Шелковый шнурок(изд1985) - Малик Владимир Кириллович. Страница 23

Султан одобрительно качнул головой.

— Инч алла! [52] Да-да, сила у меня великая! Её вполне хватит, чтобы смести с лица земли и Австрию, и Ляхистан, и Венецию, и немецкие княжества… Я полагаю, что мне нет надобности далее оставаться с войсками. Звезды неблагосклонны ко мне сейчас, и было бы глупо не считаться с ними. Я возвращаюсь в Стамбул с надеждой на полную и окончательную победу, которую я обеспечил тем, что собрал небывало огромное войско!

— Да, да! — закивали головами визири и паши.

— Я передаю всю полноту власти над войском великому визирю и приказываю: сегодня же, немедленно выступить на Вену, чтобы взять её как можно скорей!

— Мы положим её к ногам падишаха мира! — низко поклонившись, торжественно пообещал Кара-Мустафа, едва сдерживая бурлившую в груди радость.

Внешне он был спокоен, но сердце бешено колотилось. Сбывается его заветная мечта! Он — сердар! Главнокомандующий такого войска, которое принесёт ему и славу на века, и почести, и богатство монарха при жизни! На гребне побед он вознесётся к вершине власти, осуществит все, что задумал.

«О аллах, помоги мне, рабу твоему, победить неверных, и я клянусь — половину гяурского мира своей саблей обращу в ислам, а другую половину истреблю до седьмого колена!»

Султан поднялся.

— Коня мне! Я хочу выехать к войскам. Вынести священное знамя пророка!

И вот живописная процессия двинулась на майдан.

Завидев султана на белом коне, пушкари на стенах Белградской крепости выстрелили залпом из всех крепостных пушек.

Вздрогнула земля, страшный грохот сотряс все строения города.

Заиграли рожки, зарокотали тулумбасы. От края до края прокатились здравицы, повторяемые десятками луженых глоток чаушей: «Слава падишаху вселенной! Слава наместнику аллаха!» А следом за ними над войсками взвился протяжный, как волчий вой, клич: «Уй я уй!»

На возвышении, специально сделанном для этого случая, султан остановил коня. За ним полумесяцем выстроились паши во главе с Кара-Мустафой.

— Воины! — обратился султан к войску, и горластые чауши разнесли его слова по всему майдану. — Настало время вступить в земли страны Золотого Яблока! Богатейшие города падут к вашим ногам, и вы возьмёте в них все, что захотите. Урожайные нивы и плодоносные сады дадут вам хлеб, овощи, фрукты. Бесчисленные отары овец обеспечат мясом, а лучшие в мире мастера сошьют вам дорогие одежду и обувь… Смело идите вперёд, и вы вернётесь домой, увенчанные славой и перегруженные добычей! Там вы возьмёте рабов, которые будут трудиться на ваших полях, пасти ваш скот и доить ваших кобылиц. Там вы найдёте рабынь, которые станут украшением ваших гаремов. Вперёд, непобедимые воины! Пусть аллах наполнит сердца ваши мужеством, защитит вас от вражьей пули и вражьей сабли!

— Уй я уй! Уй я уй! — раздался над городом грозный клич. — Алла! Алла!

Султан подал пальцем знак, и ему мгновенно поднесли на бархатной подушке инкрустированный золотом и самоцветами ларец. Он вынул из него ярко-зеленое знамя с вышитыми канителью [53] полумесяцем и изречениями из корана и поднял над собой. В другую руку ему подали тяжёлую, тоже отделанную золотом книгу.

Над майданом повисла гробовая тишина. Знамя пророка! Священный коран! Святыни, которые следует защищать не щадя жизни!

— Воины! — снова прозвучал голос Магомета. И чауши опять, как эхо, вторили ему. — Знамя пророка поведёт вас на подвиги, укажет путь к великим победам! Сегодня я вручаю его нашему великому визирю, пятибунчужному паше Асану Мустафе, и пусть каждый знает, что отныне он — сераскер. Его воля, его приказ — это воля и приказы вашего падишаха!

Кара-Мустафа подошёл с низким поклоном, взял знамя и коран, высоко подняв их над головой, изо всех сил воскликнул:

— Воины! Слава нашему падишаху! Слава наместнику аллаха на земле! Слава властелину всего мира! Вперёд, на гяуров!

— Уй я уй! Уй я уй! Алла! Алла! — ответило войско.

Загрохотали барабаны, заиграла музыка. Зазвучали команды во всех концах площади.

Всколыхнулись, как море, полки янычар. Затрепетали флажки на копьях спахиев. Отряд за отрядом во главе с алай-беями [54] отправлялись в поход. На запад! На неверных!

2

— Ты как хочешь, а я должен повидать Златку! Чего бы мне это ни стоило. Узнать, где она живёт, в какой клетке тоскует, — сказал Арсен, выйдя от султана и вновь оказавшись в объятиях Сафар-бея.

— У нас очень мало времени. Войска уже готовы выступать.

— Ничего. Нам хватит одного часа… Ну я прошу тебя, брат!

Сафар-бей задумался. Потом решительно махнул рукой.

— А-а, ну да ладно. Идём!

Они вышли из дворца, сели на коней и, миновав Белградский замок, возвышавшийся над городом, повернули вниз, к Саве.

Сафар-бей показал на красивую мечеть.

— Видишь? Построена Кара-Мустафой… Внутри ещё работают маляры… Дальше, за нею, его дом.

Арсен безразличным взглядом скользнул по мечети, по белому дворцу, утопающему в буйной весенней зелени. Он был смертельно утомлён недавней дорогой, и сейчас ему хотелось лишь спать, но прежде — увидеть Златку…

— Она там? — казак кивнул на дом Кара-Мустафы.

— Там, там… Голова раскалывается, но никак не могу придумать разумного и убедительного повода, чтобы капуджи пропустили нас.

— А ты не думай. — Арсен достал из кармана золотой перстень с алым камнем. — Скажешь: великий визирь приказал передать одалиске, поскольку сам не имеет возможности сделать это… Вот тебе и причина. Как чауш-паша ты здесь, надеюсь, всем известен?

— Да, это так, — не очень уверенно проговорил Сафар-бей. — Но когда дознается Кара-Мустафа…

— Сейчас ему некогда, предстоит большая война! — Голос Арсена наполнился металлом. — Уж я-то постараюсь, чтобы он с неё не вернулся!

Сафар-бей хотел что-то ответить, но, заметив горькие складки на помрачневшем лице Арсена и сухой блеск в его глазах, промолчал. Ему стало нестерпимо жаль друга, который вот уже много лет, не имея покоя, мечется по белу свету как неприкаянный.

Они остановились у коновязи. Привязали лошадей.

Капуджи в воротах знали Сафар-бея. Не допытываясь, посторонились, впуская их.

Посыпанная золотистым песком дорожка привела друзей к двухэтажному дворцу. Могучие деревья окружали его с трех сторон, а перед фасадом расстелился зелёный лужок, посреди которого красовалась клумба с ранними весенними цветами.

Сторож при входе, безбородый дебелый евнух, оказался неумолим.

— Нельзя! — сухо сказал он, с подозрением поглядывая на обросшее колючей щетиной лицо Арсена.

— Тогда вызови кизляр-агу Джалиля! — начал сердиться Сафар-бей.

— Мне не разрешено отлучаться, ага.

— Но мы торопимся!

— Это меня не касается, ага. Войти в гарем никто не может! Что нужно передать — я передам! — И он плотно закрыл дверь.

Друзья переглянулись. Что делать? Арсена душила злоба. Он готов был стукнуть евнуха саблей по голове. Но доводы разума перевесили: достаточно малейшего крика — отовсюду сбегутся, как дикие псы, капуджи и скрутят их в бараний рог… Погибнув сами, они и Златку обрекут на вечное рабство!

Арсен отошёл к клумбе, посмотрел на дворец. Где-то там, за его стенами, Златка. Но где? За какими окнами? За какими решётками?

И вдруг его осенила мысль: «А что, если подать Златке знак?»

Он засвистел мотив украинской песни, которая вот уже лет тридцать, слетев с уст певучей полтавчанки Маруси Чурай, тревожила сердца людей и обретала все новых и новых почитателей. Эту песню очень любила Златка. Они вместе пели её.

Засвіт встали козаченьки

В похід з полуночі.

Виплакала Марусенька

Свої ясні очі.

— Ты что, ума лишился?! — опешил Сафар-бей.