Игра с огнем - Гайворонская Елена Михайловна. Страница 38
– Нет! – не выдержав, сорвался Марк.
– А ну хватит там, – скучно прочавкал бывший автоматчик. – А то ща как дам…
– Послушайте, – проговорил Марк, – я ничего не сделал, черт возьми. И даже не приставал к мужчинам у кабака.
Из-за перегородки донеслось ржание и фырканье. Кто-то сказал:
– Еще юморит! Правда, пусть валит. Сдвинутых нам не хватало. Что тут, Кащенко?
В проеме нарисовался красивый капитан, уже целиком.
– Ладынин, личность твою может кто подтвердить? Ну, хотя бы эта, как ее… – он протянулся за клочком бумаги. – Анна.
Марк молчал. Хмель постепенно проходил, оставляя тягостный удар угрюмых размышлений. Что у них общего с этой девочкой – одиночество?
«Если тебе понадобится помощь друга… «Нет, не стоит втягивать ее…
– Ну, – нетерпеливо сказал капитан, – звонить девке-то?
– Не смейте ее так называть. Она вам не девка, – я нажимом произнес Марк.
– Ишь ты! Прищурился капитан, усмехаясь. – Тебя в дурдоме так разговаривать научили? Ну-ка, Коль, звякни по номерочку. Очень интересно взглянуть на эту Анку…
Анна вернулась в свой однокомнатный бардак. Спать не хотелось. Хотелось увидеть Марка. Как некогда – Григория. Или даже сильнее. И это было так же глупо, как все, что она делала и чувствовала до сих пор. «Почему нельзя купить себе немножко мозгов? Странно, что можно учиться на „отлично“ и быть непроходимой дурой… Жаль, что не изобрели еще такого специального льда, который можно было бы положить на колотящееся сердце, чтобы стать холодной и спокойной, как Александра…»
Зазвонил телефон. Трезвонил долго. Нудно. Настырно. Анна глядела на серую трубку и медлила, оттого что это, скорее всего, мать и, слушая ее, Анна снова и снова будет убеждаться в том, что она – бывшая Марианна – неблагодарное ничтожество…
– Алло? Да, я. Что? Где? Что он натворил?! Да, я сейчас приеду…
«Какого черта я должна торопиться? Пусть посидит, подумает… Будет знать, как со мной разговаривать…» – говорила сидевшая внутри оскорбленная девушка, униженно плакавшая на руле дорогого автомобиля. А другая, тем временем, сбегала по полутёмной лестнице, теряя хрустальные башмачки…
Она вошла, заполнив тусклое пространство мягким сияющим светом и неестественно-приторным запахом… Плечи намеренно прямы, подбородок вызывающе вздернут. Вычурное платье, тяжеловесный блеск камней и желтого металла… Но все же это была она, девочка из его цветочных снов…
Ее экипировка подействовала на сотрудников отделения, как генеральский мундир. Киношный капитан, обаятельно улыбаясь, рассыпаясь в любезностях, отпер решетку.
– Ты похожа на ангела, сошедшего с небес, маленькая хозяйка жизни, – продекламировал Марк.
Ее глаза округлились. Она склонила голову к плечу, вновь делаясь похожей на цветок.
– Ты что, пил?
– Пил, – с достоинством подтвердил Марк. – Бренди. В одном уютном кабачке.
– Хорошо, – проговорила она тихо. – Я отвезу тебя домой. Пошли.
– Нет, Коль, ты глянь! – Воскликнул, прильнув к окну, один из «автоматчиков». – Какая тачка у этой засранки! Видали, кого богатые девочки любят? Неделя, как отчалил, и – ты посмотри! Бляха-муха! Тоже что ль сесть?
– У тебя красивая машина, – сказал Марк.
– Тебе же нельзя пить…
– Теперь можно. «Домой»… Какое сладостное слово! Добро пожаловать в семейный склеп!
– Ты хотел меня видеть?
– Просто мне было интересно, как живет одна из самых выгодных в мире невест…
Ее губы задрожали.
– Зачем ты причиняешь мне боль? – тихо вымолвила Анна.
– Прости… – он отчаянно впился ногтями в ладони. – Я сам не знаю… Я только хотел сказать тебе…
– Что?
– Ничего… – он рванул себя за ворот рубашки. Ночное солнце накопило в кожаном салоне красного автомонстра столько электричества, что чиркни спичкой – неминуемо вспыхнул бы пожар.
«Зачем я столько выпил?» Жара просочилась внутрь тела и разгоралась медленным губительным пламенем.
– Приехали.
– Спасибо, – он накрыл ладонью ее теплые пальцы. Ему до одури хотелось целовать ее мягкие губы, растрепать волосы, сорвать это отвратительно пахнущее платье… Ее пальцы под его ладонью мелко вздрагивали.
– Я… пойду, – произнес он неузнаваемо-хриплым голосом, боясь взглянуть в ее лицо.
– У тебя кофе есть?
– Что? Да конечно…
– Я могу зайти?
– Конечно…
Он вырвался из автомобильного плена, но легче не стало. Ночь была невыносимо-душной, и огонь, поселившийся внутри, бушевал все сильнее. Зачем он выбросил те таблетки? Как сегодня он будет бороться с собой? Скорее бы она ушла… Только бы она не уходила… Он покачнулся то ли от остатков хмеля, то ли от беспорядочных приливов горячих волн, захлестывавших изнутри.
– Ты тут хозяйничай, – проговорил он, – а я…
Он быстро вышел из кухни. Сел за пианино. Пальцы спотыкались об оголенные нервы клавиш, высекая мелодию бессмысленной поздней запретной страсти, которой не дано излиться…
«Я люблю тебя. Я хочу тебя… Я схожу с ума, когда вижу тебя и когда не вижу…Я не знаю, что мне делать…»
– Марк…
Мелодия оборвалась.
– Что ты играл? Нет, не отвечай…
В этом странном светлом платье она была похожа на сон. И шла неуверенно-плавно, точно двигалась по зыбким волнам океанского миража. Туманно-отрешенны были ее зрачки, огромные как бездна… Он хотел подняться, но не смог, лишь смотрел на нее, не отрываясь, пока не ощутил на губах сладкий персиковый сок…
Но даже в тот миг безумного желания он нашел в себе остаток воли, оторвался от нее, прохрипев:
– Что ты делаешь? Я не могу…
На ее влажных губах заиграла шальная улыбка.
– Можешь… Ты – мужчина, а я – женщина иди ко мне…
И тогда он рванулся к ней и в нее, растворяясь без остатка в ее упоительной нежности, упругой, дразнящей, невыносимой, вспомнив, наконец, для чего рождаются и почему так боятся умереть мужчины, и за что они готовы погибнуть… Не сознавая пока, что сделал в тот миг, на что никак не решался прежде: похоронил бренные останки прошлого в своем сознании и посадил в изголовье душистые белые цветы…
Девушка лежала на смятой постели. Подперев ладошкой задумчивую щеку, нисколько не стыдясь своей восхитительно-непорочной юной наготы. Он не мог прочесть ее взгляда, скрытого под густым шатром раскидистых ресниц.
– Анюта… – он коснулся губами ее теплого плеча, еще не веря в происшедшее. – Ради этого стоило ждать двадцать лет…
– Двадцать один… – она мягко улыбнулась, приподнимаясь на локотке, и он увидел ее глаза. В них притаилась печальная нежность, ранившая сильнее раскаяния или испуга. – Что нам теперь делать?
Он ждал и боялся этого вопроса, потому что теперь он должен быть большим и сильным для этой девочки, которая доверилась ему, обнажив не только тело, но душу, и стала так трогательно беззащитна…
– Что нам теперь делать, Марк?
– Ничего.
– Ничего? – в эбеновых глазах притаились черные тучки. – То есть как…
– Я люблю тебя, – сказал он, задыхаясь. – Я очень тебя люблю. Именно поэтому… Я не могу сломать твою жизнь, с меня довольно… Возвращайся к родителям. Ты еще встретишь хорошего парня, выйдешь замуж, родишь детей… И может, когда-нибудь наши пути однажды пересекутся, и ты покажешь мне красивые цветные фотографии…
– Но я хочу быть с тобой! – она резко выпрямилась, закутываясь в простыню. – Почему мы не можем жить вместе, начать все с начала, работать, как все, просто быть счастливыми…
– Ты спятила? – он грустно усмехнулся. – Это невозможно.
– Почему? – крикнула она, и из глаз ее брызнули слезы, заструились по щекам теплым летним дождем. – Почему ты все решаешь за меня?
– Потому что ты – глупая девчонка. – Его душа рыдала вместе с ней, но он должен был пережить это. – Жизнь – это не одна ночь. Завтра мы возненавидим друг друга за эту слабость.