Стрелы судьбы (СИ) - "Ниамару". Страница 18

— Скучаешь по своему смертному? — произнес из темноты знакомый голос, но в нем не было ни капли яда.

'О нет! Только не сейчас! — мысленно взмолилась Велена, — Оставь меня, иначе я не выдержу! Иначе я разрыдаюсь и брошу тебе в лицо все, что так истерзало мою душу! Лучше я умру, чем ты увидишь мои слезы! Как ты мог?! Как ты мог так жестоко предать меня?!'

Но Повелительница Ледяных Гор осталась верна себе — когда она повернулась к Горгану и разомкнула губы, в ее взгляде и голосе был лишь лед:

— Это не твое дело, по кому я скучаю!

Золотые глаза мерцали в прозрачном полумраке лунной ночи. Он не разозлился, только его губ коснулась чуть печальная улыбка. Горган присел рядом, грациозно опираясь локтем на одно колено, и посмотрел на нее с давно забытой теплотой, от чего у Велены предательски защемило сердце.

— Уходи. Я хочу побыть одна, — спокойно произнесла она. Если бы он знал, чего ей стоило это спокойствие!

— Я только посижу рядом, посмотрю, чтобы ты случайно не упала, — его пальцы с изящными черными когтями бережно дотронулись до ее щеки. Она замерла, не в силах пошевелиться. Это неожиданное нежное прикосновение лишило ее воли. Она совершила ошибку — позволила боли просочиться в ее взгляд. А его пальцы все еще скользили по ее лицу. Велена опомнилась и резко отдернула голову.

— Не прикасайся ко мне! — процедила она сквозь зубы, ее глаза полыхнули злобой. Велена очень сильно надеялась, что он не догадается, что злилась она в основном на себя.

Она стремительно поднялась и пошла прочь. Что-то заставило ее остановиться… может быть, шорох шелка, подхваченного ветром… но ночь была безветренной. Она обернулась — на маленькой каменной площадке, бывшей когда-то балконом, никого не было. Велена, не отдавая себе отчета, кинулась к краю. Там была только тьма. Она перегнулась через каменную плиту, вцепившись в нее руками, и заглянула в пропасть, чувствуя, как бешено колотится сердце. Что за дурацкие шутки?! Но ведь он не сошел с ума?! Он ведь сменил обличье?!

Она успела услышать шорох кожистых крыльев, ощутить на лице движение потревоженного их внезапным взмахом воздуха… но она не успела отпрянуть, когда требовательные горячие губы страстно приникли к ее раскрытому в тревоге рту. Сильные нежные руки прижали ее к обжигающей жаром груди и сдернули с балкона. Она повисла над бездной в его объятьях, остро чувствуя под своими инстинктивно вцепившимися в его плечи ладонями движения мощных мускулов, поддерживающих крылья. Она не могла вырываться, иначе бы упала — только поэтому… только по этой причине… их поцелуй длился так долго…

— Убери руки! — крикнула она, пытаясь высвободиться.

— Не могу, ты упадешь, — произнес он с коварной усмешкой.

— Оставь меня!

— Пропасти? Не-е-ет, — он склонился к ее шее, и его губы стали страстно ласкать ее кожу. Его руки по-прежнему крепко прижимали Велену к груди, только левая ладонь сползла с ее талии немного ниже. Ярко-синяя молния сверкнула между двух сплетенных над пропастью тел. Горган отпрянул от неожиданности, и Велена, вскрикнув, полетела вниз, но, быстро среагировав, замедлила падение и застыла в воздухе, пытаясь отдышаться. Крылатая тень мелькнула где-то уже внизу. Но потом змий в наполовину человеческом обличье завис над ней. Она зло вскинула голову и с яростью посмотрела на него. Широкие кожистые крылья простирались над его гибким мускулистым телом. Ниже пояса его уже покрывала иссиня-черная чешуя, превратив стройные ноги в извивающийся хвост. Над его мощными, с вздымающимися из них крыльями, но все еще вполне человеческими плечами развевались растрепанные восходящими потоками воздуха локоны длинных волос. Он протянул Велене руку, на тонких пальцах сверкнули клинки острых когтей, непроизвольно выброшенных при нападении. Велена слишком долго не обращалась к родной стихии, сил подняться у нее уже не было, да и удержаться в воздухе помогала только злость. Она только скрипнула зубами и приняла его помощь. Он поставил ее на пол замкового коридора, уже обретя полный человеческий облик. Горган бросил ей: 'Спокойной ночи!' и ушел прочь…

***

Светало. Иван охрип, замерз и зверски проголодался. Корвень так и не отозвался. Елки то сгущались, то расступались. Никакого соснового бора словно и в помине не было.

Царевич устало опустился на корягу и зевнул. Он так устал, что впал в полнейшее отчаяние. Идти дальше он смысла не видел. Не забыв определить по начинающему светлеть краю неба, где восток, Иван залез под лапы огромной ели, и заснул на колючем ложе в обнимку с мечом в жестких ножнах.

Когда он вылез из своего зеленого шатра, заспанный и разбитый, солнце было уже высоко. Но в еловом лесу все равно царил полумрак.

Нужно отыскать Корвеня. Что если он тоже попал в беду, и никакой лохматый спаситель не пришел к нему на помощь? Иван сориентировался по солнцу и повернул на — по его мнению — северо-запад. После пары сотен бодрых шагов в животе настойчиво заурчало. Иван скептически взглянул на тяжелый меч — вряд ли с ним можно было что-нибудь добыть.

— Эх, лук бы сейчас! — раздосадовано воскликнул он.

Среди елок начали попадаться заросли осины и молодые березки. Вскоре ельник сменился смешанным лесом. Под ногами захрустела поспевающая брусника — какая-никакая, а еда. Царевич набрал горсть крепких, словно деревянные бусины, красных с белыми бочками ягод и закинул их в рот. Кисель была приятная, но, увы, лишь раздразнила аппетит. К счастью, Иван набрел на малинник. Спелые ароматные брошки сладких ягод сами падали в ладонь стоило только поднести руку.

— Да, с таким подкреплением мечом много не намашешь, — вздохнул царевич, утирая рот от липкого сока.

Корвень так и не отозвался. Лес вокруг был незнакомым. Одно утешение — хоть грибы стали попадаться. Белые. Только не крепкие черноголовые боровички, а светлошляпые ледянники. А вот костер было развести нечем, огниво лешачки захватить не догадались. Пришлось есть грибы сырыми. Царевич прожевал сладковатую мякоть. Вкусным это определенно назвать было нельзя, но хоть голод утоляло. Лес поредел, и Иван вышел на маленькую опушку — в глаза бросилось большое светло-серое пятно на зеленом, в цветочную крапинку, ковре травы. Царевич осторожно подошел поближе. На земле лежал волк, не узнать которого было невозможно. Дымчатая шерсть на левой задней лапе окрасилась кровью. Голень была накрепко зажата капканом. Он не скулил и не скалил зубы. Лежал, не шевелясь. Изумрудно-зеленые глаза смотрели с мрачной обреченностью.

Иван присел рядом с ним на корточки.

— Эх, дружище, как же ты так! — сказал он волку и долго вопросительно смотрел на зверя, не решаясь к нему прикоснуться.

— А ты меня не укусишь, если я тебя попытаюсь освободить?

Волк прикрыл глаза и положил голову на передние лапы. Иван воспринял это как знак доброй воли и постарался как можно аккуратнее отжать рычаги. Это удалось на удивление легко. Только лапа сильно пострадала, зубы капкана глубоко впились в мышцы, порвав клоками шкуру, от того, что царевич вынул их, кровотечение возобновилось. Иван промыл раны водой из фляги, оторвал подол рубашки и перевязал пострадавшую лапу. Кость, к счастью, не была сломана, но зверю придется нелегко — охотится с такими ранами будет очень трудно. Волк неожиданно лизнул царевичу ладонь горячим мягким языком и благодарно заглянул в глаза. Иван с опаской, очень медленно протянул руку и осторожно погладил зверя по голове. Шерсть оказалась на удивление шелковистой. Волк прижал уши и уткнулся мордой ему в плечо.

— И тебе спасибо, дружище, — прошептал растроганный Иван. — Если бы не ты, мне бы тоже плохо пришлось.

Волк потерся влажным теплым носом о его шею, а потом Иван снова ощутил на своей коже его язык. Зверь лизнул его в ухо, затем в щеку. Царевич заворожено оцепенел. 'Вот уж не думал, что волки такие ласковые, — подумал он, — Видать, туго бедняга влип'.

— Ну, все хватит-хватит! — Ивану пришлось осторожно оттолкнуть серую морду, когда волчий язык неожиданно лизнул его в губы, — Мне идти надо, дружище. Ты уж дальше сам как-нибудь.