Уровень: Война (СИ) - Мелан Вероника. Страница 37
— Нет.
— Тогда, значит, мы еще не перешли к стадии «Убирайся вон, гнусный ублюдок, я собираю свои вещи!» и, значит, я пока о вас забочусь — холю и лелею. Вы помните?
Вместо ответа она открыла и закрыла рот, а он, пользуясь моментом, вложил пачку купюр ей прямо в ладошки.
— Мне… У меня даже нет сумочки, мне некуда это положить…
— Вот пойдите и купите ее. Какую захотите. У вас на все час — этого хватит? А я пока посижу на первом этаже в баре — выпью сока, посмотрю футбол. Позвоните мне, как закончите, ладно?
И он ушел, похлопав ее по руке и совершенно не беспокоясь о том, что кто-нибудь отберет у нее деньги. Отобрать деньги? У Ани? Шутите? Да она хребет переломает тому, кто попытается это сделать — даже посмотреть косо в ее сторону. И все вспомнит, все якобы зарытые, забытые и давно похороненные в недрах памяти навыки — в этом он тоже не сомневался.
Впервые мысль о том, что дама способна себя защитить, Эльконто понравилась, но он едва ли обратил на это внимание, потому как уже целиком и полностью сосредоточился на образе жареной картошки, которую собирался заказать.
Ах, да, перед походом в бар, неплохо бы заказать второй ключ.
— Ну, как дама?
— Хорошо. Гуляет по торговому центру, что-то выбирает.
— Ты вывел ее на улицу? Она ничего не узнала?
— Вроде бы пока нет.
Стивен позвонил тогда, когда Дэйн опустошил уже полмиски, с интересом наблюдая за футбольным матчем на широком, подвешенным к потолку экране. Мужики в белых майках откровенно уделывали мужиков в синих майках; Дэйн болел за «белых».
— А как в штабе? Соскучились по мне?
— Не особенно. Грин вполне прилично справляется, так что ни плохих новостей, ни сюрпризов.
— Зато я соскучился по работе.
Картошечка вышла у повара удачной — такой, как он любил: золотистой, хрустящей, посыпанной солью и укропом; Эльконто с наслаждением облизал пальцы.
— Ты что-то там жрешь, мне кажется…
— Не жру, а кушаю. Картошечку.
— Ты неисправим. — Доктор на том конце усмехнулся. — Слушай, я по какому поводу звоню — она еще не нашла у себя на ноге тату?
Дэйн на секунду подвис, нахмурился.
— Нет пока. По крайней мере, вопросов про нее не задавала.
— Если бы нашла — задала. Я приеду, сегодня вечером, пообщаюсь с ней, усыплю. Заодно привезу кожную краску, которая сведет этот штрих-код. Ни к чему нам пока проблемы.
— Точно.
Лагерфельд помолчал. Затем поинтересовался:
— Как твой день. В целом?
— Нормально. Я выдал ей денег, она что-то докупает. То, что я забыл.
— Надеюсь, это не нитроглицерин в аптеке…
— Типун тебе, Стив!
— Или что-то без клубничек…
— Шутник, блин.
Эльконто запихнул в рот сразу несколько хрустящих соленых ломтиков и принялся жевать.
— Слуфай, за тащку я хотел тебя отдельно поблагодарить…
— Прожуй сначала, увалень!
— Сам такой!
— Так понравилась, значит?
— Особенно даме.
— А тебе?
— Блин, не поверишь, и мне тоже.
— Я знал, знал. — Стив довольно помолчал. — А ты чего опять ешь-то? Голодный? Тебя не кормят совсем?
Эльконто поспешно сглотнул и радостно поделился:
— Кормят! Не поверишь — кормят, и очень хорошо. Яйцами, тостами, джемом, кофе варят свежий…
— Я знал, что ты быстро привыкнешь к семейной жизни. — И, прежде чем друг успел разъяренно взвиться на подколку, доктор быстро добавил. — Хорошо, что не шрапнелью, порохом и твоими собственными ляжками — это пока главное. Все, я побежал, буду у тебя вечером. Держи ухо востро и наслаждайся жизнью.
Эльконто ничего кроме «Уммхх… Амммхх…», «флуфай, ты…» и «фтой!» так и не успел добавить.
Он оказался прав.
Когда они вновь встретились у выхода из центра, Ани держала в руках четыре — ЧЕТЫРЕ — набитых под завязку пакета. В одном покоилась коробка с щипцами для завивки, из другого торчал кожаный ремень дамской сумочки, и только Создатель знал, что находилось еще в двух. Наверное, как он и предполагал, лосьоны, косметика и прочая дребедень.
Щеки дамы румянились, глаза сияли.
— Все успела?
— Да!
— И ты накупила это все на тысячу?
— Ты что! У меня еще много осталось…
Он, не спрашивая и зная, что с пакетами в руках она не сможет сопротивляться, засунул ей в кармашек на блузке еще несколько сотен.
— Пригодятся.
— Дэйн! Я тебе наоборот сдачу хотел отдать!
— Лучше булочек мне испеки.
— Каких булочек?
— Или печенья. У тебя же в этих книгах есть рецепты печенья?
Ани удивленно открыла рот.
— У меня целая книга по выпечке.
— Вот и порадуй старика. Согласна?
Она кивнула так браво, что ей на лицо упала длинная челка, которую он, замешкавшись, все же убрал за ухо.
— Давай сумки, шопоголик…
— Я все верну!
— В виде пустых коробок и баночек…
— В виде денег!
— Не вернешь — не возьму.
— Возьмешь, никуда не денешься!
— Сказал — нет!
— Да-а-а!
— Так, ты уже орешь на меня так громко, будто мы все-таки перешли на стадию «чувак, ты начал меня раздражать».
Ани запнулась, на секунду остановилась, грозно взглянула на него, а затем неожиданно звонко рассмеялась, чем привлекла заинтересованные взгляды проходящих мимо людей.
— Еще не перешли!
— Ну и, слава Богу…
Нет, она определенно нравилась ему тогда, когда ничего не помнила. Ни тебе ножей, ни злобной ненависти, ни сплошной дурости или неадекватности. Девчонка и девчонка — вполне себе нормальная. Если так пойдет и дальше, он, возможно, даже сможет начать наслаждаться их сожительством во время ее кратковременного периода «забвения».
Жизнь — странная штука. Не всегда понятная, но, по крайней мере, кормили его хорошо, а теперь пообещали и печенье. Теперь смотреть в будущее определенно стало веселей.
Машина вот уже час кружила по проспектам, улицам, аллеям, проезжала по площадям, колесила по спальным районам.
Так попросила она, Ани.
«— Повози меня, пожалуйста, по городу. Возможно, это поможет мне вспомнить…»
Возможно. Но он специально не проезжал мимо того отеля, в котором — он знал — она работала и мимо еще одного места — ее настоящего места жительства — восьмиэтажного неприметного блочного дома на 12й авеню. Незачем. Не сейчас. Когда-нибудь, когда вспомнит…
— А я могла бы жить здесь, представляешь? — Тонкий пальчик ткнул в монументальное строение с колоннами и лепным фасадом; глядя на ее профиль, он видел, как часто хлопали пушистые ресницы.
— Это музей киноискусства.
— Да? Тогда, например, вон там.
И она указала на возвышающийся вдали стеклянный синий небоскреб.
— Ого! Тогда ты была бы богачкой. Там сплошные пентхаусы!
— А, может, я и есть богачка?
— Может, кто же спорит?
— Вот возьму и узнаю — вспомню — что у меня миллионы в банке.
— Из-под крема для ног.
— Ты ведь не знаешь!
— Не знаю. — Миролюбиво согласился Эльконто. — Это хорошо, если так окажется. Ты порадуешься.
— А ты?
— А я что?
Он удивленно посмотрел на ее освещенное радостью лицо, которое сохраняло это выражение весь день, и ему почему-то было от этого приятно.
— Мне твои миллионы ни к чему. — Дэйн улыбнулся. — Я не Альфонсо, на женщинах не богатею, а ты найдешь, на что потратить.
— Так если я могла столько заработать, значит, я умная? — Деловито рассуждала, плавая в приятных ей фантазиях, Ани. — Значит, что-то умею на каком-то профессиональном поприще. Может, я банкир? Или инвестор? Или успешный агент по недвижимости?
— Или торговый агент? Директор какого-нибудь предприятия? Или автор книжных бестселлеров?
— Ух, ты! Было бы здорово! Думаешь, я умею писать?
— Не знаю, не уверен, но, все может быть.
Когда они перешли на «ты»? Кто-нибудь из них заметил? Эльконто задержался на этой мысли и отпустил ее прочь. Не важно — перешли и перешли.