Соавтор неизвестен (СИ) - "Старки". Страница 18

Сергей написал довольно-таки много: и о том, как Голиковы на новый год уезжали на Гоа, и о том, как Тоша придумывал «сценарии» праздника, и о том, как друзья составляли план побега, и сам побег, и мёрзлый автобус, и грязный, суетливый новый город, и о том, как Давид глупо истратил все деньги, и о том, как он в ужасе убегал от местных великовозрастных хулиганов, и о том, что второй день сидел без еды, хлебая только даровой хозяйский чай без сахара. Написано замечательно: тошно и совестливо на душе сразу становится от этого текста. Давиду понравилось, даже несмотря на то, что идея с беличьим костюмом казалась ему несколько фантастичной. Теперь нужно было завершать эпизод с этим побегом.

— Странный поворот ты предлагаешь! Почему Макс-то за Давидкой приехал? — допытывался Сергей у рыжего, когда тот повторил ему свою дневную идею.

— В этом вся суть! Хм… Представь… Дверь, значит, открывается, пацан в ауте — на пороге Макс Бархатов…

«— Привет, — говорит он, победно улыбаясь. Толкает парня вглубь комнаты. — Я за тобой. Переполох в семействе Голиковых: пропал мальчик! Что с него взять? Детдомовец! Собирайся, мы едем обратно. О! Илюхина куртка! Да поживее!

— Я никуда не поеду! — почти истерично ответил Давид.

— Поедешь! Думаешь, я зря триста километров наматывал? Поедешь и будешь жить, с Тошей дружить! Что встал? Одевайся!

— Они ведь не знают, что я здесь?

— Нет.

— Я никуда не поеду!

— И что? Сдохнешь здесь от мороза в подворотне или попадёшь в какой-нибудь притон! С такой мордочкой и попкой, поверь, всё произойдёт быстро! — Макс очень близко подошёл к Давиду, презрительно щурился в его глаза. И его лицо уже не казалось Давиду симпатичным: раскосые глаза и густые брови виделись угрожающими, правильный рот — опасным, тонкий нос — хищным.

— Лучше так, чем к Голиковым!

— Ну… я не знаю, конечно, твоих наклонностей, но ты пока мне нужен там!

— Не поеду! Там невыносимо. Он издевается надо мной! Надевает всякое порно, бьёт, водит на поводке, складывает на меня свои ноги, смеётся, разукрашивает мне лицо, не даёт спать нормально! Он урод!

— Я знаю. Я согласен, он урод.

— Он… Он изнасиловать меня угрожал!

— Но ведь не изнасиловал, — Макс ухмыльнулся, но вдруг изменился в лице и схватил одной рукой мальчишку за толстовку, другой за шею и горячо зашептал куда-то в висок. — Послушай меня, сладкий отрок. Это очень хорошо, что ты ненавидишь Голиковых, очень хорошо! Чем тебе там хуже, тем сильнее ты захочешь удрать. А как только захочешь удрать, то я тебе помогу. Правда помогу! Но сначала ты для меня сделаешь доброе дело. Поверь, оно действительно доброе. Ты должен найти в их доме документы. Я не знаю, как Голиков-старший их хранит. Но это протоколы допросов, судебные бумаги, возможно фотографии. Тебе не нужно вчитываться и рассматривать. Ищи на бумагах фамилии Ярцев и Зарубян. Найдёшь и скажешь мне, а лучше принесёшь мне. И тогда, я тебе обещаю, я тебе не просто помогу, я тебе дам новую жизнь, отправлю тебя в Екатеринбург к маэстро Грацу, у тебя будет новое лицо и новые документы, после чего даже я не смогу тебя найти. Но сначала найди документы… Ты понял меня? Я даю слово, я тебе помогу, но и ты должен помочь мне!

Последовала пауза. В голове Давида слова Бархатова всё никак не могли выстроиться в логичный ряд, так как трепыхалось только одно: «Он отдаст меня Голикову! Меня убьют!» Макс тряхнул застывшего с открытым ртом мальчишку:

— Ну? Андестэнд ми? Мне нужны до-ку-мен-ты!

— Если вся ваша мафия не смогла эти документы найти, то как я это сделаю?

— Я не думаю, что там какие-то хитрости. Просто нужно быть внутри дома, чтобы найти. «Вся наша мафия», как ты говоришь, прощупала уже всё, кроме дома Голикова. И я, и отец там бываем исключительно как гости. А ты там живёшь! У тебя есть не только день, но и ночь. За тебя не только лютая ненависть, но и наивная внешность, кажущаяся беспомощность, униженное положение. А это знаешь как притупляет бдительность! Ты сможешь! И ты ведь не будешь считать это предательством? Это возмездие!

— Я не смогу. За мной следят.

— А ты подумай, как ослабить этот контроль. Может, быть немного покладистей? Да и потом, ты там живёшь всего лишь около полугода! Пока ты чужак. Ещё годик — и интерес угаснет, да и к тебе привыкнут!

— Годик!!! Да я сдохну там! Уже назавтра, после того как ты меня вернёшь, он меня задушит или переломит хребет! — Давид с силой оттолкнул от себя Макса.

— Не убьёт. Он псих, но не дурак. А за тебя, во-первых, деньги плачены, а во-вторых, походу, живой ты ему интереснее.

— Я не хочу! Я не могу! Это всё ваши разборки!

— Хочешь освободиться от него, будешь делать то, что я сказал! Всё, где обувь? Погнали домой!

— Я думал, ты друг… — обиженно высказал Максу Давид, ведомый за шкирку по лестнице.

— У меня нет друзей. Твой друг вон Илюха. И вот ещё что… О нашем уговоре брату не говори. Он не должен знать всех этих дел. Пусть у парня будет другая жизнь. Он и так на меня сейчас будет дуться. Слышишь? Илюхе ни слова!

— Ты такой же, как Голиков… Тоже урод и псих!

Макс рассмеялся, вталкивая парня в чёрную, огромную машину:

— Ты ошибаешься. Я хуже. Я гораздо хуже, чем Тошенька. Потому что он открыт и предсказуем, а я нет.

— Похоже, ты гордишься своим вероломством!

— Заткнись, мелкий.

В машине, несмотря на беспрерывно работающую печку, Давиду было зябко, его потряхивало. Три часа молча, лишь удивительно светлый голос далёкого мужчины из страны палящего солнца убедительно успокаивал Давида из динамиков. Макс, слушая певца, нежно улыбался и вместе с высокими нотами поднимал брови. Эстет. Заметив, что мальчишка слушает музыку, он кратко познакомил:

— Андреа Бочелли. Он вообще слепой, а себя нашёл. Так что и ты найдёшь!

Голос этого слепого никак не давал уснуть, Давиду хотелось согреться и плакать, ему хотелось ехать бесконечно или хотя бы умереть здесь, в этой машине, пахнущей кожей. Но не плакалось и не умиралось. Когда мелькнул облезлый постамент с надписью названия родного города, Макс одной рукой набрал комбинацию цифр на телефоне и весело сообщил в трубку:

— Здорово! Ты где? Дома?.. Ты трезв?.. Даже удивительно. Короче, Тоха, буду у тебя через минут пятнадцать с подарком… Каким-каким? Увидишь, ты будешь доволен…

Они приехали даже раньше. Пока раскрывались ворота и Макс парковал машину, Давида вдруг прорвало на гневную детскую речь:

— Вы все, придурки, попомните меня! Я слово даю, что отомщу! И ему, и тебе! Потому что нельзя так с людьми! Пусть я сейчас мелкий и, наверное, глупый, но я научусь, я выживу и тогда… тогда…

— Не дрейфь! — радостно оборвал речь Макс. — И, конечно, отомстишь. Я даже не сомневаюсь.

Антон даже оторопел, обнаружив, что вслед за недругом Максом в дом вошёл мелкий сучёныш. Рот открыл, округлил и руки развёл в стороны, типа «я фигею».

— Твоё? — улыбаясь, спросил Макс.

— Ёпт… ты как так? Где он был? Мы ж весь город перерыли!

— А он был не здесь, он в Ч… прятался.

— Макс! Ну ты красавец! Ты знаешь об этом? Это ты меня так с новым годом поздравил? А я тебя так-то ждал на сам праздник, — Голиков наконец расплылся своей безумной улыбкой и к Давиду: — Ползи сюда, братец!

Мальчишка вцепился в Макса, скрылся за его спиной, прячась за ним, словно за бруствером, от неприятельских слов. Макс стал уворачиваться, отцеплять от себя парня:

— Тоха! Ты смотри, как ты ребёнка запугал! Обещай, что не будешь его бить!

Антон со смехом подошёл к ним и дёрнул на себя Давида за руку:

— Не бойся, сучёныш! Бить не буду, буду любить! У-ха-ха! — Он облапал беглеца, вжал в себя, обдал того запахом каких-то редких сигарет и сладкого геля для душа. — Не трясись! Но наказание я тебе всё равно придумаю! Пойдём, Макс, вмажем по маленькой, потравим организм! Да обсудим делишки кое-какие! Я тебе, кстати, ничего не должен за сучёнка?