Нераздельные (ЛП) - Шустерман Нил. Страница 49

Соня не отвечает. Коврик под сундуком аккуратно разглажен; ни малейших признаков того, что сундук недавно двигали. Или что под ним люк в подвал. Ясное дело, этот тип подозревает, что здесь укрываются беглые расплеты, но где, он не имеет понятия.

Не услышав от Сони ответа, двуликий вздыхает, встает и подходит к ней.

— Не думай, что мне доставит удовольствие то, что я собираюсь сделать, — говорит он. — Просто деваться некуда. — С этими словами он изо всех сил придавливает большим пальцем ее левое бедро как раз в месте перелома.

Боль не просто непереносима — она немыслима. Соня пытается задушить вопль, но он слабым дрожащим стоном прорывается сквозь стиснутые зубы. В глазах извиваются темные черви, грозящие пожрать ее, но отступают, когда мучитель убирает палец и отходит, чтобы оценить результат своих усилий. Боль, однако, никуда не девается, и Соня чувствует себя совсем слабой — такой она еще никогда в жизни не была. Ах как бы ей хотелось всадить расщепленный конец своей трости прямо в украденный глаз этого подонка!

— И снова — где Коннор Ласситер?

Соня по-прежнему не отвечает. Пусть ее убивают, она не заговорит. Вот сейчас он опять подступится к ней и возобновит пытку… Но вместо этого мучитель поворачивается к сундуку и уверенно отпихивает его ногой в сторону, после чего откидывает коврик и являет миру люк в подвал.

— Ты думала, я дурак? Я же был юнокопом — хорошим юнокопом. Я только вошел сюда и нюхом учуял, где тут тайник. И сколько же этих вонючек у тебя там, внизу, а? Десять? Двадцать?

С Соней эта тактика намного более эффективна, чем пытка, и ублюдок это знает.

— Не трогай ребят! Ты здесь не ради них! — напоминает она.

— Твоя правда.

Он присаживается на край стола, совсем близко от своей жертвы. На столе стоит чаша, полная старинных зажигалок — Соня полировала их, подготавливая для продажи. Мерзавец вытаскивает одну — серебряную с эмалевой алой розой, лепестки которой похожи на пламя.

— Мне по-настоящему жаль тебя, — говорит он. — Старушка, кормящая голубей и позволяющая им размножаться и распространять заразу. — Он щелкает зажигалкой и наблюдает за пляшущим язычком пламени. — Ты бедная заблудшая душа, отдающая город на растерзание крысам, потому что думаешь, будто их вид под угрозой вымирания. — Он издевательски поводит горящей зажигалкой в опасной близости от ее лица, и Соня не в силах помешать ему. — Ты уже достаточно стара, чтобы помнить, как все это было. Люди боялись нос из дому высунуть от страха перед сорвавшимися с цепи подростками, в то время как другие люди без всякой на то необходимости умирали от различных заболеваний — от порока сердца до рака легких. — Он снова щелкает зажигалкой, гася огонек, но не кладет ее на место. — Я поражаюсь таким, как ты: неужели вы не видите, что расплетение — это благо?

И хотя Соне не хочется удостаивать негодяя ответом, сдержаться ей не удается:

— Эти дети — человеческие существа!

— Были, — поправляет он. — Каждый из них расценивается не только обществом, но и собственными родителями как бесполезный мусор. С чего ты взяла, что ты умнее других?

— Ты закончил?

— Зависит от некоторых обстоятельств. Коннор Ласситер — он там, внизу, с остальными пташками?

Соня обдумывает свой ответ и решает, что в ее положении, пожалуй, полезней всего будет полуправда.

— Коннор покинул голубятню. Был да весь вышел. Он предпочитает не торчать в одном и том же месте слишком долго.

— Тогда ты не станешь возражать, если я проверю, а?

Он сует зажигалку в карман и вытаскивает пистолет, затем второй; проверяет обоймы. Один, должно быть, заряжен транком, другой — боевыми патронами. Судя по тому, как выстрел раздробил ее трость, Соня приходит к выводу, что пули в этих патронах — разрывные, верная смерть. Миниатюрные гранаты, взрывающиеся при контакте. У ее подопечных нет ни шанса.

И тут ей в голову приходит отчаянная идея.

— Коннор ушел… но Лев Калдер остался. Я сделаю так, что он поднимется наверх, только ты должен уйти и не трогать моих расплетов.

Он улыбается.

— Вот видишь, это оказалось не так трудно. Я верил, что с тобой можно договориться. — Он подходит к крышке люка и наклоняется над ней. — Уж постарайся, — говорит он Соне, — будь убедительна. Если я уйду отсюда с Левом, обещаю: остальной выводок не пострадает.

С этими словами он поднимает крышку и кивает Соне.

— Лев! — кричит Соня. — Лев, поднимись, пожалуйста, наверх. Мне нужна твоя помощь.

Нет ответа.

— Попытайся еще раз и проникновенней, — шепчет двуликий.

— Лев! Тащи сюда свою задницу! — снова зовет Соня, на этот раз громче. — У меня мало времени!

И Соня закрывает глаза в безмолвной молитве: хоть бы ребята оказались достаточно сообразительными, чтобы понять происходящее и сделать то, что необходимо сделать!

35 • Риса

За четыре минуты до того, как открывается люк в подвал, Риса слышит выстрелы и глухой звук падения — что-то или кто-то валится на пол. Это слышат все обитатели подполья и мгновенно застывают, как статуи.

— Тс-с! Никому не двигаться! — приказывает Бо. И шепотом: — И не говорить!

Внезапно у всех возникает чувство, будто пол под ногами — вернее, над их головами — превратился в тонкий лед, который может треснуть от самого крохотного шажка. Первое, что делает Риса — инстинктивно оглядывается в поисках Коннора, но в следующий миг вспоминает, что его здесь нет. По словам Сони, он отправился «поставить точку в неоконченном деле», и хотя старая женщина не вдавалась в подробности, Риса догадывается, о каком деле речь. Так же, как тогда, когда он спас Диди, подобрав ее с чужого порога, Коннор импульсивно выбрал неправильный момент, чтобы свершить правильное дело. Риса мысленно обругивает его и одновременно возносит благодарственную молитву: по крайней мере, он сейчас не здесь.

Все взгляды обращены вверх: там кто-то тащит по полу какую-то тяжесть из торгового зала в заднюю комнату. Кого же это тащат — Соню? Или Грейс? Она ведь тоже где-то снаружи, тоже «ставит точку в неоконченном деле». Что если пуля попала по назначению? Что если кто-то из них убит?!

Бо выключает свет — весь, кроме одной тусклой лампочки, висящей на проводе в центре подвала, потому что полная темнота была бы совсем невыносима.

— Что нам теперь делать? — спрашивает Элли, девочка, всегда смотрящая на Рису как на высший авторитет.

— Слушайся Бо, — шепчет та. — Не двигайся и молчи!

Однако, вопреки собственным словам, Риса первая нарушает всеобщее оцепенение. Она пускается на поиски какого-нибудь оружия и находит гвоздодер. Остальные ребята, следуя ее примеру, тоже тихо снуют по подвалу и подбирают что-нибудь, что сойдет в качестве оружия.

Риса замечает, как Бо примеривается взглядом к единственному в подвале окошку, расположенному в дальнем углу под потолком. Стекло такое грязное, что через него ничего не видно, как снаружи, так и изнутри.

«Никогда не открывайте это окно, — вечно внушает им Соня. — Бог знает, кто может оказаться в проулке». И на всякий случай, чтобы никто не поддался соблазну, рама заколочена наглухо.

Бо забирает у Рисы гвоздодер и вручает взамен гаечный ключ. Та понимающе кивает, и парень пробирается к окошку, где принимается расшатывать гвозди, стараясь выдрать их из деревянной рамы.

Пока Бо трудится у окна, Риса потихоньку прокрадывается к лестнице. Один парнишка пытается остановить ее, но она обжигает его таким взглядом, что тот пятится. Риса всходит по ступенькам и затаивается в темном пространстве под самым люком. Если крышку откроют, она узнает об этом заранее, услышав скрежет отодвигаемого сундука.

Риса склоняет голову, фокусируя все свое внимание на звуках, доносящихся сверху. Шум, царивший там всего несколько мгновений назад, затих; теперь слышны только голоса. Какой-то мужчина разговаривает с Соней. Риса с облегчением выдыхает — старая женщина жива. Девушка готова броситься ей на помощь, но это не так-то просто — люк можно открыть только снаружи. Риса бросает взгляд вниз. Обитатели подвала вооружились всем, что подвернулось под руку: обрезками труб, ножницами, кирпичами и досками.