Возрождение из пепла - Белова Елена Петровна. Страница 122
Волна росла. Она приближалась метр за метром, казалось, очень медленно, но деревья на ее пути сгибались и ломались, а земля точно вскипала под миллионами тонн воды.
Волна росла. Вот она уже как башни Дворца…
Горожане инстинктивно попятились, кое-кто вскинул руки к глазам, послышались крики. Из окрестных домов стали выбегать люди и замирать в безмолвном ужасе.
Волна росла.
Она смяла и поглотила окраинные домики. Стерла заброшенный стадион. Точно картонный детский кубик, раздавила пожарную вышку. Играючи сдула целую улицу…
И замедлила бег. Остановилась.
Точно в каком-то старом ужастике, точно в полузабытом кошмаре, в полной тишине над перепуганным городом нависла громадная зеленоватая стена. Пенные гребни прокатились по краю и застыли. Просто застыли. Стеной.
Замерли и люди. Прозрачная смерть повергла бы в ужас и троллей. Секунда. Две. Три… Головы одна за другой поворачивались к экрану. Красивые губы Вадима дернулись в злой улыбке:
– Это последний шанс для мятежников.
Шанс?! Вадим никому не давал шансов. Никогда. Неужели?
Над площадью вдруг материализовалась платформа. Она зависла в воздухе, черная, круглая, с толстым днищем, которое внезапно раскрылось многолепестковой диафрагмой, уронив на землю множество небольших предметов. Толпа в страхе отшатнулась, но они не взорвались и не напали – тихо осыпались в небольшую, не выше пояса, кучу.
– Это ваш последний шанс. Кто сдастся и признает свою вину, может надеть ошейник. Станет рабом, но останется жив. У вас пять минут.
Серо-зеленые глаза осмотрели побелевшие лица. И в жуткое молчание тяжело упали слова:
– Отсчет пошел.
Наверное, его голос отдавался в каждом уголке города, в каждом доме, потому что пустые улицы буквально за минуту заполнились людьми. Они оглядывались и, замечая зависшую смерть, цепенели. Потом бросались бежать. Паника, ужас, давка. Страх и смятение.
На городской площади несколько секунд все стояли в неподвижности. В молчании. В страхе. Потом медленно, как во сне, к темной груде наклонилась женщина. И защелкнула темное кольцо на шее ребенка. Подростка.
– Мама! – вскрикнул беловолосый паренек.
– Боже! – бросился к ним мужчина. – Рихи! Что ты делаешь? Отдаешь нашего сына… в рабы?
– Зато он будет жить! – закричала женщина. – Это не навсегда, пойми, Матиас. Он будет жить!
– Ма… – начал подросток, отчаянно пытаясь сдернуть ошейник… и растаял. Исчез.
– Карл! – Мужчина безнадежно рванулся, хватая воздух руками, и закрыл глаза, сломленный отчаянием. – Карл… Рихи…
Женщина закрыла лицо руками и разрыдалась.
Феникс недоверчиво смотрела на экран. Ошейник с вмонтированным призывом? Вот что еще готовилось, вот о чем хотел узнать Стрейзант! Вот что еще, может быть, вмонтировано в новые браслеты! Лина сжала кулаки. Проклятье!
Больше никто не сможет спрятаться – они притянут отовсюду, больше никому не уйти, не снять. Полное рабство. Вечное. Безнадежное.
Преисподняя!
По волне прошел шелест… рокот… она дрогнула и придвинулась. Чуть-чуть…
И к ошейникам протянулась вторая рука.
Демоны по-разному встречали сдачу людей.
– Милорд – это круто!
– Так их, обнаглели человечки!
– А вот эта беленькая, а? Мне б такую… в служанки.
– Нашел над чем ржать, придурок! Вдумайся лучше. Это не только людям показывают – это и нам: мол, поосторожней…
– А я уважаю вон того, который не сдается.
– Будет с кем поразвлечься, интересно, торги скоро?
Трудно описать то, что творилось на площади обреченного города. Люди сначала подходили по одному, пряча глаза, брали ошейники, застегивали и пропадали. Потом, когда на камень мостовой стали группами выбегать люди ближайших улиц, все смешалось. Ошейники хватали второпях, пытались унести своим, отставшим. Постепенно началась давка. Когда по волне с шумом прошелся пенный гребень, это словно сорвало какой-то предохранитель. Обезумев от страха, люди отталкивали друг друга, сбивали, падали…
Кто-то пытался навести порядок. Кто-то плакал.
Глаза выхватывали в мятущейся толпе то одну фигуру, то другую.
Юноша, умоляющий девушку спастись… Кто она ему – сестра? Любимая? Но ошейник она так и не взяла.
Мужчина, выбивающий из рук девочки ошейник, который она поднесла к своей шее.
Пожилой человек, силой застегивающий на горле мальчика черную ленту.
Вот парень отшвыривает в сторону старушку, хватая заветный ошейник. Молодая мать обнимает двух малышей и старается отвлечь их от волны, приговаривая что-то вроде: «Это не больно…»
– Время истекает. Десять. Девять. Восемь…
На площадь врываются опоздавшие, бросаются к «милосердному дару» Вадима. Черное милосердие у вас, милорд.
Не обращая на них внимания, оставшиеся – люди, не желающие стать рабами, – один за другим оборачивались к волне. Навстречу смерти.
Пять… Молодая женщина прячет лицо на груди у мужа.
Четыре… Юноша поддерживает под руку пожилую женщину. Что-то говорит, но уже не слышно.
Три… Исчезает последний, надевший ошейник. Двое стариков, он и она, берутся за руки, глядя на водяную стену.
Два… Один из малышей пробует утешить маму.
Один… Молодая пара бережно, ласково-ласково, с проникновенной отрешенной нежностью в залитых слезами глазах сливается в объятии… Последнем.
Ноль.
Гладкое зеленоватое зеркало воды, скованной чьей-то злой волей, разрезает кривая трещина, и оно лопается бурлящим ужасом, тысячетонным валом, громадной невообразимой массой, погребающей под себя и город, и людей.
Стократно усиленные рев и грохот взбесившейся воды заглушали на площади любые шумы. Но заглушать было нечего. На толпу-армию Повелителя словно глянул какой-то супермощный василиск – и все окаменели под его чарами. Все. Ни шепота, ни движения… Потрясение было общим.
Это было настолько неожиданно и настолько страшно, что замолкли даже тролли, горячие поклонники новомодных шоу на выживание, даже демоны из отряда зачистки, только что оравшие нечто одобрительное… Кипящий водоворот на месте старинного городка отражался в широко открытых глазах, но все молчали. Отвыкли от такого. Даже в Судные дни ТАКОГО она не помнит.
Круто, милорд. Ваше новое шоу «Массовая расправа» имеет успех. Зрители потеряли дар речи.
А на экране уже растет новая волна. Следующий город. Промышленный центр. И все повторилось.
Пять городов-мятежников, десятки тысяч человек. Нависающие над улицами многометровые стены воды. Вскрики, ужас. Взгляды людей – сначала недоверчивые, заполняющиеся ужасом осознания того, что выбор неизбежен. Потом умоляющие, отчаянные, панические. Безнадежные обращения-выкрики: «Мы же не с ними, не с ними, мы ничего не делали! Милорд, мы же не виноваты! За что?» Черные знаки рабства, осыпающиеся на площади и улицы… Милорд был щедр, и хватило всем. С избытком.
Холодеющие от бессилия щеки.
Удивленно, по-девчоночьи приоткрытые губки Зои.
Потом вспыхнувшая на экране карта побережья Голландии, на глазах меняющая очертания.
Замершая рядом Анжелика. Ехидные комментарии кое-кого из очнувшихся демонов. Они стихли как отрезало, едва на фоне карты возникает знакомое лицо с тяжелым, как гора свинца, взглядом. Человек-маг, ставший демоном. Хозяином. Бывший человек.
Повелитель.
– Запомните этот урок. Больше никаких предупреждений. Никакой пощады мятежникам. Кто против нас, будет уничтожен.
Взгляд обжигает лицо. Падает грузом на плечи. Сколько в нем темного гнева, злой Тьмы. Больше всего Тьмы в том, кто отрекся от Света.
– Никакой пощады. Помните.
А потом экран гаснет внезапно и резко. Оживают коммуникаторы, и задействованные подразделения срываются с места: кто-то на охрану новых рабов, кто-то на привычную работу по допросам, патрулированию, тренингу, кто-то просто на отдых.
Площадь стремительно пустела. Даже демоны и вампиры не остались повеселиться. Странно. Обычно после задания праздники закатывались прямо на месте.