Нераздельные (ЛП) - Шустерман Нил. Страница 35

— Вот уж точно, — с притворным раздражением говорит Элина, — не то ты давно уже стал бы генеральным прокурором племени.

— И слава Богу, что не стал! — заявляет Чал. — Я с куда большим удовольствием буду представлять интересы арапачей в большом мире, чем копаться в будничных внутренних делах.

Лев двигает коленями, затекшими под тяжелым рюкзаком. Таши’ни не стали задавать вопросов, что в рюкзаке. Спроси они — и он все бы им рассказал; но он знает: они не спросят, потому что он ничего не сообщил по собственной инициативе. Впрочем, цель его похода в Совет им известна.

— Тебе необязательно это делать, — говорит Элина. — До тех пор пока ты не причиняешь хлопот, ты можешь оставаться здесь, сколько угодно.

Вот тут и кроется проблема. Потому что как раз это Лев и собирается сделать — причинить арапачам массу хлопот. Пусть и они потеряют покой, как потерял он.

Обстановка зала заседаний Совета состоит из стола в форме бублика и окружающих его стульев; все выполнено из драгоценного дуба, растущего тут же, в резервации. С внешней стороны стола сидят вождь, представители авторитетных кланов племени и выборные представители. Дважды в неделю они собирают публичные форумы, чтобы рассмотреть предложения, жалобы и петиции граждан.

Рассадка в круг была данью племенной традиции; однако с течением времени было решено, что просители должны стоять в середине десятифутовой бубличной дырки. Таким образом на посетителя нагонялся страх: под направленными со всех сторон взглядами он чувствовал себя, как муравей под увеличительным стеклом.

По словам Чала и Элины, члены Совета неофициально знали о присутствии Лева в резервации задолго до того, как юноша отправился на охоту за похитителями Уила, и так же неофициально предпочитали смотреть в другую сторону. Однако здесь, за столом Совета, смотреть в другую сторону не получится. Сегодня Лев сам поместит себя в обжигающий фокус увеличительного стекла.

— Не сказала бы, что это умно, — говорит ему Элина, входя в здание Совета, — но мы встанем бок о бок с тобой, потому что твое дело благородное.

Вот только они не могут стоять с ним бок о бок. Каждый проситель излагает свое дело Совету один. Когда настает черед Лева, он оставляет Элину и Чала наблюдать на галерее, а сам проходит сквозь узкую щель в круглом столе и оказывается в перекрестье испытующих взглядов.

Когда Лев вступает в круг, некоторые старые члены Совета надменно выпрямляются и неодобрительно хмыкают. Другим просто любопытно, а есть и такие, что усмехаются в предвкушении развлечения — ведь сейчас тут определенно посыплются искры. Все они знают, кто перед ними. Репутация паренька летит впереди него, подобно его духу-хранителю, несущемуся сквозь полог леса.

Вождь арапачей нынче фигура чисто символическая, но он является рупором Совета. Джи Квана, нынешний вождь, искусно орудует своей воображаемой властью. Он несколько кичится своей приверженностью традициям. Его облачение тщательно подобрано в соответствии со старинными обычаями племени, а волосы, заплетенные в две длинные седые косы, ниспадающие по обе стороны лица, подчеркивают волевую квадратную челюсть. Если современная культура арапачей — это брак старого с новым, то вождь Квана — жених, представляющий наследие предков.

Чал предупредил Лева: круг кругом, а обращаться он должен всегда к вождю.

— Возможно, он и не обладает всей полнотой власти выборных должностных лиц, но если ты не выкажешь ему подобающего почтения, то испортишь все дело.

Лев выдерживает пронзительный взгляд вождя целых пять секунд в ожидании, когда тот заговорит.

— Во-первых, позволь поздравить тебя в связи с той ролью, что ты сыграл в передаче орган-пирата в руки закона, — провозглашает вождь Квана. На этом с формальностями покончено, и он переходит к сути: — Теперь излагай свое дело. — Эти его слова звучат уже не так приветливо.

— Если Совет не возражает, у меня к нему прошение. — Лев вручает вождю лист бумаги, затем раздает копии всем собравшимся. Он чувствует себя неловко и двигается неуверенно — вся эта процедура действует на него устрашающе. Вокруг стола расставлены восемнадцать стульев, хотя присутствует здесь сегодня только двенадцать человек.

Вождь водружает на нос очки и проглядывает петицию.

— А кто такой этот «Мапи Кинкажу»? — Вопрос риторический, но ему просто хочется, чтобы Лев сказал это вслух.

— Это имя я получил в качестве беженца, находящегося под опекой арапачей. Кинкажу — мой дух-покровитель.

Вождь опускает бумагу на стол, даже толком не вчитавшись в нее.

— Никогда не слышал ни про каких кинкажу.

— Я тоже, пока один из них не нашел меня.

— Твое имя Левий, — твердо произносит вождь. — И к тебе будут обращаться по этому имени.

Лев не возражает, хотя никто, кроме родителей, не звал его так. А теперь родители вообще никак его не называют.

Он прокашливается.

— Мое прошение…

Но вождь не позволяет ему закончить:

— Твое прошение — полная глупость и напрасная трата нашего драгоценного времени. У нас есть дела поважнее.

— Какие? — вырывается у Лева, прежде чем он успевает сдержать себя. — Предложение дать имена пожарным гидрантам или жалобы на шум из караоке-бара? Я видел сегодняшний список ваших «важных дел».

У одного из выборных членов Совета вырывается приглушенный смешок. Вождь мечет в провинившегося убийственный взгляд, но, похоже, ему самому немного неловко за некоторые пункты повестки дня.

Лев скованно делает несколько шагов вперед, надеясь, что ему удастся изложить свое дело четко, не мямля и в нескольких словах. Он долго практиковался.

— Нация арапачей пользуется значительным авторитетом, и не только среди Людей Удачи, но и в широком мире тоже. Ваша политика — смотреть в другую сторону, когда люди берут под свое покровительство беглых расплетов. Но смотреть в другую сторону больше не достаточно! В моей петиции речь идет о том, чтобы племя открыто и официально принимало к себе подростков, стремящихся избежать расплетения.

— И к чему это приведет? — осведомляется женщина с правой стороны. Лев поворачивается и видит члена Совета примерно возраста Элины, но с куда большим количеством морщин на лбу. — Если мы официально откроем наши ворота для беглых, тут начнется настоящее столпотворение! Это будет просто кошмар!

— Нет, — возражает Лев, пользуясь неожиданно полученной подачей, — кошмар — это то, что творится сейчас! — Затем он стаскивает со спины рюкзак, запускает в него руку и начинает вынимать подшитые распечатки — толстенные стопы бумаги, тяжелые, как телефонные справочники. Он быстро раздает их вождю и другим членам Совета. — Имена расплетов содержатся в открытых источниках, так что я добыл их без труда. Здесь, на этих страницах — имена всех предназначенных к «суммарному разделению» с того самого момента, когда было подписано Соглашение о расплетении. Разве можно оставаться равнодушными, глядя на все эти имена?!

— Мы не подписали Соглашение, и никогда не подпишем, — говорит один из старейшин. — Наша совесть чиста — чего я не мог бы сказать о тебе. — Он наставляет на Лева кривой палец. — Мы приняли тебя два года назад — и что из этого вышло? Ты сделался хлопателем!

— Только после того, как ваш Совет вышвырнул меня отсюда! — напоминает Лев. Эти слова заставляют всех призадуматься. Некоторые члены Совета листают списки, печально покачивая головами при виде такого огромного количества имен. Другие отказываются даже взглянуть.

К его чести, вождь уделяет несколько минут своего драгоценного времени перелистыванию страниц, а затем говорит:

— Трагедия расплетения лежит за пределами сферы нашего влияния. А с Вашингтоном у нас отношения и без того весьма напряженные, не правда ли, Чал? — Вождь поднимает глаза на галерею.

Чал встает.

— Несколько натянутые, но не напряженные, — поправляет он.

— Так зачем натягивать их еще больше, бросая перчатку Инспекции по делам молодежи?