Рождение Темного - Горелкин Виталий. Страница 65

Из затянувшейся медитации меня выдернул лязг засова на двери. Открыв глаза и начав разминать затекшее тело, я стал внимательно разглядывать прибывающих в барак собратьев по несчастью.

Я полагал, что, исходя из размеров здания, рабов будет больше двух сотен, однако внутрь зашло всего сорок семь человек. Непонятно, почему гномы построили такой большой сарай, их же жаба должна была удушить от такого нерационального использования средств. Все вошедшие невольники были худыми, я не увидел среди них больных или сильно изможденных, но их затравленные взгляды напоминали, что здесь не курорт. Они сразу направились к бочке и создали там небольшую очередь. Один из рабов, высокий черноволосый мужчина, не дожидаясь, когда ему дадут ковш, прошел вперед и вырвал его из рук пьющего человека. Утолив жажду, этот широкоплечий наглец полил себе воды на голову и кинул черпак за спину, который тут же был пойман его спутником. Внешность приятеля черноволосого сразу же вызвала к нему стойкую неприязнь: тонкие губы, обрамленные жиденькой бородкой и усами, сплюснутый нос и маленькие, глубоко посаженные глазки. Волосы с его головы уже давно эмигрировали в неизвестном направлении, оставив после себя огромную лысину. Плюгавый не спеша отхлебнул воду. Было очевидно, что ему нравилось заставлять ждать других людей, нетерпеливо переминавшихся с ноги на ногу. Тем временем черноволосый потянулся всем телом, из-под широкого ворота его рубахи на жилистой груди стала отчетливо видна синяя татуировка неизвестного зверя. Вот и обнаружил я того, кто здесь держит власть. Мужик, заметив мой пристальный взгляд, удивленно приподнял бровь и, цыкнув на плешивого дружка, направился в мою сторону.

Альком Стим попал в долговое рабство случайно, по крайней мере, он сам был в этом твердо уверен. Когда он проигрался в таверне Карна в пух и прах, его обуяла жажда реванша. Рассчитывая на то, что удача не может ему все время изменять, бывший стражник, выгнанный из охраны за излишнее рвение на допросах, быстро сбегал домой за заначкой. В тот вечер два выпитых кувшина вина будоражили кровь Алькома, и он, крепко зажав в руке серебро, вернулся в таверну. Поначалу ему фартило, кости раз за разом выпадали нужными гранями, позволив вернуть половину проигранного. Чувствуя, что везение может скоро закончиться, он поставил все деньги на один бросок и прогадал. Его соперник, молодой хлыщ из столицы, радостно ссыпал монеты в кошель. Стим с трудом сдерживался, чтобы не порезать наглое лицо каталы, но, когда ему предложили раздобыть еще денег и продолжить игру, не совладал с чувствами и всадил нож в шулера.

На следующее утро в тюремной камере Альком проклинал на все лады вино и свой дикий нрав. Потеря денег огорчала, но не была смертельной, больше беспокоило состояние его соперника. Если он умер, то убийце грозила нешуточная опасность. За преднамеренное душегубство в империи полагалось двадцать лет каторги. Стим, в свое время сам отправивший десяток человек по этапу, прекрасно знал, что столько времени он на рудниках не протянет. Неопределенность быстро развеял тюремщик, сообщивший о смерти шулера. В беде помогли новые приятели. После увольнения бывший стражник встал по другую сторону закона, благо работа оказалась практически такой же – следи за порядком на вверенной территории, тряси торговцев и изрядно подвыпивших горожан. За определенную плату воры смогли доказать на суде, что убийство было случайным. В результате Альком вместо срока на рудниках должен был отсидеть два года в тюрьме и выплатить штраф родне погибшего, но, поскольку все деньги уже ушли на подкуп судейских, а продажа дома не покрыла и трети необходимой суммы, он попал в долговое рабство. Стим, моментально оказавшийся в низах общества, не унывал. На городских торгах ему помогли попасть к гномам, условия содержания у которых были на порядок лучше, чем на каторге или в остроге. Да и отработать долг за пять-шесть лет было вполне реальной задачей. Кроме того, был шанс, что, после того как уляжется шумиха вокруг его дела (убитый оказался сыном какого-то чиновника из столицы), воры смогут договориться с гномами и досрочно выкупят подельника из рабства.

Прекрасно понимая, что у его друзей в Карне могут появиться иные проблемы, кроме как вытаскивать бывшего стражника из неволи, Альком сразу же после прибытия каравана невольников в Южный Торгбен сумел убедить новых хозяев в своей незаменимости. Он быстро навел порядок в бараке, выявил симулянтов и под страхом физической расправы заставил своих соплеменников работать значительно лучше. Гномы, оценив полезность раба, назначили его старшим. Так Альком стал надсмотрщиком и, по сути, снова вернулся к старой профессии. Питание его значительно улучшилось, а за каждые сутки с его долга списывалось вдвое больше монет, нежели зарабатывали другие.

Сегодняшний день у бывшего стражника не задался с самого утра. Сначала у него разболелся зуб, а в обед, после проверки своих подопечных, он разомлел на солнышке, утратил бдительность и попал на глаза городскому кузнецу. Этот вредный гном не видел разницы между Алькомом и другими рабами и поэтому заставил его раздувать меха.

Ближе к ночи уставший от непривычной работы Стим собрал по городу всех рабов. Сначала надсмотрщик отвел их на помывку, а потом на ночлег. Всю дорогу он внимательно смотрел на длинную вереницу людей, ища малейший повод, чтобы на ком-то сорвать злость. Однако невольники, успев уже хорошо узнать бешеный характер Алькома, не поднимали от дороги глаз и испуганно замолкали, когда он проходил мимо. Даже его помощник, хитрый и беспринципный Малик, попавший в рабство за мелкую кражу, не пытался по привычке плоско шутить и не болтал, как обычно, без умолку.

Заведя рабов в здание и утолив жажду, Альком заметил в бараке новенького. Это был худощавый парень лет двадцати пяти. Его лицо покрывала тонкая сетка шрамов, как будто ему на голову злой шутник сбросил сердитого гмырха. Новичок, нагло занявший место Стима, требовал серьезного урока. Надсмотрщик направился в его сторону, чтобы объяснить здешние правила, и немного удивился, так как гномы обычно извещали его о пополнении.

– Как звать тебя, раб? – спросил Альком, демонстративно поправив висящую на поясе небольшую дубинку. Он уже успел оценить одежду новенького и мысленно примерил ее на себя. Ростом они были одинаковы, так что плащ должен был прекрасно смотреться на плечах Стима.

На вопрос парень ничего не ответил. Он не поднялся с нар и только пожал плечами, продолжив пристально смотреть на Алькома.

– Ты что, урод, не понял вопроса? – Дав волю скопившейся за день злости, бывший стражник выхватил дубинку и с отмашкой ударил по коротко стриженной голове раба.

Парень резко дернулся назад, пытаясь уйти с траектории удара. Но все-таки не зря Альком гордился своей реакцией – как ни был быстр его противник, он все равно пропустил удар. От него парень должен был поплыть и стать легкой добычей. Усмехнувшись, надсмотрщик собрался было убрать оружие обратно, как с удивлением понял, что раб продолжает по-прежнему ровно сидеть, и только текущие по его лицу струйки крови подтверждают, что Альком не промахнулся. Стим слегка испугался неожиданной стойкости противника, но, услышав шумно сопящего Малика, подбегающего сзади на помощь, решил нанести еще один удар.

Альком уже успел привыкнуть, что жертвы не оказывают серьезного сопротивления. Он широко размахнулся, но молодой человек, до этого сидевший на нарах безвольной куклой, стремительно встал и ударил надсмотрщика в грудь раскрытыми ладонями. Даже если новичок не вложил бы в это движение всю силу, Стим все равно бы отпрянул назад. На секунду ему показалось, что глаза строптивого раба налились чернотой, а на лице читалась жажда крови. Некоторым рабам, наблюдавшим за их схваткой с потаенной надеждой, почудилось, что новенький не успел прикоснуться к Алькому. Они потом доказывали, что парень в плаще является магом и что именно после его жеста руками надсмотрщика приподняло на ладонь над полом и отбросило назад. Другие закономерно возражали, приводя один-единственный аргумент, позволяющий усомниться в душевном равновесии первых: гномы не такие дураки, чтобы надеть ошейник на человека, способного одним движением избавиться от куска железа на шее и заодно от много возомнивших о себе друмах.