Одиночный выстрел - Бегунова Алла Игоревна. Страница 25
Солдаты приблизились к дому. Людмила постучала кулаком в запертую деревянную дверь:
— Эй, хозяева!
Никто не отозвался.
— Откройте, это — Красная Армия!
За дверью послышались шаги.
— Откройте, это — Красная Армия! — громче повторила Люда.
С внутренней стороны двери один за другим скрипнули три засова. Она медленно отворилась. На пороге появилась женщина лет пятидесяти, закутанная в серый платок, с лицом печальным и невероятно измученным.
— Мы — из пятьдесят четвертого имени Степана Разина стрелкового полка, — сказала ей Люда. — Здесь будет находиться наблюдательный пункт.
— Женщина?! — безмерно удивилась хозяйка и окинула пристальным взглядом ладную фигуру в каске, плащ-палатке и с винтовкой за плечом.
— Да. Я сержант второй роты Людмила Павличенко. А вас как величают по имени-отчеству?
Поколебавшись минуту, хозяйка ответила:
— Серафима Никаноровна.
Людмила обернулась, показала рукой на брошенный бронетранспортер «Малакса» и задала вопрос:
— Не скажите ли вы нам, уважаемая Серафима Никаноровна, кто здесь был?
— Кто был? — лицо женщины исказила гримаса ненависти. — Румыны!
— Офицеры или солдаты?
— И те, и другие, подлые твари!
— А что случилось?
— Это — долгий разговор! — сказала, как отрезала, хозяйка.
— Мы никуда не торопимся, Серафима Никаноровна, — задумчиво произнесла Люда. — Мы пришли вас защитить. У нас есть приказ. Но мы не будем устраивать огневые точки ни в вашем доме, ни в вашем саду. Красноармейцы займут позиции вон там, у оврага. Противник получит достойный отпор…
Женщина в платке слушала сержанта Павличенко внимательно. Может быть, пока не верила, но хотела верить. За спиной у Люды она видела солдат в касках и с винтовками. Их простые русские лица внушали доверие. Значит, защитники есть. Только почему в начале сентября они ушли отсюда так внезапно? Почему отдали жителей на растерзание злобному врагу?
— Заходите, — Серафима Никаноровна широко открыла дверь дома. — Заходите и посмотрите, что они вытворяли здесь. И при этом называли себя православными, верующими людьми!
Снайпер Людмила до сего времени изучала румын и немцев через оптический прицел своей винтовки. Обычно они находились довольно далеко и иногда казались ей фигурками, вырезанными из бумаги. Пройдя с боями от Татарбунары до Одессы, она наблюдала разрушительное действие «войны моторов»: бомбежки, артобстрелы, танковые атаки. Уже одним вероломным вторжением на территорию мирного государства рабочих и крестьян агрессор взял на себя огромную вину. Равномерно нажимая на спусковой крючок «трехлинейки», она думала о холодной ненависти к захватчикам. Именно холодной, поскольку меткий стрелок не должен поддаваться никаким сильным эмоциям.
Однако рассказ Серафимы Никаноровны было невозможно слушать отстраненно. Те, кто якобы хотел освободить нашу страну от большевизма, вели себя здесь как отпетые разбойники. Конечно, первое, что они сотворили, это расстреляли на окраине деревни Татарка мирных ее жителей — евреев, цыган и коммунистов. Затем отправились бродить по дворам поселян, где старались отобрать все подряд, но в основном — продукты.
Наверное, солдат в армии румынского короля никогда не кормили досыта. На хуторе Кабаченко они моментально переловили всех кур, закололи штыками поросят, увели в неизвестном направлении корову с теленком. По-хозяйски расположившись в доме, они перевернули его вверх дном в поисках золотых украшений и других мало-мальски ценных вещей.
Чумазые рожи дикарей, их лихорадочно горящие глаза, скрюченные пальцы жадно рывшиеся в чужих сундуках и комодах, вонючая, давно не стираная одежда, бесконечное обжорство и пьянство — такой представала картина вражеского нашествия в словах Серафимы Никаноровны. Впрочем, это было еще не все. Отвернувшись, она смахнула слезу со щеки:
— Ладно бы куры. Но моя дочь…
— Она жива? — участливо спросила Люда.
— Пока жива, — ответила хозяйка и зарыдала в голос.
Жестокое надругательство победителей над женами, сестрами, дочерьми побежденных восходило к давней традиции войн на Земле. Особенно лютовали мусульмане. Изощренным издевательствам подвергали турки христианок в болгарских селах и городах. Воюя на Кавказе, в зверствах им не уступали персы. Эти не только насиловали, но потом и вспарывали животы своим жертвам. Короткие, суховатые описания в исторических хрониках, известных Людмиле, претендовали на объективность, но трудно сохранять спокойствие, читая о поступках людоедов.
Не хотелось бы ей знать, что отвратительные обычаи азиатского Средневековья, как ветви дерева ведьм, проросли в век двадцатый и дали здесь, на берегах Черного моря, свои ядовитые плоды. Вероятно, в том поспособствовали им представители высшей арийской расы и их союзники, озабоченные созданием в Европе некоего выдуманного ими «нового порядка». Теперь следовало установить истину, какой бы горькой она ни была, и сержант Павличенко покорно пошла за хозяйкой хутора.
В маленькой комнате с единственным окном, закрытом шторами, на кровати лежала девушка лет двадцати и весьма болезненного вида: искусанные опухшие губы, синие круги под глазами, впалые щеки с нездоровым румянцем, блуждающий, полубезумный взгляд. Увидев человека в военной униформе, она сильно испугалась и попыталась встать, но не смогла. Люда присела на край кровати и ласково заговорила с ней.
Сама не зная почему, снайпер начала рассказывать несчастной о том, как действуют русские гвардейские минометы с реактивными снарядами. Только прах остается от бешеных румынских самцов в касках-макитрах. В адском огне они сгорают, подобно факелам, и падают на землю струйкой пепла. Никто не похоронит их, ибо это не нужно, никто не вспомнит их лиц и имен. Их гнусное семя смешается с пылью и уйдет в земную твердь, не дав потомства.
Взгляд девушки стал вполне осмысленным. Она приподнялась на подушке, посмотрела Людмиле прямо в глаза и сурово спросила:
— Ты видела румынских солдат в бою?
— Да, — ответила Люда.
— Сколько раз увидишь их, столько раз и убей. Убей, не задумываясь! Ведь ты умеешь убивать?
— Умею.
— Тогда с Богом. Господу нашему Иисусу Христу ведомо все, и он тебя простит…
В сумрачном расположении духа сержант Павличенко вышла из дома. Для собственного успокоения она решила сперва проверить, что делают сейчас ее подчиненные. Двое бойцов возились с бронетранспортером «Малакса», первоначально — изящным французским изделием «Renault UE». Они пытались его завести, но мотор молчал. Ефрейтор Седых доложил командиру отделения, что в гусеничном прицепе найдены ценные вещи. Кроме двух бочек бензина и ящика, набитого какими-то запчастями, там обнаружен брезентовый сверток с новеньким, в заводской смазке немецким пулеметом MG-34. К нему прилагались два запасных ствола, асбестовая рукавица, предназначенная для смены их в бою, станок-тренога и десять коробок с патронными лентами. Находка обрадовала Люду, поскольку заметно усиливала огневую мощь вверенного ей подразделения.
От румын достался русским и другой хороший подарок: три мешка с крупой, мукой и сахаром. Людмила приказала отдать их хозяйке хутора. Та, удивленная щедростью внезапных постояльцев, пообещала через час приготовить для солдат горячий обед.
Павличенко не обманывала Серафиму Никаноровну. В доме, стоявшем на пригорке, снайперы обустраивать свои позиции не собирались. Гораздо больше их привлекал покатый склон, заросший мелколесьем. Оттуда отлично просматривалась вся долина с грунтовой дорогой, по левой стороне от нее — роща, справа — невысокие холмы на расстоянии примерно пятисот метров от хутора. За холмами кое-где виднелись крыши домов деревни Татарка. Для наступления противник вполне мог выбрать долину. Танки «LTvz. 35» у румын еще остались. Хотя в августовских и сентябрьских боях под Одессой русские подбили около четырех десятков этих чешских машин.
Осторожно шагая по иссохшей осенней траве, Люда приблизилась к первому окопу. Солдаты выбрали место для него правильно. У них за спиной оказался бугорок с разросшимися кустами шиповника. Солнце освещало его сбоку, отчего на землю ложилась густая тень. Она маскировала и окоп, и солдат, сидящих в нем. Окоп уже достигал метровой глубины. Однако Павличенко приказала рыть дальше, до полутора метров и затем укрепить его бруствер камнями, чтобы стрелять стоя и с упора. Для вдохновения она сообщила бойцам, что горячий обед будет через полчаса и готовит его самолично хозяйка хутора Кабаченко.