Одна лошадиная сила - Стрелкова Ирина Ивановна. Страница 39

— Наваливайтесь! — Володя водрузил кастрюлю на стол.

Валя заглянула под крышку и ужаснулась:

— Куда нам столько!

— Съедим! — Фомин с наслаждением потянул ртом картофельный пар. — На свежем воздухе, в приятной компании, за дружеской беседой… Съедим!

— Давай накормим Кольку, чтобы от сытости он заплакал, как крокодил! — предложил Володя Валентине Петровне, изображая ее перед Фоминым своей соучастницей.

— Крокодилы плачут от сытости? — невинно спросил Фомин. — Вот не знал! А что еще умеют крокодилы?

— Об аллигаторах, кайманах, гангских гавиалах, достигающих в длину более шести метров, побеседуем как-нибудь потом! — заявил Володя, накладывая Вале полную тарелку картошки. — Сегодня у нас другая тема.

— Менее интересная. — Фомин с аппетитом принялся за картошку.

Когда кастрюля наполовину опустела, Валентина Петровна категорически потребовала, чтобы ей рассказали — все по порядку, — как удалось изобличить вора.

— Пускай он рассказывает! — Фомин уничтожающе поглядел на Володю. — Это его последнее «частное» расследование. Если он еще раз полезет не в свое дело, он будет привлечен к уголовной ответственности. Статья сто девяносто четвертая: самовольное присвоение власти.

— При чем тут присвоение власти! — запротестовал Володя. — Я читал уголовный кодекс. Никакого присвоения власти не вижу. Если бы я допрашивал, нажимал, угрожал или, скажем, появился в милицейской форме… Ничего подобного. Я просто мыслил! Это никому не запрещается! Но не каждый умеет!

— Ну, ты от скромности не умрешь, — сказала Володе его неверная союзница.

— Ребята! — взмолился Володя. — Ну дайте мне хоть немного покрасоваться! Ты, Фома, сегодня герой в глазах твоего начальства. Будь великодушен, дай мне побыть героем в узком кругу. Что тебе, жалко?

— Ладно уж! — отступил Фомин. — Геройствуй!

— Володенька, давай, не тяни… — подольстилась Валентина Петровна.

И Володя с важностью начал:

— Итак, Шерлок Холмс раскурил свою трубку и задумчиво сказал… Он сказал, ребята, что после одного необыкновенного случая, с которым его свела жизнь, ему приходилось частенько размышлять над тем, что же такое провинциальность. Фома знает случай, о котором я говорю, — пояснил Володя Валентине Петровне.

— Ты уж очень издалека заехал, — проворчал Фомин.

— Так надо! — Володя тонко улыбнулся. — Кража четырех фотоаппаратов — не совсем обыкновенная кража. Суслину нравится Вера Каразеева, и он решил напакостить старшему Петухову. С этой целью он крадет фотоаппараты и подбрасывает сопернику.

— Не совсем так, — заметил Фомин.

— Коля, не мешай, — попросила Валя.

— И подбрасывает сопернику! — уверенно повторил рассказчик. — В большом городе такой случай маловероятен. Нужен маленький город, единственный клуб и такая девушка, как Вера Каразеева. Провинциальный сюжет! Не представляю себе, чтобы кто-нибудь мог пустить себе пулю в лоб от любви к кинозвезде Элле Гребешковой, но из-за таких девушек, как Вера Каразеева, провинциальные молодые люди способны на преступления…

Фомина смешили рассуждения Володи, но он сдержался. Ладно, пускай пофантазирует. Володя продолжал с увлечением:

— Итак, во-первых, надо было принять за основу провинциальность, знаменитую путятинскую сирень и так далее… А во-вторых, я — сначала интуитивно, а потом вполне осмысленно — стремился при расследовании кражи фотоаппаратов применять метод фотографического воображения. Например, старшего Петухова я воспринимал как черно-белую моментальную фотографию. Зато Васька у меня получился цветным, и это мне помогло разобраться в его поведении… Помните, в штабе Васька кричал, что у него алиби? Я понял, что он знает, кто украл, знает, когда украли — перед началом сеанса, — и даже видел, как это происходило. — Володя с удовольствием оглядел изумленных слушателей. — Но больше всего мне дали фотографии Жени Анкудинова. На них я увидел тревогу в глазах Веры Каразеевой и, главное, увидел характер Суслина.

— Володя, ты меня совсем запутал своими рассуждениями, — перебила Валентина Петровна. — Ты попроще не можешь?

— Не может! — вставил Фомин.

— Простоту я уступаю тебе! — парировал Володя. — Ты очень просто заподозрил в краже Петуховых. Нет, я бы не вмешивался в твое расследование, если бы не Валя. Она встревожилась за Ваську. Ты мог его погубить! Вот почему я обязан был вмешаться в это дело. Ради Вали!

— Дать бы тебе по шее! — мечтательно произнес Фомин.

— По правде говоря, сначала я блуждал в потемках тайны… — признался Володя. — Каждый человек казался мне подозрительным. Например, Женя Анкудинов. Почему он испугался, перетрусил, увидев Фому? Потом Шарохин. Его поведение было насквозь фальшивым, я не поверил ни единому слову. Но потом, увидев, как естественно врет Васька, я понял, что Шарохин ни в чем не виноват. Искренние переживания очень часто кажутся нам ненатуральными, утверждал Лев Толстой. Шарохин был очень расстроен случившимся, для него ужасна потеря фотоаппаратов, он обожает всю эту фототехнику, но говорит мне не о своих истинных чувствах, а о каком-то заговоре против фотокружка. — Володя повернулся к Фомину: — Ты был абсолютно прав, сняв сразу же всякое подозрение с Шарохина.

— Спасибо и на этом, — пробурчал Фомин.

— Некоторое время, — продолжал Володя, — я подозревал в краже радиолюбителя Евдокимова. Во-первых, как я установил по расписанию, он в тот вечер дежурил у передатчика. Во-вторых, увидев тебя, Фома, он почему-то поспешил скрыться.

— Потому что я с ним кое о чем перед этим побеседовал, — проворчал Фомин.

— Жаль, что ты мне ничего не сказал о разговоре с Евдокимовым! — упрекнул его Володя.

— Этого еще не хватало! — возмутился Фомин.

— Ребята, не ссорьтесь! — вмешалась Валентина Петровна. — Вы оба молодцы. Кто бы мог подумать, что вор — Жора Суслин! Он ведь из нашей школы. Когда мы кончали, он учился в шестом, и неплохо. Я его хорошо помню, я была в его классе вожатой. Суслин увлекался радио, но как-то по-барышнически, спекулировал дефицитными деталями.

— В телеателье мне сообщили, что он постоянно занимался махинациями. — Фомин с усмешкой повернулся к Володе: — Помнишь, я тебе рассказывал про радиохулиганов? Суслина тогда тоже засекли. — Фомин помолчал, потомил Володю и добавил: — Кличка у него была не «Синий дьявол». Суслин назывался «Юпитером». А Евдокимов «Ковбоем».

— Ни на минуту не считал ни того, ни другого «Синим дьяволом»! — вскричал Володя. — Я сразу же, когда впервые от тебя услышал, что «Синий дьявол» опять вышел в эфир и заявил, будто знает вора… Знаешь, Валя, наш Фома очень серьезно отнесся к сигналу «Синего дьявола» и по этому сигналу заподозрил в краже Петухова. Но когда Фома рассказывал — а я еще ничего не знал! — у меня мгновенно сработал логический расчет, и я понял, что все далеко не так, а «Дьявол» типичный недоумок…

При этих словах Володи Фомин ехиднейше ухмыльнулся.

— Типичный недоумок! — горячо продолжал Володя, не замечая ухмылки Фомина. — Тогда я еще не мог предположить, что «Синий дьявол» — это сам Васька Петухов.

— Васька? — вырвалось у Валентины Петровны. — Не может быть! Я…

Ее перебил Фомин:

— Киселев имеет в виду не старые дела, а недавний выход «Синего дьявола».

— А-а-а… — Валентина Петровна понимающе кивнула.

— Этот «Синий дьявол» всех сбил с толку. Разумеется, должно было возникнуть предположение, что «Синий дьявол» опять обращается к Ваське Петухову. Даже я не сразу сообразил! Я! — При этом скромном Володином признании Фомин и Валентина Петровна переглянулись. — Мне в последний момент помог все тот же талантливый фотограф Женя Анкудинов, умеющий понять «главную идею физиономии». Он сказал, что Васька не хулиган, а дурила. При этом у Жени вырвались слова, ничего не значащие для непосвященного, но я-то понял. Женя по просьбе Васьки делал ему передатчик. А Васька действительно не мыслитель. Он хотел припугнуть Суслина. Но как? Васька вспоминает, что сам когда-то очень испугался угрозы «Синего дьявола». Он выходит под этим именем в эфир и заявляет, что ему известен вор. Как говорится, глупее не придумаешь. Но именно ход глупца может иногда сбить с толку: он непредсказуем, тогда как ходы опытного, умного преступника могут быть логически вычислены. С умным мне лично было бы легче…