Колыбельная - Паланик Чак. Страница 35

Мона подцепляет несколько узелков своими черными ногтями и говорит:

— Это немного сложнее, чем описано в книжке.

Одной рукой Устрица держит трубку у уха, второй — поглаживает бисерный мешочек у себя на груди.

Мона достает из рюкзака какую-то книжку и передает ее мне.

Устрица замечает, что Элен наблюдает за ним в зеркало заднего вида, подмигивает ей и щиплет себя за сосок.

Совершенно без всякой связи мне вспоминается царь Эдип.

Его член похож на мягкий розовый сталактит из сморщенной кожи. Крайняя плоть проколота серебряным колечком. Неужели Элен на такое польстится?

— В прежние времена фермеры сажали костер кровельный, потому что он зеленеет уже ранней весной — чтобы был корм скоту, — говорит Устрица, кивая на желтый мир за окном.

Первые участки, засеянные костром кровельным, появились на юге Британской Колумбии, в Канаде, в 1889 году. Но из-за пожаров он распространился. Каждый год эта трава высыхает в пыль, и теперь в тех местах, где пожары случались раз в десять лет, они случаются ежегодно. Костер кровельный восстанавливается очень быстро. Он любит огонь. А исконные растения, полынь и флоксы, — они не любят. И каждый год после пожара костра кровельного становится все больше, а других растений все меньше. Олени и антилопы, которые питались этими другими растениями, либо вымерли, либо ушли на другие территории. И кролики тоже. И хищные птицы и совы, которые кроликами питаются. Мыши вымирают от голода, а значит, и змеи, которые питаются мышами, тоже.

В настоящее время костер кровельный является доминирующим растением внутриматериковых пустынь от Канады до Невады, он уже покрывает пространство размером в две Неброски и распространяется на тысячи акров ежегодно.

Но самое смешное, говорит Устрица, что домашний скот не ест этот самый костер кровельный. Коровы предпочитают обыкновенную траву. Которая еще осталась.

Монина книжка называется “Прикладное искусство американских индейцев”. Когда я ее открываю, еще несколько розовых и голубых перьев вылетает наружу.

— Теперь у меня главная мечта в жизни — найти по-настоящему прямое дерево, — говорит Мона. У нее в дредах застряло розовое перо. — И сделать тотемный столб или что-нибудь в этом роде.

— Если смотреть в перспективе исконных растений, — говорит Устрица, — то Джонни Эпплсид был злоебучим биологическим террористом.

Он говорит, что Джонни Эпплсид мог бы и оспу распространять с тем же успехом.

Устрица набирает еще один номер и подносит телефон к уху. Он колотит по спинке переднего сиденья и говорит:

— Мам, пап? Какой самый шикарный ресторан в Рено?

Элен пожимает плечами и смотрит на меня. Она говорит:

— “Пустынное небо” в Тахое — очень милое место.

Устрица говорит в трубку:

— Хочу поместить у вас объявление шириной в три колонки. — Он смотрит в окно и говорит: — Шириной в три колонки и высотой в шесть дюймов. Заголовок большими буквами: “Вниманию клиентов ресторана “Пустынное небо”.

Устрица говорит:

— Текст объявления такой: “После обеда в указанном ресторане вам пришлось лечь в больницу с острым пищевым отравлением? Если так, то звоните по указанному телефону и объединяйтесь с другими такими же пострадавшими, чтобы подать коллективный иск в суд”.

Устрица называет номер телефона. Выуживает из мешочка для талисманов кредитную карточку и зачитывает ее номер и дату, до которой она действительна. Он просит, чтобы ему перезвонили, когда объявление будет набрано, чтобы сверить окончательный текст. Он говорит, что объявление должно появляться каждый день на протяжении всей следующей недели в разделе ресторанной критики. Он закрывает крышку на телефоне и убирает антенну.

— Сколько коренных американцев погибло от болезней, завезенных из Старого Света, от желтой лихорадки и оспы, — говорит Устрица. — И растения тоже гибнут. В 1930 году, с грузом бревен для мельницы, сюда из Голландии завезли болезнь, поражающую деревья, в частности вязы. В 1904-м — болезнь, поражающую каштаны. Патогенный грибок, поражающий вязы. Экологи опасаются, что азиатские жуки-дровосеки, которые появились в Нью-Йорке в 1996-м, в скором времени уничтожат все пенсильванские клены.

Для контроля над популяцией луговых собачек, говорит Устрица, фермеры заразили колонии этих животных бубонной чумой, и к 1930 году вымерло 98 процентов всех луговых собачек. От чумы также погибло еще 34 вида коренных грызунов. И каждый год от нее умирает несколько человек, кому особенно “повезет”.

Совершенно без всякой связи на ум приходит баюльная песня.

— А вот мне, — говорит Мона, и я возвращаю ей книгу, — мне нравятся древние традиции. Знаете, как я вижу нашу поездку? Как мой личный духовный поиск. Я приму новое индейское имя, — говорит она, — и полностью преображусь.

Устрица достает сигарету из своего хопи-мешочка и говорит:

— Ничего, если я закурю?

И я говорю: очень даже чего.

А Элен говорит:

— Ничего.

Это ее машина.

И я считаю — раз, я считаю — два, я считаю — три...

То, что мы называем природой, говорит Устрица, это мир, который мы убиваем и который скоро начнет убивать нас. Каждый одуванчик — это бомба с уже включившимся часовым механизмом. Биологическое загрязнение. Симпатичное желтое опустошение.

Поезжайте в Париж или в Пекин, говорит Устрица, везде — гамбургер из Макдоналдса, экологический эквивалент привилегированной формы жизни. Все города, все места на Земле — одинаковые. Пуэрария. Мидии. Водяной гиацинт. Скворцы. Бургер-Кинг.

А все, что есть настоящего и исконного, все, что есть уникального, — все методично искореняется.

— Единственное, что у нас останется в плане биологического разнообразия, — говорит он, — это кока против пепси.

Он говорит:

— Мы пытаемся изменить мир, совершая при этом ошибку за ошибкой.

Глядя в окно, Устрица достает пластмассовую зажигалку из своего бисерного мешочка. Встряхивает ее в руке, бьет о ладонь.

Я нюхаю розовое перышко из книги и представляю, что волосы Моны пахнут точно так же. Вертя перышко двумя пальцами, я спрашиваю у Устрицы, когда он звонил в газету и давал объявление, зачем ему это надо?