Персидские ночи (СИ) - Витич Райдо. Страница 35
Что интересно, разницы в возрасте нет. Вале тридцать лет и Хамату столько же. Хотя первый на все сорок выглядит, а второму больше двадцати пяти не дашь.
Женя тряхнула волосами: о чем она думает?
Накинула халатик и включила фен, принялась волосы сушить.
‘Нужно вспомнить старое средство избавления от ненужных чувств’, — принялась уговаривать себя: ’Представь Хамата в смешном положении, например, он упал в грязь… Не смешно. Тогда пьян до безобразия. … Хамат?! Мимо – не пьет он’. Девушка вздохнула: даже в этом положительный!
И попыталась снова: тогда он драчун.
Представила и замерла: образ Хамата раскидывающего оппонентов, был прекрасен и монументален, мужество, смелость, напор, мастерство ударов, лихие кульбиты…
Шао-линь! Тьфу!
Ей о плохом нужно думать, о плохом!
Хорошо: Хамат убийца – Чикатило.
Дважды – тьфу! Это Чикатило – убийца, а Хамат, это Хамат.
Женя выключила фен, постояла, глядя в зрачки своему отражению: придумай что-нибудь, иначе от тоски с ума сойдешь.
Придумала: Хамат страшный моджахед- террорист…
Ну, что это такое?! — чуть не взвыла, не сумев запихнуть парня в придуманный образ. Включила опять фен: думай, Борисова, думай! Голова у тебя не только для того, чтоб в нее кушать.
О! Он контрабандист. Торговец наркотиками и оружием!
И что? Ни тепло, ни холодно.
Ну, как же, Евгения? Это очень, очень плохо. Он торгует жизнями людей, вооружает всякие группировки, садит незрелые личности на иглу…
Так зрелые-то и не сядут и потом, он же не впихивает свой товар насильно, а оружием не то что человек – страны торгуют.
Та-ак! — разозлилась сама на себя, выдернула фен из розетки и в сердцах швырнула его на полочку: до чего ты дошла, Борисова! Моральный кодекс - в нули, здравомыслие - под корень – и что от тебя осталось?! Сексуальная маньячка, влюбленная дура!
Влюбленная? Э, нет!
Женя прошлепала в комнату, рухнула на постель и уставилась в потолок: продолжим.
Хамат насильник… Ага? — скривилась: какая глубокая мысль! Все бы такими насильниками были, у женщин бы сплошное восьмое марта по жизни было.
Тогда Хамат убил… ребенка или женщину…
Угу. Убил, расчленил, в землю закопал и ламбаду станцевал!
Бред редкостный.
Женя перевернулась на живот и накрыла голову подушкой: может, в темноте что дельное в голову придет?
Пришло. Воспоминание о ночи полета над Дамаском. И опять стало жарко и волнительно, захотелось оказаться в объятьях Хамата, испить его поцелуй, ощутить власть его ласк над собой…
Он жесток! Жесток, жесток, жесток, — начала внушать себе упрямо: он поступил дурно, отвратительно, он унизил, он…он…
А по телу уже пошла волна тепла и истомы, смывая ненужные мысли, путая, сбивая настрой. И ни о чем уже не думается, только хочется.
Будь проклята страсть, что превращает человека в идиота! — скрипнула зубами девушка, чувствуя, как тело начало гореть от желания.
Женя решительно поднялась и надела купальник, чтоб пойти к бассейну и остудить пыл.
Мысль о бассейне посетила подруг одновременно, и они встретились, покинув свои комнаты. Скорчили друг другу рожицы и примирительно улыбнулись.
— Жень, скажи, что все будет хорошо, — Раздвигая двери, попросила Надя.
— ‘Русское радио – все будет хорошо’, — пропела та, подталкивая подругу на выход.
— Тебе шутки, а я испереживалась.
Женя глянула на нее и побежала, прыгнула в бассейн.
Девушки, вдоволь порезвившись в воде, зацепились за бортик и просто лежали ,бултыхая ногами, млея от приятной усталости:
— Здорово, — сказала Надя с легкой улыбкой на губах.
— Да, жаль, что осталось всего два дня нирваны.
— О, смотри, твой идет, — кивнула.
Женя повернула голову, когда Хамат уже подошел к краю бассейна.
— Надеюсь, ты не с приглашением на ужин? — спросила Надя настороженно.
— Нет, — улыбнулся парень, присел перед девушками на корточки. — Не понравилось ужинать с семьей?
— Нет, что ты, — заверила Женя. — Просто атмосфера для нас неуютная.
— Точно. Словно на официальном приеме у английской королевы. Костюмы, столовое серебро, эскадрилья фужеров.
— И лица в строгих масках аристократии, — поддакнула Женя.
— Мама любит показывать зарубежным гостям, что она придерживается западного стиля. Но больше совместных ужинов не предвидится. Она узнала все что хотела, показала себя, и строгий костюм убран до следующего приема.
— О, какая радостная весть!
— Я принес еще одну.
— Может, не надо? — Предложила Надежда, с подозрением поглядывая на Хамата, тот же смотрел лишь на Женю. — Я приглашаю вас на ужин в узком кругу: я, вы и Сусанна с Самшатом. Посидим, поболтаем.
— Опять в викторианской столовой?
— Нет, в моих апартаментах.
— Это меняет дело, сэр-р, — улыбнулась ему Женя.
— Тогда вперед! — махнул рукой в сторону лестницы. — Переодеваться.
Евгения подплыла, вышла из воды и была заботливо закутана Хаматом в полотенце. Он подхватил ее на руки и, покружив, понес в комнаты. Надя шла следом, пристально разглядывая пару: а ведь влюблен араб не на шутку. С одной стороны, завидно даже, а с другой, страшно. Мужчины все собственники, а уж такие темпераментные да с головой от любви неземной раздружившиеся, и вовсе. К чему это приведет? Дай Бог, лишь к бурному прощанию у трапа, ведру слез и вечной памяти персидским ночам.
Хамат занес Женю в ее комнату и закрыл дверь: ну ясно, опять лобызаться будут.
Надя хлопнула дверью в свою комнату и тяжко вздохнула, настраивая себя на лучшее: чего, правда, взъелась? Два дня и осталось на радости, а там опять дом, строгие родители, напыщенная атмосфера редакции с ее производными – сплошь умниками и умницами, гениями –филологами, редакторами. А Женька против них, что муха против мухобойки – только успевай уворачивайся, крутись. Опять доставать начнут, есть, под кожу лезть – обычные рабочие моменты. И личная жизнь в стадии анабиоза – то некогда, то встретиться не с кем, а то и не зачем.
Хамат с трудом оторвался от сладких губ любимой — Женя отодвинулась и приложила палец к его губам:
— Так мы и на завтрак не успеем, не то что на ужин.
И пошла к шкафу наряд выбирать. Хамат же сел в кресло, чтоб было хорошо видно девушку: обворожительна. Само совершенство.
— Что скажешь? — повернулась к нему, приложив к груди вешалку с голубым брючным костюмом, скромным, но элегантным:
— Как раз.
Он бы, конечно, еще и паранджу ей надел…
— Отвернись, — достала белье.
— Зачем?
— Переодеваться буду.
— Переодевайся, — улыбнулся, лукаво щурясь.
— Ты просто маньяк, — рассмеялась Женя, видя знакомый блеск в глазах Хамата.
— А ты сама скромность.
— Да-а, — сняла лифчик. Хамат еле удержался, чтоб не подойти к ней, обнять и послать к шайтану ужин. Женя сняла трусики и желание парня обойтись без ужина окрепло.
— Искусительница.
— Сам такой, — улыбнулась девушка, облизнув губы – взгляд Хамата тревожил ее, волновал и рождал желание.
— Иди ко мне.
— Не-ет, опоздаем на ужин.
— Зачем нам ужин? Сюда принесут.
— Сам позвал, а теперь идти не хочешь. Нехорошо, — заметила игриво, одевая белье. Белые ажурные стринги легли на бедра, оттеняя золотистую от загара кожу, лифчик прикрыл грудь, вызывая вздох сожаления у Хамата.
Парень встал, обнял Женю и, любуясь, провел ладонью по прекрасному телу любимой:
— Хамат, — качнула та головой.
— Я подожду в гостиной, — согласился нехотя.
Девушка с пониманием улыбнулась, а Хамат подарив ей горячий поцелуй, вышел.
Если б не Сафар, он бы не стал себя сдерживать. Но брат оказал ему серьезную услугу и в короткий срок – его нужно уважить, как есть за что уважать.
Апартаменты Хамата Женя узнала, хоть тогда, в темноте, они выглядели иначе, да и ей было не до интерьера. Сейчас же она была поражена изысканным стилем, гламурностью обстановки: