Дикий восторг (ЛП) - Вульф Сара. Страница 5

— Айсис…

— Он мне не нравился. Или было в нем что-то, действующее мне на нервы. Я не знаю.

— Можешь вспомнить, что произошло на вечеринке?

Внезапно моя голова начинает ужасно пульсировать, а позвоночник болезненно покалывать. Я зажмуриваюсь и потираю глаза.

— Айсис? Что ты помнишь?

Возвращается лицо Лео, который косо смотрит на меня с порога. Во мне поднимается паника, горло сжимается. Я не могу спасти маму.

— Я… я не знаю! Всякие вещи!

— Постарайся вспомнить подробности. Ты что-нибудь пила? Танцевала? Кто в какой костюм был одет?

— Рен был… он был в зеленом. Линк! Он был Линком из Зельды. И я пила… колу. Думаю. С ромом. Не рассказывайте об этом моей маме. Мы шутим насчет выпивки, но она не знает, что я на самом деле пью. Еще танцевала, и там был кто-то…

Он собирается причинить мне боль. Он уже причинял кому-то боль. Он ранил Софию. София? Нет, не может быть. Лео ее не знает. Кто же тогда причинил боль Софии? Бейсбольная бита. Эйвери кинулась на меня с бейсбольной битой, но кто-то ее перехватил. Я вижу, как чьи-то большие, тонкие руки обхватывают биту и выворачивают из рук Эйвери, чей-то низкий голос, говорящий что-то насмешливым тоном испуганной, застывшей Эйвери…

Боль рикошетом проносится в моей голове, словно горящий теннисный мячик.

— Черт! — Я обхватываю голову и опускаю ее между коленей.

— Сделай глубокий вдох, Айсис, — мягко произносит Мерних. — Ты делаешь успехи, только не сдавайся. Что еще там произошло?

Кровать. Мягкая постель, чьи-то нежные губы, кто-то шепчет мое имя…

Острая боль расцветает в моем сознании, словно сумасшедший цветок зла. Я ничего не вижу — мир погружается во тьму, а в ушах звенит.

«Вот что ты получаешь, доверяя кому-то».

«Уродина».

«Может, я полюблю тебя. Может, если ты будешь смирной».

Мерних что-то говорит, но я ее не слышу. Это причиняет боль. Как же больно, и я хочу, чтобы это прекратилось.

«А ты с характером. Мне это нравится».

«Охренительно повеселись, не доверяя никому до конца своей жизни!».

«Я не встречаюсь с уродливыми девочками».

«Уродина».

«Уродина».

— Айсис! Посмотри на меня!

Я поднимаю взгляд. Лицо Мерних бледное.

— Все хорошо. Не нужно больше напрягаться. Прости. Просто дыши. Вдох-выдох. Вот так. Медленно. Садись.

Когда я вновь откидываюсь на спинку стула, понимаю, что у меня дрожат руки. Все мое тело трясется, словно паутинка на ветру.

— Почему? — шепчу я. — Почему я не могу вспомнить, что случилось?

Она снова достает свой клипборд и щелкает ручкой.

— Ну, чтобы это выяснить, нам нужно вернуться к началу.

— Вы имеете в виду к библейскому «Бытию»? Потому что у меня есть три правила для счастливой, полноценной жизни, и путешествие во времени определенно не одно из них. Поскольку, знаете ли: динозавры убивают. Так же, как и черный мор. И давайте посмотрим правде в глаза: с моим безграничным сверхъестественным очарованием, меня бы сожгли, как ведьму.

— Нет, — посмеивается она. — Не так далеко. Я просто хочу, чтобы ты рассказала мне свою историю. Реальную. Ту, которая о Уилле.

Я вздрагиваю, от звука его имени моя кожа покрывается мурашками.

— Высунуть собственный язык и поджечь его было бы предпочтительнее, чем говорить об этом парне.

— Знаю. Но я думаю, пришло время перестать убегать. Думаю, ты тоже это знаешь.

Ненавижу ее. Как же сильно я ее ненавижу. Она причина, по которой я не могу уйти. Чем дольше я здесь остаюсь, тем больше набираю дорогих счетов. Благодаря ей, мама постоянно переживает. Но Мерних действительно хочет знать о Безымянном. И если я расскажу ей эту историю, возможно, она меня отпустит. Так или иначе, все остальное до сих пор не срабатывало. Стоит рискнуть, даже если это пронзит все мои внутренности и оставит их истекать кровью на полу.

— С самого начала? — тихо спрашиваю я.

— С самого начала, — кивает она.

Я втягиваю и долго выпускаю воздух. Где-то на улице щебечет птичка. И больше всего на свете я хочу быть свободной как она.

— Когда я была в пятом классе, то влюбилась в мальчика. Это была моя первая ошибка. Он не был особо привлекательным, скорее своего рода тихим и иногда плевался, но у него были красивые, темные, шелковистые волосы. Учительницы постоянно делали ему комплименты по этому поводу. Я написала ему любовную записку, в которой говорилось: «Мне нравятся твои волосы», он же вытер ею нос и вернул мне на перемене. Я должна была заметить предупреждающие знаки в слизи. Но я была околдована. Ведь он обратил на меня внимание! На меня — толстую неваляшку с вьющимися волосами и постоянным запахом пота! Он не оскорбил меня, не толкнул в грязь, не обозвал жирным китом — просто вытер нос моим признанием в любви и вернул его. Это был самый перспективный сигнал, который я получала от общества за свою короткую десятилетнюю жизнь на планете Земля.

Так началось мое падение в абсолютное безумие.

Я делала все возможное, разве только преступления не совершала, чтобы привлечь его внимание. Хотя, нет, я все-таки совершила реальное преступление: ездила на велосипеде по обочине шоссе, чтобы добраться до его дома и пялиться на него через окно, пока он играет в видеоигры. Но потом я узнала, что это незаконно! По шоссе вообще нельзя кататься на велике! Поэтому я начала ездить на автобусе, чтобы полюбоваться им через окно, пока он играет в свои видеоигры.

В любом случае, это был лучший период в моей жизни, и, говоря «лучший период», я вовсе не это имею в виду, так что смело заключаем это выражение в кавычки. Мама с папой разводились, а это включало в себя много криков, денег и вины, поэтому тетушка Бет предложила мне пожить у нее пару месяцев, чтобы не пришлось менять школу. Пара месяцев превратилась в пять лет, но тетя Бет отнеслась к этому вполне спокойно. Почти каждый вечер мы делали горячие бутерброды с сыром, и она разрешала мне смотреть фильмы категории «17+». Так что я практически умерла и попала в рай, а родителям было глубоко наплевать на меня, но у мамы иногда просыпалось чувство вины, и тогда она присылала мне уйму необычных носков. Я люблю ее, но носки? Серьезно?

Так что, пока мои привлекательные генетические доноры в течение шестидесяти месяцев спорили о том, кому какая ваза принадлежит, я взрослела самым ярким из возможных способов. Ну, я не совсем тогда была яркой, скорее своего рода серой-домашней-мышкой, в общем, вы уловили смысл. Были драки. Однажды девочка попыталась сбить меня на своем скутере! Вы помните скутеры? Я помню скутеры. Мои голени помнят скутеры. Оу, а однажды девочка даже подложила мне лягушку! Но она была такая милая! Я нашла ее в своем шкафчике! На самом деле у меня была куча друзей, а под «кучей» я подразумеваю всех в библиотеке, кто теснился вокруг моего тела, пытаясь достать книги.

— А что ты делала в библиотеке?

— Пряталась. Я много читала Джейн Остин и плакала. Это был важный опыт.

Мерних кивает, жестом показывая мне продолжать. Она это делает — заставляет меня раскрывать свои фишки. Я вздыхаю:

— Хорошо. Больше не будем ходить вокруг да около. Я встретила… Безымянного… я по-прежнему могу его так называть, верно?

— Если тебе это необходимо.

Я делаю глубокой вдох:

— Я долго преследовала его в средней школе, но впервые обменялась несколькими словами с Безымянным на пляжной вечеринке Дженны Монро в седьмом классе. Девушки надели танкини [5] пастельных оттенков и плавали. Я же была в двух толстовках и штанах для йоги и сидела с ее мамой. Я все еще не понимала, почему Дженна Монро вообще меня пригласила. Дженна была сногсшибательной длинноногой шатенкой с конским хвостом — полная противоположность моему жиру и невзрачности. Конечно, мы дружили, однако это было давно, когда мы еще какали в штанишки и учились не есть выше упомянутые какашки, и, судя по тому, как мама Дженны помахала мне, когда я вошла, у меня сложилось впечатление, что Дженна вовсе не причастна к моему приглашению.