепным переводом с этих древних языков. Я был знаком с некоторыми из его обитателей; к моему великому удовольствию, меня неоднократно приглашали туда на ленч, чай и обед. Оказавшись по ту сторону великолепного фасада, я приближался к расположенной за огромными колоннами квартире какой-нибудь старой леди, — и частенько ловил себя на мысли, что мои ощущения можно сравнить с ощущениями человека, устроившего себе приют в дальнем углу съемочной площадки фильма «Последний день Помпеи».
И все же, думаю, в нынешнюю эпоху серой обыденности нам следует быть благодарными за все, столь же изысканное и незаурядное, как Риджентс-парк, эта лебединая песня «первого джентльмена Европы».
На днях я побывал в Риджентс-парк и увидел огромное поле, на котором и молодежь и пожилые люди играли в крикет. Не знаю, сколько игр происходило одновременно, но смею утверждать, что все поле было усеяно игроками. Еще я увидел озеро, по водной глади которого плавали маленькие яхты, а также игровую площадку, где детишки выпускали свою поразительно неистощимую энергию, раскачиваясь на качелях или копаясь в песочницах.
Видел я и театр под открытым небом, где под аккомпанемент фортепьяно танцевала в полном одиночестве изящная девушка в черной вуали. Она репетировала танец из какой-то шекспировской пьесы. Затем я посетил Сад роз королевы Марии. Это настоящий музей роз, который отличается от других музеев тем, что если вам очень понравился какой-либо экспонат, вы можете записать его название (на всех деревьях и кустах есть аккуратные бирочки), пойти в питомник, купить рассаду и высадить ее в собственном саду. Держу пари, что этот музей не оставит равнодушным даже самого нерадивого садовника, а уж цветоводу он покажется сущим раем.
Как и любой другой лондонский парк, Риджентс-парк несомненно отражает национальный характер. Я имею в виду отсутствие всякого интереса к скульптуре. В Лондоне произведения этого вида искусств всегда персонифицированы, причем личность, увековеченная в скульптуре, непременно должна совершить нечто выдающееся. Наткнувшись на какую-нибудь неизвестную статую, люди часто спрашивают: «А чем он знаменит?» Стоит ли удивляться тому, что наши улицы переполнены статуями государственных деятелей и конных воителей?
В парке имеется лишь несколько достойных внимания скульптур, среди которых «Гилас и нимфа» в Сент-Джонс-Лодж-Гарденс и очаровательный фонтан «Мальчик с лягушкой» неподалеку от Сада роз; прочие не заслуживают упоминания. Фонтан очарователен: маленький обнаженный мальчик сидит на земле, рядом с ним присела лягушка, изо рта которой бьет вода, и струя попадает прямо в подставленную ладонь ребенка. Этот фонтан чем-то напоминает римский Fontana delle Tartarughe (фонтан с черепахами).
Затем я отправился в зоопарк. Это удивительное место. Здесь поддерживается образцовый порядок. Обитатели зоопарка явно чувствуют себя вольготно, что вполне естественно для страны, жители которой обожают животных. К тому же здесь они находятся в гораздо большей безопасности, нежели в естественной среде обитания. Если бы меня попросили указать мой любимый уголок зоопарка, я бы, конечно, назвал аквариум. Цветовая гамма подводных ландшафтов с их невероятного вида обитателями, миниатюрные, закованные в броню монстры, на создание которых Природа потратила столько трудов, вычурные морские языки, подрагивая, скользящие вверх и вниз в толще воды, мрачный глаз осьминога, спрятавшегося за камнем, небольшие морские коньки, похожие на брошенные в воду шахматные фигуры, — все это производит незабываемое впечатление.
Посещая зоопарк, я — всякий раз безуспешно — пытаюсь отыскать одного странного человека, с которым познакомился во время войны. Он был художником-анималистом — и убежденным противником вегетарианства. Впервые мы встретились в террариуме, где во время войны «нейтрализовали» некоторых особо опасных змей — из опасений, что, если в террариум попадет бомба, они могут выбраться наружу, в Риджентс-парк. В течение многих лет этот человек увлекался приготовлением блюд из необычных животных. Когда в зоопарке испускал дух аллигатор или жираф, он приходил и просил разрешения забрать домой часть тела умершего животного, чтобы приготовить какое-нибудь экзотическое блюдо.
Он говорил мне, что фламинго на вкус похож на фазана, а нутрия на зайчатину. Питон, которого он попробовал лишь однажды, по вкусу весьма напоминает телятину, хотя полное вкусовое соответствие с телятиной имеет только мясо крокодила. Мясо жирафа похоже на конину, а страусятина представляет собой нечто среднее между фазаном и говядиной (на мой взгляд, совершенно чудовищное сочетание).
Медвежатину он считал превосходным мясом и утверждал, что по вкусу она напоминает вырезку первосортной шотландской говядины. Однажды в зоопарке умер малайский медведь, и мой знакомец приготовил отличный пирог с медвежьим мясом и почками. Два разделивших с ним трапезу друга заявили, что это лучший пирог, который они когда-либо пробовали. Но когда выяснилось, что пирог приготовлен из малайского медведя, обоих стошнило. «Лишнее доказательство странности человеческих предубеждений», — прокомментировал анималист.
Одно из его замечаний доставило мне искреннее наслаждение. После минутного молчания, продолжая голодными глазами разглядывать какого-то аллигатора, он грустно обронил: «А вот игуану я так и не попробовал».
Во время войны у членов Зоологического общества и их друзей вошло в моду брать на себя ответственность за обеспечение животных продовольствием. Они еженедельно вносили собственные деньги в кассу зоопарка и брали животных под свою опеку. Практика оказалась настолько популярной, что продолжается по сей день. Чтобы стать «приемными родителями» колибри, нужно платить по шиллингу в неделю. Это самое дешевое опекунство из всех возможных. Если вы захотите взять под опеку слона, то, как и следует ожидать, подобная ответственность окажется самой дорогостоящей: двадцать шиллингов еженедельно. Возможно, только в этой стране, жители которой обожают животных, могла возникнуть необходимость в уведомлениях следующего содержания: «Обращаем внимание на то, что приемных животных запрещается выводить за пределы парка».
Одно из моих самых ранних, еще детских воспоминаний о Лондоне связано с восковыми фигурами мадам Тюссо. Эти фигуры произвели на меня такое впечатление, что, даже став взрослым, я старательно обходил музей стороной.
Ночью 18 марта 1925 года редактор отдела происшествий сообщил мне, что в районе Мэрилебон-роуд сильный пожар, и я со всех ног помчался в указанном направлении. Прибыв на место, я стал свидетелем одного из самых опустошительных пожаров, какие мне только приходилось видеть. Сотни восковых фигур музея мадам Тюссо охватывали языки ярко-красного пламени. На какое-то мгновение пожар, казалось, потух, но затем разгорелся с еще большей силой и пожрал пару королев, какого-то президента и нескольких поэтов. Утром я поговорил со спасателями, и они разрешили мне осмотреть все еще дымившиеся руины. Огонь не пощадил ни единого экспоната.