Когда осыпается яблонев цвет - Райт Лариса. Страница 26
– Значит, целлюлит, растяжки и морщины? – уточнила Данилевич, когда Марта явилась к ней в кабинет с докладом. Директор салона скривила губы и придала лицу кислое выражение.
– Да, – Марта решила защищаться с помощью несвойственной ей активности. – Здесь масса вариантов для рекламы. И обертывания, и массаж, и мезотерапия или лифтинг. Можно даже рекламировать не сами процедуры, а косметические средства. «Гиалуроновая кислота – молодость вашей кожи».
– Слово «кислота» ассоциируется у людей с уродством и уж никак не с молодостью.
– Ну, я не специалист по рекламе. Это уже задача профессионалов.
– Да, наверное. – Голос директора продолжал звучать скептически. – Все это так скучно.
Марта почему-то смутилась. Всегда собранная, деловая, твердо стоящая на земле Ольга Владимировна явно теряла почву под ногами.
– Может, сделаем маску? – предложила Марта, сама того не ожидая. – У меня сейчас окошко.
Директор вяло отмахнулась и уставилась куда-то в угол кабинета. Она молчала, и Марта не знала, как поступить. Уйти? Но ее никто не отпускал. Оставаться? Но ее не замечают. Было странно видеть в надменной и гордой Данилевич обычного расстроенного человека. И Марта спросила директора о том, о чем спросила бы любого другого на ее месте:
– Что-то случилось?
Не отрывая глаз от угла, в котором, наверное, уже должна была бы осыпаться штукатурка, директор осторожно кивнула. Помолчали еще какое-то время, потом Марта снова решилась:
– И что же?
– Профессиональная ошибка. Глупая и неосторожная.
Требовать деталей не пришлось. Спустя минуту Ольга Владимировна уже говорила так же охотно, как и большинство женщин на кушетке косметолога:
– Опрос – это моя идея. Мне говорили, что все женщины хотят одного и того же, но я с пеной у рта доказывала, что каждая – яркая индивидуальность и стричь всех под одну гребенку – ошибка.
– Вы правы. Мы все разные, просто хотим в основном одного и того же.
– Неправда! – Эмоции сделали из Данилевич хорошенькую тридцатилетнюю женщину, а не сержанта в юбке, и Марта почувствовала, что этот живой разговор, несмотря на всю свою несуразность, ей приятен. – Одна хочет сидеть дома и варить борщ, а другая – управлять заводом.
– При этом ни одна из этих женщин не желает выглядеть уродиной.
Ответом был тяжелый вздох.
– Теперь меня уволят, а он будет смеяться.
– Кто?
– Бывший муж. Он сразу говорил, что ничего у меня не выйдет, что достаточно быть директором на своей кухне, а в салонную кухню лучше не лезть.
– А ваш муж?
– Финансовый директор сети.
– О…
– Вы думаете: «Теперь понятно, как она оказалась в кресле директора». Да?
– Нет. – Марта не кривила душой. Ольга Владимировна была хороша на своем месте. Да, слишком резка. Да, порой несправедлива и даже груба. Но дело свое она знала: подчиненные подчинялись, клиенты радовались, салон процветал. О чем еще мечтать руководству? – Я думаю, что теперь понятно, почему вы такая.
– Какая?
– Немного искусственная, верно? Это маска для придания веса и, видимо, возраста? Муж вас старше?
– На десять лет. Я была его секретарем.
– Вы явно переросли свою должность.
– Спасибо, Марта. Спасибо за поддержку. Но сути это не меняет. Он был прав, когда утверждал, что сегодня управленцу необходимо образование. Одного желания и интуиции уже недостаточно. Они, бывает, подводят. Вот и меня подвели. Он сразу говорил, что тянуть с рекламной кампанией не стоит, надо выбрать продукт на авось, с любым попадем в точку, а я спорила, что-то доказывала, и руководство неожиданно встало на мою сторону. Теперь разбор полетов ждет не только на ковре у начальства, но и внутри семьи, пусть и не сложившейся.
– Давайте я напишу в отчете нужный вам результат. Какой вам подойдет?
– Нет, это не профессионально. Это нанесет вред салонам.
Марта почувствовала, как только зародившееся уважение к директору крепнет с каждой минутой.
– А говорите – плохой директор. Вполне нормальный. Радеющий за свое дело.
– Пустое, – Данилевич усмехнулась. – Все одно не похвалят за бесполезную трату времени. Рекламное агентство давно уже могло бы работать над рекламной кампанией.
– Обойдитесь без него.
– То есть?
– Если не получилось предложить оригинальный товар для рекламы, предложите оригинальный способ. Сэкономите деньги вместо времени – тоже неплохо. Вернее, даже хорошо. По-моему, признать ошибку, но при этом тут же предложить нечто особенное – верный способ заставить всех забыть о промахе и помнить только об удаче.
– Но что такого особенного можно придумать?
– Наверное, что-то можно, раз рекламные агентства дерут огромные деньги за разработку своих стратегий.
– Считаешь, можно их переплюнуть?
– По крайней мере можно попробовать.
– Попробуешь?
– Я?! – Марту почему-то затошнило.
– Почему бы и нет? – Директор стала похожа на себя прежнюю: строгую и непримиримую стерву.
– Но я никогда этим не занималась.
– Опросов ты раньше тоже не проводила, но ведь получилось же.
– Это просто человеческое общение, а тут профессионализм нужен.
– Ты же собираешься обскакать профессионалов. Так зачем же тебе их профессионализм?
Марта не нашла, что ответить, а Данилевич продолжала:
– К тому же все это не просто так. Если нам действительно удастся поразить руководство, я стану директором по развитию сети, а мое место окажется вакантным, ты понимаешь?
– Может быть, объявить конкурс? Две головы – хорошо, но, возможно, кто-то из наших ребят способен придумать нечто оригинальное, а мы их даже в известность не поставим.
– Ты готова поделиться перспективным будущим?
На самом деле Марта не хотела быть обязанной. Зная, что заданием должна быть озабочена не только ее голова, она могла себе позволить вздохнуть свободно и выкинуть весь этот бред из головы.
– Знаешь, кресло директора дает ряд неоспоримых преимуществ. Главное, конечно, зарплата, – продолжала увещевать Данилевич.
– Думаю, это отличный козырь для того, чтобы сотрудники шевелили мозгами.
– Значит, считаешь, сорвать куш должен тот, кто принесет в клювике достойную идею.
– Это будет справедливо.
– Не понимаю твой альтруизм, но не настаиваю. Объявлю конкурс и посмотрю, как вы перегрызете друг другу глотки. – Директор снова превратилась в монстра, улыбнувшись Марте хищной улыбкой и надменно сверкнув глазами.
«Не делай людям добра…» – тут же подумала Марта. В гениальности этой мысли она уже убеждалась не один раз. «Сдалась мне эта директриса? Не надо было ее жалеть. Ах, обидел бывший муж – финансовый директор. Какое несчастье! А теперь еще и косметолог оказалась шибко умной, да к тому же и самостоятельной. Ей предлагают такую шикарную сделку, а она нос воротит. Ах, бедняжка Ольга Владимировна, сколько бед на вашу голову!»
– Маруська, ты дура! – безапелляционно заявила Натка, которой Марта пересказала этот разговор после работы. Они сидели в «Макдоналдсе». Марта вяло ковыряла вилкой в ванночке с салатом, а подруга с аппетитом уплетала гамбургер и ругалась, энергично размахивая рукой, не обращая внимания на измазанные кетчупом пальцы. – Тебе повышение преподносят, можно сказать, на блюдечке с золотой каемочкой, а ты голову в плечи – и в кусты.
– Нат, не по мне все это, ты же знаешь. Ну какой из меня директор?
– Такой же, как и великая певица. Очень даже замечательный.
– Не говори глупостей. При чем здесь певица?
– Ты же можешь представить себя на сцене. Почему же в кресле директора не представляешь? Певица с целым залом должна управиться, а у нас тут человек двадцать персонала.
– Ну, допустим, на сцене я уже стояла, а в кресле директора не сидела и сидеть не хочу.
– Ну и дура! Говорю тебе: дура! Могла бы в свой Париж поехать и шикануть вовсю.
Марта окончательно зарылась в салат. О Париже она как-то не вспомнила. Он был так далек от реальной жизни, стоял на недостижимом пьедестале, на который она сама его водрузила, и существовал как бы параллельно со всем окружающим миром. Работа – это работа, а мечта есть мечта. И как-то сразу связывать их в один узел у нее не получалось. Да, грезить потихоньку и откладывать в кубышку, по крупице приближаясь к заветной цели, – это про нее. А вот взять быка за рога и сразить его одним ударом шпаги, став победителем на арене судьбы, – это про кого-то другого. Про Натку, наверное, которая своего шанса не упустит. Жаль только, судьба для нее шансами не раскидывается. А подруга между тем продолжала сердиться: