Игра с огнем - Гайворонская Елена Михайловна. Страница 35

В однокомнатной квартире, которую снимала Анна, не было ни кондиционера, ни даже вентилятора. Анна распахнула балконную дверь, но в горячую комнату ворвался кислый запах московского смога, оглушительный детский плач, вопли соседского Hi-Fi стерео, вперемешку с забористыми выяснениями отношений местных лавочных аборигенов.

В комнате царил бардак из тряпок, книг, видеокассет, компактдисков. Но это был её бардак, куда посторонним вход строго воспрещался. Подойдя к окну, она закурила. Вдали, меж обугленных, вздернутых к небу в безмолвной мольбе о дожде, древесных верхушек, разрывая облака, самодовольно возвышался грязно-розовый шпиль нового элитного дома. С суровой вооруженной охраной, подземным гаражом, звуконепроницаемыми стенами и бесчисленных количеством кондиционеров… Два последних месяца она вела странную двойную жизнь, старательно балансируя где-то между… Но так и не сумела найти свой берег…

«Возвращайся в свой круг…» Может он и прав: игра окончена? Но отчего так тяжело и тоскливо на душе?

– Балбес ты! – визгливо донеслось из соседнего окна. Невидимая мама воспитывала сына. – Будешь всю жизнь копейки считать, как твой отец!

Анна затворила балкон. Подошла к большому зеркалу в старомодной оправе, медленно разделась, оставшись в кружевных трусиках оттенка «пены шампанского». Рука неуверенно скользнула от полуоткрытых губ вниз, по золотистому желобку меж ключицами, по прерывисто вздрагивающему теплому холмику груди, к темной впадинке пупка…

«Ты пахнешь персиком…»

Анна закрыла глаза, чуть подавшись вперед, и тотчас ощутила ледяное прикосновение равнодушной стеклянной глади к нежной тверди напрягшихся сосков. Она вздрогнула, словно очнувшись ото сна. До боли прикусив губу, открыла шкаф, из которого потянуло приторной сладостью дорогих духов, выбранных матерью. Анна терпеть не могла этого запаха, но отчего-то тщательно его распространяла по всей приобретенной в парижских бутиках, одежде. Сняла первое попавшееся платье, с глубоким асимметричным декольте и короткой замысловатой юбочкой – последний хит молодежной линии Унгаро, а затем набрала номер московского представительства Швейцарского банка и попросила приготовить деньги со счета Марианны Литичевской.

Марк вышел из метро на одной из центральных станций. Он сам толком не знал, зачем приехал сюда. Почему-то ему казалось, что там, где он однажды бродил мальчишкой мед монументальных фасадов серых домов, плутая в лабиринте улиц, все должно было остаться прежним. Но Марк опять ошибся. Людской поток вынес его совсем в иной город, ослепляющий, подобно новогодней елке. Он сверкал надушенными яркими витринами, манил, зазывал, как коробейник разноцветными безделушками, притягивал, как дорогая уличная девка, блеском фонарных глаз, рекламными улыбками, оставаясь по-прежнему недостижимым миражом для усталого человека с окраины, никогда не чувствовавшего себя хозяином даже собственной жизни.

Этот город принадлежал Александре. И непонятной девушке Марианне. А ему оставалась лишь придорожная пыль.

Марк потянул наугад одну из зеркальных дверей, и тотчас к нему подскочила милая улыбчивая девушка, любезно осведомившись, что господин пожелает. Марк вытаращил глаза, потому что он никак не ожидал, что похож на господина, и подумал вдруг, что по-настоящему, до зубовного скрежета, он желает хоть на минуту увидеть Анну, ощутить тепло ее тонких пальцев в своей ладони. Но это было невозможно, и уж, тем более, не под силу этой симпатичной вежливой девушке. И поэтому, пробормотав извинения, он вышел обратно и медленно побрел по улице, вдоль расцвеченных фасадов.

– Господин, послушайте…

Марк вздрогнул, затормозив. Невесть откуда взявшийся старик в грязных лохмотьях пересек залитый неоновым золотом тротуар, протянул хилую трясущуюся руку:

– Господин, помогите ветерану…

В душном воздухе разлился тлетворный запах разложения. Отшатнувшись, Марк порылся в кармане, наугад достал купюру, отгоняя шальную мысль, что откупается от собственной старости. Бормоча слова признательности, поминая Господа, старик уполз обратно в тень. Но тут же, как грибы после дождя выросли один за другим оборванные дети с серыми лицами и тоже затянули:

– Помогите Христа ради…

Марк дал и им и поспешно прибавил шаг, следуя за неоновым лучом, отрываясь от армии дна, помимо воли думая о том, что мог бы быть одним из них, и о том, насколько призрачна грань, разделяющая эти два мира. Вот только вниз попасть легко, а обратно – почти невозможно…

Выйдя из ресторана и окатив ароматом неведомых стран, проследовал к своему роскошному авто утомленный джентльмен.

Марк подумал, что неплохо бы тоже где-нибудь присесть и забыться, насколько возможно, зачеркнув хотя бы на один вечер последние двадцать с лишним лет и несколько дней…

И тотчас как волшебный Сезам, распахнулась дубовая дверь, донеся смех, звон посуды, знакомое уже:

«Я на воле не был сто лет…»

Он перешагнул через порог в дымный полумрак, сел за пустой столие у окна.

– Что будете пить?

– Все равно. Что-нибудь покрепче.

– Добрый вечер. Милости просим. Приятного вам отдыха…

– Спасибо, – Анна протянула доллар, и швейцар в мундире с золотыми галунами расплылся в подобострастной улыбке.

В модном ночном клубе было достаточно многолюдно. В диско-зале грохотала музыка. Танцевать не хотелось, но Анна остановилась в дверях, надеясь себя пересилить. Уж веселиться – так на всю катушку.

– Батюшки! Кого я вижу! Марианна! – Из дверей вывалилась девчонка в стильном «кислотном», отделанном стразами прикиде, поддерживаемая по бокам двумя ребятами. Она приветливо махала рукой, перехваченной тремя золотыми браслетами, сделала несколько нечетких шагов, пытаясь сфокусировать на лице Анны мутноватый взгляд.

– Не узнаешь?! Англия, Mill Hill…

– Светка! Привет. – Анна с трудом припомнила соседку по одному их многочисленных колледжей, тасовавшихся привередливой Александрой, как карточная колода.

– Точно! Значит, отличницы тоже тусуются? Здорово, знакомься, – она подтянула кавалеров ближе. – Это – Макс, а это – Бакс. – Светка захихикала, покачнувшись, хоть спиртным от нее не пахло. – Мальчики, а это – Марианна. И не какая-нибудь, а Литичевская, между прочим.

– Вау! – Тот, кого представили Максом, с ходу обнял Анну за талию. – Отлично, детка. Пойдем, покайфуем. Нигде так не оттянешся, как в старой доброй Москве. Твой череп – тот самый «ЛИТ»?

Анна кивнула, спешно выдумывая предлог ретироваться.

– Клево! А мой – старый хрен… – парень добавил известную фамилию одного из членов российской политверхушки и глотнул «Джин-Тоник» из банки. – Повезло нам, а, малютка? С предками. И батрачить не надо. Хочешь? – Подмигнув, он вытащил серую сигарету.

Светка взасос целовалась со своим Баксом.

– Бери, тебе понравится. Марафет – высший класс. Забирает с первой затяжки…

– Спасибо, не надо. Я попозже подойду, ладно?

– Носик попудришь? Давай, буду ждать… – Макс сделал попытку поцеловать Анну в шею, но та ловко вывернулась, подумав с грустной усмешкой, что бистровская практика не пропала даром.

Анна прошла в игровой зал, таща за собой приторный аромат, будивший в ней нестерпимое желание принять душ и переодеться. Но она несла его гордо, с достоинством, как ворох долларов и мрачных мыслей – крест заносчивой фамилии.

– Мадмуазель пожелает личный стол? – элегантный крупье едва не сложился пополам. Как они умеют столь безошибочно определять степень благосостояния клиента?

– Да, – сказала она, – пожалуйста.

Поставила наугад и проиграла, отчего-то тайно позлорадствовав.

– Сожалею, – с притворным сочувствием произнес крупье, – верно, вам везет в любви.

– Нет, просто я всегда проигрываю.

Ей совсем не хотелось продолжать, но она поставила еще пару раз с тем же результатом и с чувством исполненного долга последовала в ресторан, подумав, как будет довольна мать, узнав о том, что дочь остепенилась и проводит вечер благоразумно, как подобает приличной девушке их круга.