Перехлестье - Алексина Алена. Страница 96

– Она всегда тебя любила. С того самого момента, как первый раз увидела. Не думал, что такое бывает.

– Что? – Брови Волорана поползли вверх.

– Милиана жила только тобой. Она говорила о тебе постоянно, о том, что ты скажешь или как поступишь, о том, когда придешь, о том, какой ты. И она сияла, стоило тебе оказать ей даже самый незначительный знак внимания – мимолетно кивнуть или просто посмотреть в ее сторону.

– Зачем…

– Но ты ее не любил. Я был в этом уверен. И ей об этом сказал. Дэйны не умеют любить, – Йен повернул голову и посмотрел на брата. – Она была красивая. А я глупый. И проклятый дар искажал чувства… Я ведь с самого начала знал, что во мне она видит и ищет тебя. Но потакал этому. То ли ее жалел, то ли себя…

– Прекрати.

– Тогда, в переулке, когда она умирала и спросила, есть ли у нее шанс, она не про меня спрашивала, а про тебя. И я снова солгал. Сказал, что шанс есть.

Дэйн закрыл глаза.

– К чему ты это говоришь?

– И той ночью, когда ты пришел и увидел ее спящей у моих ног… я тоже солгал. – Грехобор с болью посмотрел на брата. – Она не хотела оставаться со мной. Она ушла бы к тебе не раздумывая. Но она боялась. Боялась, что тогда я озверею еще больше, боялась моей силы, боялась меня. Потому и молчала… знала, что, если я сорвусь еще раз, остановить меня не сможет уже никто. Ты погибнешь. И я тоже.

– Ну и зачем ты мне это теперь говоришь?

– Мои грехи некому забрать, – задумчиво произнес Йен. – Но ведь можно раскаяться и попытаться начать жить по-другому. Правильно. Не ломая жизни другим. Я сказал тебе правду. Что с ней делать – решай сам.

Волоран молча поднялся и пошел прочь. Свистнул, призывая своего фадира. Скакун повиновался неохотно, его связь с человеком терялась, он уже мог бы и вовсе не подчиняться, но… он привык к этому двуногому, привязался…

И когда всадник забросил себя на могучую спину, благородное животное затрясло головой, выражая радость от встречи.

– Я думал назвать тебя Сингом, – поглаживая сильную шею, негромко сказал Волоран.

И фадир согласно захрапел, притопнув копытом.

Синг. Неплохо. Ему нравится.

…Они добрались до места глубокой ночью. Черные горы на фоне серого неба казались кучевыми облаками. Перехлестье опустело. Громады храмов выглядели безжизненными и мертвыми. Люди покинули это место. Не все, но большинство. Волоран спешился и хлопнул Синга по холке, отпуская. Но тот прянул ушами и лишь отошел на несколько шагов, давая понять, что улетать пока не собирается.

Волоран нерешительно стоял перед крохотным домиком с покосившимся резным крылечком. В одном из окон едва теплился свет. Из трубы вился тонкий дымок. У входа шумела листвой старая акация.

Когда мужчина толкнул дверь, та не скрипнула, но половицы жалобно застонали, угадав чужака. Милиана сидела на старом сундуке, завернувшись в одеяло. На столе над плошкой с водой, потрескивая, горела лучинка.

– Ты похудела еще сильнее, – заметил Волоран. – Что такое еда, помнишь еще?

Девушка вздрогнула, услышав его голос, и испуганно обернулась.

– Дэйн…

– Волоран, – поправил ее гость. – Почему ты не ешь?

– Не хочу.

– Почему?

– Не хочу, и все.

– Почему?

– Хватит!

– Что? Я задал простой вопрос.

Этот холодный голос заставил Милиану теснее закутаться в одеяло.

– Я не хочу есть.

– У тебя тут ничего нет, тебя звали обратно. Зачем ты осталась на Перехлестье?

Она запрокинула лицо, с ненавистью глядя в равнодушные глаза:

– Это не твое дело. Я несу свое наказание. Живу. А как – тебя не касается.

– Касается, пока я твой муж.

– Ты… ты… – Она задохнулась. – Маркуса больше нет. Богов нет. Алтарей нет.

– В этом случае наказания тоже больше нет, – напомнил он ей.

– Ты мне не муж! И никогда им не был!

– Я ношу твое кольцо. – Он тронул цепочку.

– Так сними! Что тебе нужно от меня? Зачем ты приехал?

– Сама как считаешь?

– Я… не знаю… – Она спрятала лицо в ладонях.

– Йен сказал, ты любила меня. Это правда?

Тонкое тело дернулось, но девушка не отняла рук от лица.

– И выразила свою любовь, разделив ложе с моим братом?

Милиана еще раз вздрогнула и сжалась.

– Я не очень понимаю в чувствах, но разве это – доказательство любви?

И снова тишина.

– Брат считает, что ты боялась за мою жизнь и не верила в мою любовь. Но вот я здесь, и ты молчишь. Он просто не знает, что тебе гораздо приятнее упиваться жалостью к себе. И врать, что ты всю жизнь безответно любила меня, ведь в противном случае Йен и на порог тебя не пустит.

Милиана давилась всхлипами.

– Так я и думал. – Волоран отвернулся и направился к выходу.

За его спиной что-то зашуршало, а потом хриплый от слез голос произнес:

– Зачем ты пришел?

Не оборачиваясь, дэйн покачал головой, не отвечая. Магесса подавила желание разрыдаться и с трудом выговорила:

– Ты летел, чтобы услышать, что безразличен мне? Почти сутки в пути, чтобы убедиться, что я тут тоскую по Йену? Я тебя не отпущу.

– Что? – Волоран обернулся и замер. Ему показалось, он ослышался.

Милиана стояла напротив в одной лишь тонкой просвечивающей сорочке. Бледная кожа, выпирающие ключицы, худоба, граничащая с истощением.

– Что ты с собой сделала? – разозлился он. – Ты уже даже не жеребенок фадира, ты… просто жердь.

Она словно не услышала этих обидных слов и продолжила:

– Когда-то я сказала, что могу стоять перед тобой голой, а ты и бровью не поведешь. Помнишь, ты тогда ответил, что предлагал мне кольцо, собираясь сделать своей. Ну, так смотри. Вот она я. Во всей красе. Вызываю отвращение?

– Ты…

– Была ли я с твоим братом, мечтая о тебе? Да. Жалею ли об этом? Да. Осталась бы снова в келье Йена после разрушения Клетки? Да. Я совершила много ошибок. Но одно сделала правильно – в ту ночь у меня хватило ума не убежать от него – нелюбимого, к тебе – единственному на свете. Потому что, если бы я это сделала…

Она прижала судорожно стиснутые кулаки к глазам и прошептала:

– Уходи.

Волоран стоял напротив и молчал. Некоторое время он просто смотрел на худую девушку в тонкой сорочке, с растрепавшимися тяжелыми косами и одеялом, лежащим у тонких ног, а потом сделал шаг вперед и твердо сказал:

– Нет.