Пароль: рододендрон (СИ) - Солодкова Татьяна Владимировна. Страница 40

— Эй, ты чего?

Наверное, я все же задремала. Резко вскинула голову, протерла глаза. Машина больше не двигалась. Зато Ксюша теребила Гришу, его голова безвольно болталась из стороны в сторону, а сам он удерживался в кресле только благодаря ремням безопасности.

Ну вот и кончился «резерв».

— Ксю, осади, — быстро сказала я.

Ксюша резко обернулась ко мне. Вид у нее был злой и уставший.

— Как он умудрился так крепко уснуть? — возмутилась она.

Черт, а ведь придется все ей объяснять…

— Он не спит, — призналась я.

— В смысле? — Ксюша удивленно воззрилась на Гришу, а потом снова на меня.

Я зевнула. Признаваться придется, но не прямо сейчас, потому что еще чуть-чуть, и я тоже вырублюсь.

— В прямом, — ответила я, будто это что-то проясняло. — Надо отвести их к тебе.

Ксюша посмотрела на Алекса на моих коленях. В ее взгляде было гораздо больше сочувствия, чем когда она смотрела на Гришу. Наверное, все еще злилась на него, а заодно и на себя и свою внезапную необъяснимую влюбленность к нему, которая вспыхнула и погасла за один день.

— Ладно, — вздохнула она. — Но ты мне все расскажешь, — для пущей убедительности подруга погрозила мне пальцем.

— Расскажу, — покладисто пообещала я. — Только помоги, а?

Ксюша фыркнула:

— Когда я тебе не помогала? — она быстро расстегнула свой ремень и открыла дверцу, в салон тут же залетел ветер со снегом. — Ну чего сидим? Потащили, что ли!

Я только надеялась, что Ксюшины соседи спят, а не торчат у окон в три часа ночи, потому что зрелище было то еще. Мы вдвоем кое-как довели Алекса до квартиры (он, конечно, пытался идти самостоятельно, но получалось из рук вон плохо, и он несколько раз чуть было не рухнул носом вниз), потом вернулись за Гришей. С младшим Лазовским пришлось еще тяжелее, потому что привести в себя его не удалось. Если бы его грудь не опускалась и поднималась при дыхании, могло вообще закрасться сомнение, жив ли он.

Короче говоря, пришлось нам несладко. Гриша только выглядел таким щуплым, а на деле оказался тяжелым, и с нас с Ксюшей сошло семь потов, пока нам удалось доставить его на место.

Подруга оставила машину под окнами, пояснив, что въезд на стоянку все равно завален снегом, который до утра никто не расчистит. Я же, в свою очередь, подумала, что близость автомобиля не помешает в случае необходимости поспешного бегства. Кто его знает, не выследят ли нас?

Ксюша была обладательницей большой трехкомнатной квартиры, поэтому проблем с размещением «гостей» не возникло. Пользуясь пространством, мы уложили братьев в разных комнатах, а сами ретировались. Я звала с собой Нафаньку, но он с самым деловитым видом уселся возле Алекса и дал понять, что сдвигаться с места не намерен.

— А Костю терпеть не мог, — удивилась Ксюша.

Я только пожала плечами. С чего бы Нафане было любить человека, «ласково» зовущего его «пыльным мешком»?

Больше всего мне хотелось принять горячий душ и лечь спать, но подруга не собиралась потакать моим слабостям и в принудительном порядке потащила меня на кухню.

Усадив меня на стул у стола, она встала напротив, сложив руки на груди, и смерила внимательным взглядом. Честно говоря, мне захотелось вжать голову в плечи.

— Что с рукой? — тоном опытного инквизитора спросила Ксюша.

Ну, надо же, совсем забыла! Оказывается, усталость может пересилить даже боль.

Я посмотрела на свою руку с не меньшим удивлением, чем подруга, повертела и так, и эдак. Отрывок майки, которым она была перемотана, уже изрядно испачкался, не только пропитавшей его изначально кровью, но и грязью.

— Порезалась, — буркнула я.

Ксюша покачала головой.

— Вообще тебя не узнаю. Это же я у нас «Мисс Косякопорка», а ты из тех, кто думает, а потом делает.

Я глянула на нее исподлобья.

— Иногда нет времени, чтобы подумать.

— И то правда, — признала Ксю и присела возле меня на корточки, — давай лапку, хоть перевязку надо сменить.

Я не сопротивлялась, молча протянула подруге ладонь и позволила ей развязать то, что осталось от моей некогда белой майки.

— С ума сошла?! — завопила Ксюша, увидев мой порез. — Да у тебя связки уже могут быть на уровне плеча!

— Тише, — поморщилась я от громкого голоса, — соседи спят.

— Я сейчас «скорую» вызову! — не унималась подруга. — У тебя же ладонь в мясо!

Я вырвала у нее руку и зажала кисть подмышкой.

— Не надо «скорой», — отрезала я. Во-первых, я не хотела поднимать шумиху, во-вторых, во мне еще были свежи воспоминания от врача, который приезжал, когда я думала, что спасаю Алекса.

Ксюша смотрела на меня большими удивленными глазами, будто видела впервые.

— Мать, ты вообще с катушек слетела? — теперь она, наоборот, перешла на шепот.

— Ксю, все нормально, — повторила я, как заклинание, — нож был продезинфицирован, — уж не знаю, зачем я это ляпнула, думала успокоить, но только усугубила ситуацию.

— Какой еще нож? — взвыла подруга. — Ты, что же это, сама себя?

— Так было нужно, — стояла я на своем.

Ксюша долго смотрела на меня, несколько раз пыталась что-то сказать, открывала рот, но не находила слов и снова его захлопывала.

— Давай хоть перевяжем свежим бинтом, — беспомощно предложила она через несколько минут, когда к ней вернулся дар речи.

На это я была согласна и опять подала ей руку.

— Дурында, — бросила Ксюша, принимаясь за перевязку.

— Алекс придет в себя и вылечит, — уверенно заявила я.

Подруга отвлеклась от процесса и недоверчиво уставилась на меня.

— Прям так и вылечит? Он врач, что ли?

— Можно сказать и так, — замялась я.

Ксюша закончила перевязку, завязала аккуратный узелок и отошла. Взяла стул, подтащила его к моему и уселась так, чтобы иметь возможность смотреть мне прямо в глаза.

— Говори, — распорядилась она.

— Помнишь, Нафаня болел? — начала я издалека.

— Ну, — осторожно поддакнула Ксюша.

— Я тебе не все рассказала. Он сильно болел, врачи советовали его усыпить, чтобы не мучился.

Глаза подруги стали размером с плошки.

— Почему не сказала?!

В ответ я только отмахнулась. Не имею привычки жаловаться людям, если они все равно ничем не смогут мне помочь.

— Так вот, — продолжала я. — Как раз тогда, когда я собиралась отвезти его на усыпление, появился Алекс. Он его только погладил, и Нафанька поправился.

— От одного прикосновения? — не поверила Ксюша. — А не задурил ли он тебе голову?

— Потом я упала и ударилась лицом о ковер, разбила губы, а он вылечил. Одним касанием.

Ксюша часто заморгала.

— Когда это ты так упала?

Я виновато улыбнулась.

— Когда в моей квартире появились двое здоровяков и попытались меня схватить…

Рассказ вышел не очень длинным, я рассказала только самое основное. Про трех братьев, про булавку без пароля, про постоянную «игру в прятки».

— Так значит, никакого любовного путешествия не было? — Ксюша тут же вычленила главное из моей речи. — Ты вообще не знала этого парня, когда заявила мне, что уезжаешь с ним.

Я закусила губу и виновато пожала плечами.

— Ага.

— Ну, Кирка! — произнесла она мое имя на манер ругательства. — То есть ты мне нагло соврала? — что я могла на это ответить? Да, соврала, ясно же. — А сейчас?

— Что — сейчас? — не поняла я. — Сейчас я не вру.

— Нет, сейчас у вас что за отношения?

Я опустила глаза, чувствуя, что краснею до корней волос.

— А сейчас я влюбилась в него, как школьница.

Ксюша насмешливо хмыкнула.

— Это называется: завраться, — нравоучительно изрекла она. — На себе проверила. Никогда не ври начальству, что заболела, когда тебе нужен отгул, потому что реально сляжешь.

— Хочешь сказать, я накаркала? — возмутилась я.

— Ну, — протянула та, — можно сказать высокопарно: напророчила!

— Хватит издеваться, — обиженно пробурчала я.