Осколки сердец - Распопов Дмитрий Викторович. Страница 3

«Жаль, что я не прошел посвящение и не могу входить в боевой режим, — с сожалением подумал я, стараясь плотнее прижимать ткань к ране. — Вот если бы прошел высшее посвящение, то вообще мог бы превратиться в Серебряный Туман, и все ловушки были бы мне нипочем».

Обо всем этом оставалось только мечтать. До посвящения в совершеннолетие мне оставалось еще долгих десять лет, а высшее посвящение и вовсе выглядело нереальным будущим.

Боевой режим вампира сильно отличается от обычной его формы. Если в нормальном состоянии кровь вампиру нужна всего лишь раз в три месяца, то при активированном боевом режиме эта потребность резко увеличивается. Чем дольше вампир находится в боевой форме и чем активней движется, тем более длительной и обильной должна быть кормежка.

Например, отряд вампиров, который искал меня в подземельях замка, вынужден был идти в боевой форме пару дней, и после возращения они кормились кровью слуг раз в три дня, и это не считая тех, кто был ранен. Раненые вообще залечивали раны, питаясь раз в день, так как регенерация тканей требовала большого количества крови.

Конечно, пределом мечтаний всех вампиров нашего рода была высшая трансформация. Посвящение происходило, когда вампир достигал двухсотлетнего возраста и его признавали готовым к прохождению этой чрезвычайно болезненной процедуры, которая к тому же была очень опасной. Ведь количество вампиров, выживших после нее, составляло всего одну десятую от общего числа желающих. Но все те, кто захотел пройти и проходил посвящение, становились практически неуязвимыми.

Вампиры, которые трансформировались в Серебряный Туман, могли находиться в этом состоянии сколь угодно долго. При этом их ничего не брало: ни магия, ни оружие. Сами же они могли атаковать магией. Правда, питаться после таких переходов в форму необходимо было несколько раз в день, но проблему это составляло только в мирное время. Во время войны нехватки крови никогда не было. Как на собственном опыте убедились эльфы, данную трансформацию могло пробить только небесное железо. Но оно попадалось очень редко. Только к концу войны эльфы смогли набрать его достаточно для того, чтобы вампиры начали терять своих высших посвященных.

Собственно, из-за этого и было предложено заключить перемирие между нашими расами, на что эльфы, также потерявшие слишком много своих, легко согласились. И продолжался этот мир вот уже несколько десятилетий.

Перевязав рану, я собрался идти дальше, как вдруг услышал невнятные звуки неподалеку. Слегка поколебавшись, я осторожно двинулся в ту сторону, стараясь еще внимательнее смотреть вокруг.

Миновав несколько ловушек, я вышел на тропу, протоптанную зверьем, и увидел то, что так долго искал — ту самую приправу, за которой меня послали. Обрадовавшись, я направился было к деревьям, у корней которых росла эта трава, но вновь раздавшиеся шорохи заставили меня сначала насторожиться, а потом медленно, шаг за шагом, напрягая зрение и слух, двинуться к их источнику. Заметив темное отверстие, частично прикрытое тонкими ветками и дерном, я остановился в метре от ямы, замаскированной в траве. И только теперь понял, что издавало насторожившие меня звуки — в вырытую эльфами яму-ловушку кто-то попался!

Когда я заглянул вниз и увидел этого бедолагу, меня прошиб смех: на дне ямы копошился не кто иной, как эльф, угодивший в собственную ловушку! Такую абсурдную ситуацию трудно было даже вообразить, так как все эльфы метили свои ловушки специальной магией, которую улавливали только они и звери в Лесу. Попавший в собственную ловушку эльф — это почти как укусивший сам себя вампир.

Хотя нужно отдать эльфу должное: если бы не он, я точно угодил бы в яму. Хитрецы расположили ее прямо на пути к деревьям, где виднелись стебельки необходимой мне приправы.

«Наверняка эта ловушка — не единственная, — пришла в голову мысль. — Нужно быть еще внимательнее».

Мои мысли об эльфе-собирателе подтвердились, когда я заметил невдалеке корзинку, содержимым которой были различные растения.

Я задумался. По идее, мне нужно было быстро нарвать травы и, пока меня не засекли эльфы, сматываться из Леса. А то доказывай потом, что это не ты столкнул в яму их сородича. Такие сложности мне были ни к чему. Приняв решение, я быстро и аккуратно собрал приправу и уже собрался уходить, как послышался стон и из ямы донесся приглушенный голос:

— Помогите!

Остановившись, я задумался. Может, стоит вытащить эльфа и посмотреть на него? Ведь я никогда не видел живых эльфов, только их изображения на висевших на стенах залов замка картинах, отображавших все важные сражения прошедшей войны. Не устояв перед снедавшим меня любопытством, которое обычно и втягивало меня во все неприятности, я нашел невдалеке подходящую сухую ветку и, опустившись на колени, протянул ее вниз.

— Эй, ты! Хватайся и держись крепче, я тебя вытяну, — крикнул я в яму.

— Я не могу пошевелиться, у меня сломаны ноги, и два штыря пробили бок, — глухо послышалось оттуда.

Проклиная себя и свое любопытство, я пошел искать что-нибудь, что дало бы мне возможность спуститься в яму и вытащить этого бестолкового эльфа. Длинное и не слишком толстое упавшее дерево нашлось довольно быстро. Я подтащил лесину к яме и опустил туда один конец. Затем осторожно спустился вниз и увидел лежащего эльфа. Из его разорванного бока торчали окровавленные заостренные штыри.

— Ты еще жив? — недоуменно спросил я, не понимая, как он мог выжить при таких ранах.

— Да, — совсем тихо ответил он.

Посмотрев на его бок, я задумался.

«Надо быстрее его вытаскивать, иначе могу попасть в сложную ситуацию. Вампир в Лесу, с мертвым эльфом на руках — это будет поводом для огромных неприятностей».

Убедившись, что колья не расшатываются и слишком толсты у оснований, чтобы можно было их перепилить ножом, я понял, что единственный способ вытащить эльфа — это снять его с них. Кое-как пристроившись в узкой яме, я ухватился за его одежду и потянул вверх. Эльф вскрикнул, но сразу же замолчал, видимо, потеряв сознание от боли.

Стащив его со штырей, я обнаружил, что эльф довольно легкий, поэтому решил тащить его из ямы на себе. Оторвав еще клок от своей рубашки, я связал ему руки впереди и, присев, просунул голову между ними и туловищем эльфа. Повисший у меня на спине бедолага даже не шевельнулся. С трудом карабкаясь по веткам, я добрался до края ямы. Скинул с себя эльфа, а затем, немного передохнув, вылез сам.

Теперь, при нормальном освещении, я смог его разглядеть и понять, что бестолковым спасенным эльфом оказалась бестолковая девушка-эльф. Серебряные волосы, заплетенные в косы и ранее убранные под куртку, теперь змейками вились по траве, а небольшие выпуклости под легкой курткой служили еще одним доказательством того, что это действительно девушка, а не просто симпатичный эльф.

Я поймал себя на странной мысли:

«Симпатичная? Эльфийка, симпатичная мне?!»

Насколько я помнил по картинам битв, где присутствовали эльфийки, их устрашающая красота была вовсе не той, которая мне нравилась в девушках, населявших наш замок.

Откинув на время эти мысли, я задумался над тем, что же мне с ней делать. Как лечить эльфов, я не имел ни малейшего понятия, а мои знания о лечении вампиров были сейчас абсолютно бесполезны, так как все, что обычно для этого требовалось, — это полный покой и много крови.

Решив все же осмотреть ее бок — поскольку из него продолжала струиться кровь, — я расстегнул на эльфийке куртку, затем рубашку и теперь уже точно убедился, что это девушка. Небольшая, но симпатичная грудь соблазнительно вздымалась в такт ее слабому дыханию. Я помотал головой, отгоняя несвоевременные мысли, и занялся осмотром ран. Осторожно срезав окровавленную ткань рубашки, я ужаснулся — мало того что раны были безобразны сами по себе, так еще и острия вкопанных в дно ямы колышков оказались грязными, и, стаскивая с них эльфийку, я занес в ее тело землю. Я громко выругался.

Пытаясь остановить нарастающую панику, я вспомнил, как отец однажды рассказывал, что кровь вампиров для остальных рас является обезболивающим и обеззараживающим средством. Не став долго раздумывать, я перевернул эльфийку на другой бок и, отрезав еще один кусок от своей многострадальной рубахи, смочил его водой из фляжки и принялся промывать раны. Почти полностью опустошив флягу, но отмыв — относительно, конечно, — раны от крови и грязи, я стиснул зубы и полоснул себя ножом по руке. Медленно потекла кровь, почти сразу застывая на воздухе. Мне приходилось постоянно давить на порез и, прижимая руку к ранам эльфийки, стараться, чтобы как можно больше крови попало вглубь.