Любовь тебя настигнет (Великий побег) - Филлипс Сьюзен Элизабет. Страница 39

Хот-доги неприятно заворочались в набитом желудке Люси.

– Вы не обязаны мне объяснять.

– Я не объясняю. Я… – С изможденным видом она откинулась на спинку дивана. – Не знаю, может, и объясняю. – Она указала на застывшую на экране картинку. – Посмотрите на это тело, – произнесла она с такой ненавистью к себе, что Люси съежилась. – Я выбросила его. – Она нажала на кнопку, застав свою великолепную экранную героиню в разгаре яростной диатрибы против женщины средних лет с милым лицом, которая обливалась потом и с трудом сдерживала слезы.

– Дверь там! Хотите уйти? Вперед. Если вам все равно, то и мне тоже. – Вены на изящной шее Темпл вздулись, ее идеально накрашенные губы изогнулись в ухмылке. – Садитесь на лодку – и прочь с острова. Пусть все увидят, какая вы неудачница.

Теперь женщина плакала в открытую, но Темпл продолжала унижать ее. За этим было неприятно наблюдать. И еще неприятнее – представлять, до какого отчаяния нужно было довести человека, чтобы он согласился подвергнуться такому унижению.

Слезы женщины лишь раззадоривали Темпл.

– Ну ничего себе! Это все, чему вы научились за целую жизнь? Оплакивать проблемы вместо того, чтобы их решать. Давайте же! Прочь с острова! Тысячи людей мечтают занять ваше место.

– Нет! – кричала женщина. – Я могу это сделать. Могу.

– Тогда сделайте.

Темпл нажала на паузу, когда женщина принялась отчаянно молотить боксерскую грушу. Люси не очень верила в то, что ненависть к себе – лучшая форма мотивации, но Темпл считала иначе.

– Первую половину марафона Айрин пробежала через четыре месяца после того, как мы отсняли этот эпизод, – гордо произнесла Темпл. – К тому времени как я с ней покончила, она потеряла больше сотни фунтов.

Люси недоумевала, какой же вес Айрин сохранила в отсутствие кричащей Темпл, которая испепеляла ее взглядом.

– Боже, она выглядела потрясающе. – Темпл выключила телевизор и встала, слегка поморщившись, когда выпрямлялась. – Критики вечно меня осуждали. Сравнивали с тренерами вроде Джиллиан Майклс. Говорили, что у нее есть сердце, а у меня – нет. У меня есть сердце. И большое сердце. Но нельзя помочь человеку, нахваливая его, и когда-нибудь я стану такой же, как она. – Она кивнула на лестницу. – Мне нужно проработать верхнюю часть тела. Судя по виду ваших рук, могу сказать, что вам не помешало бы присоединиться. И лучше на «ты».

В голове Люси промелькнул образ рыдающей дамы.

– Сейчас для меня не самое подходящее время.

Темпл вздернула губу.

– Для тебя никогда не наступит подходящее время, правда, Люси? Ты всегда можешь найти причину, чтобы не заниматься собой.

– Я занимаюсь собой. – То ли взгляд Темпл действовал устрашающе, то ли во всем был виноват второй хот-дог, но прозвучало это неубедительно. – Я делаю кое-какие упражнения, – произнесла она уже тверже. – Мне это не нравится, но я все равно их делаю.

Темпл скрестила руки на груди, как тюремный надсмотрщик.

– Какого рода упражнения?

– Отжимаюсь. Качаю пресс. Много хожу. Иногда бегаю.

– Иногда – это недостаточно.

– Зимой я хожу в спортзал. – Трижды в неделю, если повезет. Чаще, чем дважды. И редко выдавалась неделя, когда она не сходила бы туда хотя бы один раз.

Темпл махнула рукой в сторону Люси, как будто перед ней лежал кусок протухшего мяса: – И ты довольна результатами?

Люси задумалась.

– Да, вроде бы.

– Ты себе лжешь.

– Не думаю. Хотела бы я, чтобы мое тело было чуть более упругим? А какая женщина об этом не мечтает? Но меня и так все устраивает. Немного здесь, немного там. Сильно ли я переживаю по этому поводу? Не очень.

– Каждая женщина в нашей стране переживает из-за своего тела. В нашем обществе невозможно жить, не переживая по поводу чего-нибудь.

Люси пришло в голову, что она и так слишком много думает о том, какую ответственность она несет перед семьей и какую – перед собой и как сохранить баланс между тем и другим. Так что времени на серьезные размышления о собственном теле ей не хватало.

– Я не фанат тяжелых тренировок. Наверное, в этом плане у меня своя философия. Подход под названием «достаточно хорошо».

Темпл приняла такой вид, будто по Люси ползали тараканы, и хотя Люси знала, что ей бесполезно это объяснять, все же решила попытаться.

– Я верю, что занятия спортом важны. Но не готовлюсь к соревнованиям, а просто хочу держать себя в форме. А когда я слишком много занимаюсь, то на каком-то этапе вообще перегораю.

– Надо себя заставлять.

– Я вполне счастлива, что у меня нет силы воли. – Люси решила предположить, что Темпл, быть может, не будет так несчастна, если опробует в деле подход «достаточно хорошо». Прибавка в весе не была случайной, и в душе Люси задавалась вопросом, что заставило Темпл утратить железный контроль над собой.

Но Темпл не могла постичь небрежного отношения Люси к собственному телу, и та решила воспользоваться моментом, пока она молчала, и сменить тему.

– У меня есть двенадцатилетний друг, который любит являться сюда без приглашения.

От беспокойства глаза Темпл расширились.

– Этого нельзя допускать.

– С учетом того, что участок не огорожен забором под напряжением, будет сложно держать его на расстоянии. Я сказала ему, что у меня гости, на тот случай если он придет и обнаружит тебя. Тогда это не покажется ему странным.

– Ты не понимаешь. Меня никто не должен видеть!

– Я сомневаюсь, что он входит в число твоих фанатов.

– Панда! – завизжала Темпл. – Панда, скорее сюда!

Панда пришел не торопясь.

Темпл ткнула рукой в Люси.

– Я не могу сейчас с этим разбираться. Позаботься об этом! – Она пулей вылетела из комнаты и затопала наверх, преодолевая по две ступеньки за раз.

Вместо того чтобы заговорить о деле, Панда оглядел гостиную.

– Что случилось с моей мебелью?

– Какой мебелью?

– Которая здесь раньше стояла.

– Опиши ее.

– Что ты имеешь в виду?

Люси прищурилась.

– Опиши мебель, которая здесь стояла.

– Диван, пара стульев. Где это все?

– Какого цвета был диван?

Он стиснул зубы.

– Это был диван. Диванного цвета. Что ты с ним сделала?

– Если бы ты сказал, как он выглядел, – изображая нетерпение, произнесла она, – я бы, возможно, и вспомнила.

– Он выглядел как диван! – возмутился Панда.

– Ты не помнишь! – торжествующе заявила Люси. – Ты понятия не имеешь, как выглядела эта комната. И как выглядит что бы то ни было в этом доме. Потому что все это ничего для тебя не значит.

Его подбородок дрогнул.

– Я знаю, что у меня был диван, а теперь он исчез.

– Он не исчез. Он на веранде. Вместе с парой стульев и другими вещами, которые ты не узнаёшь. Тебе наплевать на этот дом, и ты его не заслуживаешь.

– И все же. Он мой. И я требую вернуть свинью.

Тут она остановилась.

– Свинью?

– Свинью, которая сидела на кухне.

– Эту уродливую свинью в фартуке и с отколотым ухом?

– Ухо не отколото. Он всего лишь треснуло.

Она изумилась:

– Ты помнишь трещину в ухе глупой свиньи, но не знаешь, какого цвета твой диван?

– Я больше разбираюсь в керамике.

– Панда! – завизжала Темпл сверху. – Последи за мной.

Вайпер уставилась на лестницу.

– Это просто потрясающе, – произнесла она, – как хорошо ты справляешься с ролью собачки Темпл Реншоу.

Он прошел вперед по коридору.

– В твоих интересах, чтобы свинья была уже на месте в следующий раз, когда я приду на кухню, иначе ты никогда больше не увидишь свою еду.

– Твоя свинья уродлива! – прокричала она ему вслед.

– Как и твоя мать, – крикнул он в ответ, что привело ее в ярость. Но больше Люси злилась не на него, а на себя. Потому что чуть не рассмеялась.

Бри закрывала ларек на ночь, когда рядом остановился белый пикап. Надпись на дверцах гласила: «Ферма Дженкинса».

Уже почти стемнело, и она как раз закончила упаковывать последние нераспроданные банки с медом в картонные коробки, которые ставила на тачку. Она с шести утра пропалывала заросший сорняками сад Майры, снова забыла поесть и устала так, что валилась с ног. И все же сегодняшний день принес несколько приятных минут. Она продала восемнадцать банок меда, а также клубнику и спаржу, которые выросли в огороде, несмотря на то что за ними никто не ухаживал. Она почти обзавелась подругой, хотя и не особенно верила, что известная особа вроде Люси может быть настоящим другом, однако это все равно ее радовало.