Горящий берег (Пылающий берег) (Другой перевод) - Смит Уилбур. Страница 67

— Позвольте выразить соболезнования в связи с вашей утратой, полковник Кортни, — сказал Уикенхэм, после того как они обменялись рукопожатием.

— Благодарю.

Гарри всегда чувствовал себя самозванцем, когда к нему так обращались; ему хотелось объяснить, что это было всего лишь временное назначение в нерегулярную часть во время войны почти двадцатилетней давности. И сейчас, чтобы как-нибудь скрыть смущение, он повернулся к Анне, которая стояла рядом с ним, заслоняясь шляпой от солнца.

— Позвольте представить вам мефрау Сток.

Гарри ради Анны перешел на африкаанс, и Уикенхэм последовал его примеру.

— Aangemane kennis, рад знакомству, мефрау.

— Мефрау Сток была пассажиркой на «Протеа Касл» и оказалась среди тех, кого подобрал «Несгибаемый».

Уикенхэм сочувственно присвистнул.

— Очень тяжелое испытание. — Он снова повернулся к Гарри. — Позвольте заверить вас, полковник Кортни, что я с радостью окажу вам любое содействие.

За Гарри ответила Анна:

— Нам понадобятся машины, много машин, и люди в помощь. И все это быстро, очень быстро!

В качестве головной машины им предложили «форд» последней модели «Т», правда, перекрашенный из заводского черного цвета в бледно-песочный. Несмотря на кажущуюся ненадежность, этой машине предстояло доказать, что в условиях пустыни она просто незаменима. Легкий корпус, выполненный из сплава ванадия и стали, и двигатель, работающий на малых оборотах, должны были удержать ее на мягком песке, в котором увязла бы любая другая тяжелая машина. Единственным недостатком «форда» было то, что двигатель быстро перегревался и выбрасывал в воздух бесценные водяные пары, обжигая водителя и пассажиров.

Сверх того Уикенхэм обеспечил их четырьмя грузовиками «Остин», каждый из которых мог перевозить полтонны снаряжения. На пятой машине, которую армейские инженеры переоборудовали в железнодорожных мастерских, установили стальной бак для воды вместимостью пятьсот галлонов. К каждой машине были прикомандированы капрал-водитель с помощником.

Анна твердо пресекала любые поползновения Гарри отложить отъезд. Она решительно отвергала возражения инженеров, механиков и военных специалистов, поэтому колонна была готова к отъезду из Виндхука через тридцать шесть часов после появления в нем приезжих. Прошло четырнадцать дней с тех пор, как немцы торпедировали «Протеа Касл».

В четыре утра из спящего города выехала колонна грузовиков с полным грузом снаряжения и канистр с горючим, а также пассажирами, тепло одетыми с учетом холодного ночного воздуха высокогорий.

По изъезженной тяжелыми фургонами и повозками дороге, которая тянулась вдоль неширокого и ровного железнодорожного полотна, они отправились на побережье, в местечко Свакопмунде в двухстах милях от города.

Окованные сталью колеса фургонов прорыли такие глубокие колеи, что резиновые покрышки буксовали, выбраться удавалось только на тех каменистых участках, где усыпанная булыжниками и утрамбованная двойная колея больше походила на высохшее русло горного потока, чем на обычную дорогу. Но и здесь ехать приходилось медленно и осторожно: от жуткой тряски по рытвинам машины часто выходили из строя, и колонне то и дело приходилось останавливаться, чтобы заменить проколотую шину или поменять лопнувшую рессору. Все это происходило на дороге, которая непрерывно шла вниз, совершая спуск на четыре тысячи футов. На этом пути, отнявшем у них четырнадцать часов, можно было легко сломать себе шею.

Наконец они выехали на плоскую, поросшую кустарником прибрежную равнину и двинулись по ней с головокружительной скоростью двадцать пять миль в час, оставляя за собой длинный шлейф пыли, напоминающий дым пожара в буше.

Свакопмунде производило поразительное впечатление: словно в африканскую пустыню перенесли часть Баварии, вплоть до своеобразной шварцвальдской архитектуры и длинного мола, уходящего в зеленое море.

В воскресный полдень пыльная колонна машин проехала по мощенной булыжником главной улице города. В городском саду играл немецкий духовой оркестр: все музыканты были одеты в зеленые кожаные гетры и альпийские шапочки. Увидев, что колонна остановилась перед гостиницей через дорогу, они сбились с такта, перестали играть и в оцепенении смотрели на прибывших. Да, было от чего затрепетать: на стенах здания до сих пор оставались следы английской шрапнели.

После пыли и жары многочасового перехода через пустыню местное пиво «Пильзнер», которое варил мастер из Мюнхена, показалось чем-то вроде воскрешения в Валгалле.

— Налей-ка всем, хозяин, — сказал Гарри, наслаждаясь истинно мужским обществом и гордясь тем, что благополучно привел колонну с гор. Его люди охотно окружили стойку бара; когда они приветственно поднимали кружки и улыбались ему, толстый слой пыли, залепившей их лица, трескался, и пыль падала в кружки.

— Минхеер! — едва ополоснувшись после дороги, в дверях салуна появилась Анна. Она стояла, подбоченясь, уперев в бока полные натруженные руки, потемневшее от солнца и ветра лицо пылало неподдельным гневом. — Минхеер, мы попусту тратим время!

Гарри незамедлительно обрушился на своих людей:

— Давайте, парни, у нас полно работы. Хватит отдыхать!

К этому времени уже ни у кого не осталось никаких сомнений относительно того, кто по-настоящему руководит экспедицией. Глотнув напоследок пива, мужчины гуськом потянулись на солнце, стыдливо утирая пену с губ и не смея встретиться взглядом с Анной, когда бочком пробирались мимо.

Пока заправлялись топливом, заполняли водой баки, перепаковывали груз, который растрясло во время перехода, и чинили автомобили, Гарри навел справки в полиции.

Сержант был заранее предупрежден о его прибытии.

— Прошу прощения, полковник, мы ждали вас только через три-четыре дня. Если бы я знал… — Он очень хотел помочь. — Мало кто что-нибудь знает об этой местности. — Он выглянул в окно, выходящее на север, и невольно вздрогнул. — Впрочем, у меня есть для вас проводник.

Он снял с крюка на стене за своей спиной связку ключей и повел Гарри к камерам.

— Эй, ты, swart donder — черномазый негодяй! — гаркнул он, отпирая одну из дверей. Гарри заморгал от растерянности, когда тот, кого выбрали для него в проводники, вышел, шаркая ногами, из камеры и угрюмо оглядел их исподлобья.

Это был злодейского вида готтентот из племени бонделсварт. Он смотрел на пришедших единственным злобным глазом, второй глаз закрывала кожаная повязка. Пахло от него, как от дикого козла.

— Он хорошо знает местность, он вам подойдет, — улыбнулся сержант. — Он там браконьерствовал, добывал рог носорога и слоновую кость, за что мы можем посадить его лет на пять, верно, Кали Пит?

Кали Пит распахнул жилетку и задумчиво почесал волосатую грудь.

— Если будет хорошо работать и понравится вам, может, отделается всего двумя или тремя годами каторжных работ, — объяснил сержант.

Кали Пит между тем нашел что-то в волосах и со щелчком раздавил ногтями.

— А если я не буду им доволен? — неуверенно спросил Гарри.

Слово «кали» на суахили значит «плохой» или «злой», и это не внушало оптимизма.

— О, — небрежно ответил сержант, — тогда не трудитесь возвращаться с ним. Похороните его там, где его никто не найдет, и вся недолга.

Поведение Кали Пита чудесным образом изменилось.

— Добрый хозяин! — завопил он на африкаансе. — Я знаю каждое дерево, каждую скалу, каждую песчинку! Я буду твоей собакой!

Анна ждала Гарри уже на заднем сиденье «форда».

— Куда вы запропастились? — спросила она. — Уже шестнадцать дней моя девочка одна-одинешенька в дикой пустыне!

— Капрал! — передал Гарри Кали Пита под начало старшего унтер-офицера. — Если попытается бежать, — Гарри очень неубедительно постарался изобразить садистскую радость, — застрелите его!

Когда последние дома с белеными стенами и красными черепичными крышами остались позади, водитель Гарри негромко рыгнул и мечтательно улыбнулся, наслаждаясь вкусом пива.

— Наслаждайся, пока можно, — предупредил Гарри. — Не скоро нам снова встретится пивная кружка.