Стрелы судьбы (СИ) - "Ниамару". Страница 8

— Вот уж этим не порадую! Еще не родилась та женщина, что привяжет вольного охотника, — а в темных соколиных глазах за смешинками прячется что-то, ой прячется, -

— Вставай давай! Жена твоя уж давно на ногах. Да и пир опять силу набирает, а ты тут валяешься.

— Эх, спасибо тебе, Корвень!

— Да за что ж, Ванька?

— Да просто за то, что ты есть.

Целый день они с Корвенем пили да гуляли, вспоминая еще недавние свои лихие проделки. Но вечером друг твердой рукой отвел царевича в терем, что тот расценил как жестокое предательство, но был уже слишком пьян, чтобы спорить.

И опять разноцветный туман, и синие бездны, и серебряная завеса от всего мира, и сладкая беспомощность, и теплые волны, превращающиеся в обжигающий прилив.

***

— Ваньк, ты чего задумчивый такой? На, выпей винца, полегчает! — Корвень протянул Ивану чарку, пристраиваясь рядом с ним на постели. Велена, как и вчера, встала раньше и ушла.

— Мне сны какие-то странные снятся, — неуверенно произнес царевич, — Я вспомнить хочу и не могу. Образы маячат и ускользают.

— О-о-о! Кончаем столько пить! — хохотнул Корвень.

— Да ну тебя, я серьезно!

— Да зачем тебе это? Вспоминать-то!

— В этом есть что-то важное. Я хочу вспомнить, — упрямо повторил Иван, морща лоб, — Это уже второй день подряд.

— Да, пьянка по-черному тоже второй день подряд! Не пей так много, коли не уме`шь! — он взлохматил и без того взъерошенные со сна волосы Ивана.

— Тебе хорошо говорить, тебя на кикиморе никто не женил. Тебе стоит только глазищами своими черными глянуть и любая твоя. Да и пьешь ты как лошадь, а тебе хоть бы что. С самого утра бодрячком!

— Ну, во-первых, насчет глаз и девушек — сам на себя в зеркало погляди, ясноокий мой. Во-вторых, ничего не как лошадь, — темные глаза озорно блестнули, — только разве что как конь. И вообще, Вань, себя надо любить. Тогда не будешь доводить себя-любимого до похмелья и прочих невеселых глупостей.

— Мне с`час себя любимого хочется доводить только до бесчувствия, но похмелье, увы, к нему неминуемо прилагается, — грустно ответил царевич.

— Как бы-то ни было, у нас сегодня пир с заморскими гостями, оно же бал! Кондрат поручил мне взять над тобой умелое руководство и представить пред заморскими гостями в надлежащем виде — так что сегодня мы не пьем, — тоном, не подлежащим обсуждению, объявил Корвень.

— Ай, какая разница! Мне с такой женой еще о надлежащем виде думать? Дай-ка сюда! -

Иван взял у Корвеня бутылку и крепко к ней приложился, но тут же поперхнулся и сплюнул на пол.

— Да вы что сговорились все?! — обиженно возмутился царевич, — Поразвелось тут колдунов! И ты туда же! Еще лучший друг называется!

— Вот поэтому и называется! — охотник хлопнул Ивана по плечу, — Хватит пить уже! Пора приходить в себя, Вань. У тебя никто не умер, руки-ноги на месте. Нечего из себя страдальца изображать!

— Ничего я не изображаю, — буркнул царевич и решительно выбрался из постели.

***

Гостей понаехало тьма тьмущая. Кто-то еще вчера присоединился к общему веселью — это было хорошо заметно по их лицам, а те, кто пировали с первого дня, тоже выделялись и среди них, но основная часть приехала именно сегодня. Велены весь день видно не было, что особо царевича и не огорчало. Но когда к ним кто-то подошел с вопросом, где же дорогая супруга, Корвень с ослепительной улыбкой за Ивана объяснил, что она отдыхает перед вечерними танцами.

Настроение у царевича падало все ниже. К сочувствующим взглядам своих он уже привык, но здесь он встречал много дальних знакомых, и их любопытные взгляды и шепот за спиной опять начали раздражать. Одно радовало, рядом был Корвень, чья высокая статная фигура неизменно привлекала взгляды. И Корвень не давал царевичу киснуть, распространяя вокруг себя уверенность и надежность.

— Вот кто придумал эту дурь?! — возмущался Иван, стоя перед большой парадной залой. Царевичи с женами по задумке должны были парами входить в залу и торжественно рассаживаться по местам. Причем гостей уже почти всех рассадили.

— И Велена где-то шляется! А, и даже к лучшему! Хоть бы и совсем не пришла!

Константин с Арианной уже прошли, Василий с Еленой взялись за руки.

Иван ощутил словно дуновение ветерка и какой-то волнующе знакомый аромат. По рядам гостей, еще не вошедших в зал, пронесся ропот. Царевич обернулся, чувствуя, как сердце замирает от странного предчувствия. Она шла к нему в темно-синем бархате и развевающихся жемчужно-серых шелках. Легкая походка, словно ноги не касаются пола. Мраморный профиль неземной, слишком совершенной для земли, красоты. Длинные серебряные косы, королевская осанка. Она остановилась, словно видение обрело четкость. На него смотрели пронзительные кобальтово-синие глаза, обрамленные длинными темными, серебрящимися как от инея, ресницами.

— Велена, — выдохнул он.

— Заждался, дорогой? — сказала она со снисходительной улыбкой на сверкающих перламутром губах. Склонилась и поцеловала в щеку, обдав тем самым ароматом из забытых снов, и он все вспомнил. И их первую брачную ночь, и волшебные ласки ледяной госпожи во вторую.

— Велена! Что… Как…

— Тшш, малыш, я тоже по тебе соскучилась. Наш выход.

Холодные пальцы твердо сжали его руку, и она уверенно повела его в зал, с привычным равнодушием принимая восхищенные вздохи, прошелестевшие по залу. Еремей осел на стул раньше времени, положенного церемонией, и схватился за сердце. У Кондрата отвисла челюсть. Константин с Василием изумленно переглянулись, а потом, не сговариваясь, оба одобрительно кивнули брату. Велена огляделась, кого-то еще не было. Темные глаза сверкнули из полумрака, и Корвень со своей неизменной чуть лукавой, но ослепительной улыбкой поднял кубок в честь молодых, небрежным жестом посылая ей воздушный поцелуй…

Царевич шел с ней рядом и не мог поверить, что нелепый кошмар превратился в волшебную сказку. Только он никак не мог понять, что ему с этой сказкой делать. Ивану было не по себе от этой ослепительной нечеловеческой красоты. И что от него взамен за обладание таким вот чудом потребует судьба? Но ощутив свою нервно дрожащую руку в уверенной холодной ладони, он засомневался в правильности постановки вопроса — кто тут кем обладает. Он танцевал с ней, чувствуя в руках ее тонкий стан, с несгибаемой осанкой. Все ее движения были легкими и уверенными, точными и острыми, как удар ножа. Кобальтово-синие глаза смотрели прямо в душу, заставляя робко трепетать. Она увела его с праздника незадолго до рассвета, и он безропотно шел за ней, чувствуя, что потерял волю в этих синих глазах.

Они вошли в терем, она выпустила его руку, и он растерянно застыл, беспомощно глядя на нечеловечески красивое созданье. Он даже к стыду своему отступил на шаг, когда она к нему приблизилась. Но она лишь со снисходительной лаской улыбнулась и тряхнула головой — длинные косы рассыпались свободным серебряным ливнем. Прохладные ладони нежно сжали его лицо, тонкие пальцы зарылись в его мягкие кудри.

— Велена, тебе не кажется, что ты должна мне кое-что объяснить. Кто ты? — проговорил царевич, ощущая себя совершенно потерянным.

— Твоя жена, разве что-то еще имеет значение? Ты говорил, что вся проблема в том, что я некрасива. Что ты думаешь теперь?

— Я хочу знать, что происходит.

— Позже поговорим, у нас осталось меньше часа, — в ее голосе появились металлические нотки.

— До чего?

— На рассвете я снова стану кикиморой.

— Кикиморой или самой собой? Какая ты на самом деле?

— Не имеет значения, хватит болтать, мой мальчик! — синий лед сверкнул из-под серебристых ресниц. Она вытянула руку, и Ивана толкнула в грудь невидимая сила. Только что он стоял почти на пороге и через мгновение уже упал на постель. Его окутал серебряный дождь ее волшебных волос, холодные пальцы запечатали ему уста, с которых был готов сорваться новый вопрос. А потом их сменили ее настойчивые губы, властно сминая любые возражения.