Дыши, не бойся (СИ) - "Берлевог". Страница 9

Нависая спиной над обрывом, Быстров приготовился к спуску. Стрельников хлопнул его по плечу:

— Что ж, удачи, Федя. Надеюсь, ты хорошо подумал. На обратном пути мы вас подхватим.

Быстров кивнул и скрылся за уступом Хиллари.

Он протолкнулся сквозь толчею у подножия ступени. Люди стремились к вершине, а Быстров — к альпинисту в сиреневом. Очки сильно ограничивали зону видимости, приходилось крутить головой в разные стороны. Он торопился, обгоняя спускающихся и опасно перещёлкивая страховку. Там, где люди шли кучно, не позволяя вклиниться между ними, Быстров сходил с тропы на заснеженные камни. Больше двенадцати часов он провёл на ногах. Икры сводило судорогой, колени болезненно дёргались, а ступни давно замёрзли. Мучительно беспокоясь о Мике, он торопился к Южной вершине, но там поводов для беспокойства прибавилось. Над ледопадом Кхумбу клубилась белёсая мгла, а небо поблёкло и напиталось тревожной серостью. Первые предвестники бури сдували снег с вершины соседней Лхоцзе. Времени оставалось мало. Группа Стрельникова только что достигла вершины, австралийцы ещё карабкались по ступени Хиллари, а корейцы разбрелись по всей горе. Лишь американская экспедиция спускалась в лагерь, соблюдая временной режим, правда, потеряв при этом одного клиента. Когда американский лидер обнаружит пропажу, будет поздно.

Увидев сидящую сутулую фигуру, Быстров отстегнул страховку от перил. Мику с тропы заметно не было — вероятно, поэтому все проходили мимо. Правда, Быстров не был уверен, что люди не переступили бы через лежащего на маршруте человека. Высота калечит не только тела. Вонзая шипы глубоко в обледенелый склон, он осторожно двинулся между редких камней. Чем круче становился уклон, тем медленнее он ступал. Даже увидев ярко-сиреневое на белом, он не кинулся вперёд. Любой неловкий шаг может стать последним. Он опустился рядом с Микой вымотанный, с дрожащими от напряжения ногами. Перевернул его на спину и снял очки, чтобы увидеть глаза. Ресницы заиндевели и слиплись. Быстров потряс Мику — никакой реакции, голова безжизненно качнулась из стороны в сторону. Он снял рукавицу и, навалившись грудью на Мику, аккуратно, двумя пальцами раздвинул веки. Успел заметить, как зрачок дрогнул и сузился. Жив.

Быстров снял кислородную маску и испугался цвета пепельно-бескровных губ. Дышал Мика часто и неглубоко. Это гипоксия. Быстров проверил баллон, манометр показывал, что кислород ещё есть. Немного, но есть. Потом тщательно осмотрел шланг. Бывали случаи, когда он повреждался об острые камни и травил кислород, но шланг казался целым. Маска тоже не вызвала подозрений. Уже отчаявшись разобраться в проблеме, Быстров отсоединил шланг от баллона и увидел, что клапан регулятора обледенел. Неудивительно, что Мика задохнулся. Достав нож, Быстров очистил ото льда клапан, согрел своим дыханием. Подсоединил шланг обратно и надел маску на лицо Мики. Ждал несколько невыносимо долгих минут. Вдруг мешок экономайзера схлопнулся от вдоха и медленно надулся от выдоха. Быстров застонал от радости и уложил голову Мики себе на колени, прикрывая от поднявшегося ветра.

Он не знал, сколько провозился с кислородным баллоном Мики. Когда оглянулся, ему показалось, что очки запотели или покрылись изморозью, но он ошибался. Это день потускнел, а воздух наполнился колючей снежной взвесью. Ветер сметал снег с камней и трепал волосы мертвеца. Тропа не просматривалась — мешал рельеф склона и плохая видимость. Нужно спешить. Буря на Эвересте — гарантированная смерть.

Он беспокоился, почему так долго нет Стрельникова. Отогнул раструб рукавицы и посмотрел на часы: пятнадцать десять. Катастрофически поздно для тех, кто застрял на Южной вершине. Если Стрельников прошёл мимо, не заметив их на склоне, надо выбираться самостоятельно. Начинающаяся пурга, усталость, спешка — всё против них.

Стоя во весь рост, он всматривался в гребень, пытаясь разглядеть людей, но в лицо летело ледяное крошево, било по очкам, кололо незащищённые скулы. Быстров склонился над Микой, принялся тормошить безжизненное тело:

— Мика, очнись. Мы должны уходить. Очнись!

Догадался достать флягу с водой. Влил тонкой струйкой в полураскрытые губы, и Мика поперхнулся, сглотнул. Разлепил глаза и моргнул белыми ресницами:

— Эрно... — произнёс едва слышно, — я пришёл к тебе. Я больше тебя не брошу.

Облегчение смешалось с безотчётной и неуместной ревностью, но Быстров знал, что Мика видит перед собой человека в очках и маске, скрывающей половину лица. Отличить Федю от Эрно, или от Джона, или от Пурбы было невозможно.

— Мика, я Тед Быстров. Ты меня помнишь? Ты можешь встать? Мы должны идти прямо сейчас. Шторм начинается.

Мика смотрел такими пустыми глазами, что Быстров испугался за него, но тут финн ответил:

— Я постараюсь, Тед.

Метель усиливалась. Посыпался тяжёлый мёрзлый снег. Мика неуверенно встал на ноги и огляделся. Увидев светловолосого альпиниста, он громко вскрикнул и отшатнулся так резко, что упал и прокатился несколько метров вниз. У Быстрова от напряжения свет в глазах померк. Мика завис у самой кромки непроглядной пропасти, распластался на животе, шаря по гладкой наклонной скале в поисках опоры. Работая ледорубом, отворачиваясь от секущего ветра, Быстров спустился к Мике. Схватил за ремень, удерживая на краю:

— Я тебя держу.

— Прости меня, прости. — Мика вцепился в руку Быстрова. На глазах заблестели слёзы. — Я помню, как зашёл на вершину. Стоял и ждал, пока почувствую что-нибудь. Потом мы начали спускаться, и в какой-то момент я перестал контролировать свои ноги. Они стали чужими. Потом я увидел Эрно. Он улыбнулся и позвал меня. Я очень обрадовался. Побежал к нему. Потом темнота... — голос сорвался.

Быстров подтащил его к себе, прижал:

— Всё хорошо. У тебя клапан регулятора замёрз. Ты потерял сознание от гипоксии. Мика, прошу тебя, пойдём на тропу. Или мы погибнем оба.

Больше Мика не медлил. Вгрызаясь клювами ледорубов в замёрзшую породу, они карабкались вверх, не видя тропу, но зная, что она проходит по гребню. Снег лупил в лицо, небо и земля слились в серой круговерти. Тропу они нашли случайно. В этом месте гребень выполаживался, и они легко могли перемахнуть через тропу и вылететь на отвесную восточную стену, но им повезло. Мика зацепил ледорубом верёвочные перила, уже засыпанные снегом, и закричал Быстрову, предостерегая.

Ветер крепчал. Он ещё позволял передвигаться, держась за верёвки, но его порывы становились всё более свирепыми. Тропа была пуста, даже следы замело. Они перевалили Южную вершину и вышли на крутой участок спуска. По обе стороны зияли обрывы и кружились снежные вихри. Они скрадывали высоту и дарили обманчивое ощущение безопасности, но каждого оступившегося ждали два километра небесной пустоты. Быстров спускался первым, выдёргивая из-под снега перила и проверяя их надёжность. Он боялся случайно пристегнуться к одной из незакреплённых верёвок, чьи концы трепетали на ветру как бумажные змеи. Он боялся, что их сдует с гребня вместе со всеми страховками. Он боялся, что придётся остановиться, когда окончательно стемнеет. Он боялся, что отморозит пальцы, мизинцев на руках он давно не чувствовал. Кроме того, его грызло беспокойство. Он не знал, где Паша, Данила, Катя, Апа и все остальные. Удалось ли им спуститься ниже урагана или они борются со стихией у вершины? Когда начался снегопад, на горе оставалось много альпинистов.

Быстров потерял счёт времени. Машинально переставлял ноги, преодолевая сопротивление снежной бури. Иногда он оборачивался и высматривал бледный пучок света от налобного фонарика Мики. Штормовой ветер набрал силу и валил с ног, не позволяя двигаться дальше. Быстров подождал Мику и прокричал, что нужно искать укрытие. Сходить с маршрута опасно, но ещё опаснее оставаться в бурю на открытом участке. Согнувшись в три погибели, они сползли с гребня и через наметённый сугроб забрались в первую попавшуюся скальную нишу. Скрючились в тесноте, пытаясь укрыться от ледяного шквала и согреться. Мика снял маску и очки. В свете фонарика он казался призраком самого себя: почерневшие ввалившиеся щёки, красные от лопнувших сосудов глаза и мертвенно-бледные губы. Быстров нагнулся к нему, заорал: