Горящий берег (Пылающий берег) (Другой перевод) - Смит Уилбур. Страница 69

Он смотрел, не в состоянии пошевелиться или заговорить. Когда он не ответил на один из ее вопросов, Анна взглянула на него и в свете костра увидела его лицо. Мягко, почти нежно она коснулась его щеки.

— Думаю, минхеер, мне пора спать. Желаю вам крепкого сна и приятных сновидений.

Она встала и тяжело пошла за брезент, которым было огорожено ее спальное место.

Гарри лежал на своем одеяле, сжав руки в кулаки, прислушиваясь к шуршанию одежды за брезентовой ширмой, и его тело болело так, словно его жестоко избили. Из-за ширмы вдруг раздался странный рокот, который его напугал. Мгновение он не мог определить, что это. А потом сообразил: Анна храпит. Это был самый желанный звук из всех, какие ему доводилось слышать, ибо невозможно испытывать страх перед женщиной, которая храпит. Захотелось кричать о своей радости на весь свет.

— Я влюблен, — выдохнул он. — Впервые за тридцать лет я влюблен!

Однако на рассвете вся накопленная за ночь храбрость исчезла, осталась только любовь. Глаза заспанной Анны опухли и покраснели, волосы, кое-где с седыми прядями, были запорошены песком, нанесенным за ночь ветром, но Гарри смотрел на нее с восхищением, пока она резко не приказала:

— Ешьте живее, мы должны выступить с первым светом. Я чувствую, что сегодня будет хороший день. Ешьте, минхеер.

«Что за женщина! — восхищенно сказал себе Гарри. — Если бы я был способен на такую преданность, такую верность!»

Сначала предчувствие Анны оправдывалось, потому что скальных преград на пути больше не было, прямо от пляжа расстилалась открытая равнина с твердой почвой, поросшая жесткими жухлыми кустиками буша высотой по колено. Можно было ехать, как по шоссе, лишь изредка поворачивая, чтобы увидеть берег и заметить выброшенные морем обломки или следы, оставленные на мокром песке потерпевшими кораблекрушение.

Гарри сидел рядом с Анной на пассажирском сиденье «форда». Машина подпрыгнула на ухабе, и их бросило друг на друга. Гарри пробормотал извинение, но не убрал ногу, прижимавшуюся к бедру женщины, а Анна не делала попыток отодвинуться.

Вдруг в разгар дня посреди дрожащего знойного марева водянистый занавес миража перед ними разошелся, и они увидели на равнине дюны. Маленькая колонна остановилась и смотрела — недоверчиво и с опаской.

— Горы, — негромко сказал Гарри, — горные хребты из песка. Никто не предупреждал нас о них.

— Должен быть обходной путь.

Гарри с сомнением покачал головой.

— Они не меньше пятисот футов в высоту.

— Пошли, — решительно сказала Анна. — Поднимемся на вершину.

— Боже! — воскликнул Гарри. — Песок такой мягкий, подниматься так высоко, и это опасно…

— Пошли! Остальные подождут здесь.

Следом за Анной они побрели наверх по откосу на острый гребень одного из песчаных хребтов. Далеко внизу кучка машин казалась игрушечной, люди рядом с ними походили на крошечных муравьев. Оранжевый песок скрипел под ногами, которые по щиколотку тонули в нем. Если вдруг кто-нибудь ступал слишком близко к кромке гребня, песочная стенка рушилась, и целая лавина начинала с шорохом скользить вниз по склону.

— Это опасно! — бормотал Гарри. — Если бы вы шагнули за кромку, вас бы унесло вместе с песком.

Приподняв тяжелые ситцевые юбки, Анна подоткнула их за пояс и полезла дальше. Гарри неотступно следил за ней, во рту у него пересохло, а сердце было готово выскочить из груди от напряжения и потрясения, которое он пережил при виде ее оголенных ног. Они были массивные, крепкие, как стволы деревьев, но кожа под коленями бархатистая и нежная, вся в ямочках, как у ребенка, — ничего более волнующего он в жизни не видел.

Невероятно, но тело Гарри снова отозвалось, словно гигантская рука ухватила его за промежность, и он забыл об усталости. Скользя и спотыкаясь на мягком песке, он карабкался за Анной, а ее бедра, широкие, как у стельной коровы, качались и двигались под слоем юбок прямо у него перед глазами.

Сам того не сознавая, он поднялся на вершину дюны, и Анна протянула руку, чтобы поддержать его.

— Боже, — прошептал Гарри, — целый мир из песка, вселенная песка.

Они стояли на вершине большой дюны, и даже вера Анны дрогнула.

— Никто, ничто не пройдет здесь.

Анна — она все еще держала его за руку — тряхнула ее.

— Она там. Я почти слышу, как она зовет меня. Нельзя подвести ее, мы должны до нее добраться. Она долго не продержится.

— Но идти пешком — верная смерть. Человек и дня здесь не проживет.

— Надо найти кружной путь.

Анна встряхнулась, как большой сенбернар, отбросив сомнения и минутную слабость.

— Пошли. — Она повела его назад с вершины. — Мы должны найти обход.

И колонна с «фордом» во главе повернула в глубь материка, огибая стороной высокие дюны. День угасал, солнце двигалось вниз по небосклону, проливая багряный свет на вздыбленные гребни. Вечером, когда они разбили лагерь у подножия дюн, песчаные горы, черневшие на залитом серебристым лунным светом небе, казались им далекими, неприступными и враждебными.

— Кружного пути нет. — Гарри смотрел в костер, не в силах взглянуть в глаза Анне. — Этим дюнам нет конца.

— Утром мы вернемся к берегу, — спокойно сказала Анна и пошла к своему спальному месту, оставив его, больного от желания.

На следующий день они вернулись по своему следу, двигаясь по отпечаткам собственных шин, и к вечеру снова были на том месте, где дюны встречались с океаном.

— Пути нет, — безнадежно повторил Гарри, потому что прибой бушевал прямо под песчаными горами, и даже Анна горестно ссутулила плечи и притихла возле костра, безмолвно наблюдая за языками пламени.

— Если подождать здесь, — хрипло сказала она, — может, Сантэн сама к нам придет. Она ведь знает, что единственная ее надежда на юге. Если нельзя идти к ней, нужно ждать, когда она придет к нам.

— У нас кончается вода, — негромко сказал Гарри. — Мы не можем…

— Сколько мы сможем ждать?

— Три дня, не больше.

— Четыре, — взмолилась Анна, и в ее голосе и лице было такое отчаяние, что Гарри, не задумываясь, начал действовать. Он притянул ее к себе, испытав благоговейный ужас, когда она приняла ласку и они крепко прижались друг к другу — Анна в отчаянии, а он от безумной страсти, доводившей его до исступления. Мгновение Гарри беспокоился, что люди у костра увидят, но уже через секунду перестал обращать на это внимание.

— Идем.

Она подняла его на ноги и повела за брезентовую занавеску. Руки у него так дрожали, что он не мог расстегнуть пуговицы рубашки. Анна ласково усмехалась.

— Вот так, — она раздевала его, — мой глупенький.

Бока и спину Гарри освежал прохладный ночной ветерок, но он весь горел, сжигаемый внутренним огнем из-за бесконечно долгого желания. Гарри перестал стыдиться своей волосатой груди и некрасиво торчащего живота, худых, как у цапли, ног, слишком длинных для маленького тела. Он взгромоздился на Анну с дикой поспешностью, отчаянно пытаясь похоронить себя в ней, раствориться в этой великолепной мягкой белизне, спрятаться от всего мира, который так долго был столь жесток к нему.

И вдруг он снова почувствовал, как жар и сила уходят из его чресл, сник и сжался совершенно так же, как в ту страшную ночь более тридцати лет назад. Лежа на белой мягкой перине ее живота, убаюканный между полными, мощными бедрами, он жаждал умереть от стыда и сознания своей никчемности, ожидая, что вот-вот услышит издевательский смех, увидит презрение, зная, что теперь-то это окончательно уничтожит его. Но и убежать не мог, ибо сильные руки обхватили его, а бедра упругими тисками держали слабые ягодицы.

— Мефрау, — выпалил он, — простите. Я ни на что не годен. Никогда не годился.

Анна снова засмеялась. Смех был ласковый, сочувственный.

— Мой малыш, — хрипло прошептала она ему на ухо. — Давай чуток помогу.

И он почувствовал, как ее рука движется вниз, проходит между их обнаженными животами.

— Ну, где мой щеночек? — спросила она. Гарри почувствовал, как смыкаются ее пальцы, и запаниковал. Он хотел высвободиться, но она легко держала его, и он не мог уйти от ее пальцев. От тяжелого физического труда они были грубыми, как наждачная бумага, но умелыми и настойчивыми, они ласкали и мяли, а Анна ласково мурлыкала: