Самый жестокий месяц - Пенни Луиз. Страница 54

– Черт побери, – прошептал Гамаш.

– Согласна с вами.

К их скамейке подошла Рут Зардо:

– У вас очень серьезный вид. Запутываете дело Фавро?

– Возможно. – Гамаш встал и поклонился старой поэтессе. – Вы знакомы с доктором Харрис?

– Никогда не встречались.

Они обменялись рукопожатиями. Шарон Харрис уже, наверное, в десятый раз представляли Рут.

– Мы восхищались вашей семейкой. – Гамаш кивнул в сторону пруда.

– У них есть имена? – спросила доктор Харрис.

– Та, что побольше, – это Роза, а маленькая – Лилия. Их нашли в цветах у пруда.

– Прекрасно, – сказала доктор Харрис, глядя на Розу, которая плюхнулась в пруд.

Лилия сделала шажок и упала в воду. Рут, стоявшая спиной к птицам, почувствовала, что что-то пошло не так, быстро похромала к пруду и вытащила маленькую уточку, мокрую, но живую.

– Еще бы чуть-чуть – и конец, – проворчала Рут, обтирая рукавом клюв и головку уточки.

Шарон Харрис не знала, сказать ей что-нибудь или промолчать. Рут наверняка понимала, что Лилия обречена.

– Гроза уже почти здесь. – Доктор Харрис посмотрела на небо. – Не хочу, чтобы она застала меня в дороге. Но у меня есть для вас еще кое-какая информация.

– Какая? – спросил Гамаш, провожая ее до машины.

Рут тем временем двинулась домой, Роза, покрякивая, шла следом, а Лилия сидела на ладони Рут.

– Не думаю, что это стало причиной ее смерти, во всяком случае непосредственно. Но на размышления наводит. У Мадлен Фавро был рецидив рака груди. В запущенной стадии. Метастазы в печени. Не очень много, но до Рождества она бы вряд ли дожила.

Гамаш остановился, переваривая эту информацию.

– А она была в курсе?

– Не знаю. Возможно, и нет. Но если откровенно, то, насколько мне известно, женщины с раком груди настолько чувствуют свое тело, что их восприятие становится чуть ли не телепатическим. Это очень сильная связь. Знаете, Декарт ошибался [56]. Разум и тело едины. Эти женщины знают. Не первичный диагноз, но, когда случается рецидив, они почти наверняка знают.

Шарон Харрис села в машину и отъехала с первыми каплями дождя и усилением ветра. Небо над маленькой деревней стало темно-фиолетовым и непроницаемым. Арман Гамаш поспешил в бистро, стараясь успеть, прежде чем разверзнутся хляби небесные. Усевшись в мягкое кресло, он заказал виски и лакричную трубочку, а потом, глядя в окно на усиливающуюся грозу в Трех Соснах, он спросил себя, кому понадобилось убивать умирающую женщину.

Глава тридцать первая

– Хорошая книга?

Над плечом Гамаша склонилась Мирна. Он был настолько поглощен чтением, что даже не заметил ее приближения.

– Не знаю, – признался он и передал книгу ей.

Он вытащил из своих карманов все книги, которые набрал, чувствуя себя при этом как мобильная библиотека. Если другие следователи собирали отпечатки пальцев и улики, то Гамаш собирал книги. Не все готовы были согласиться с тем, что это движение в верном направлении.

– Ужасная гроза. – Мирна опустилась в большое кресло напротив Гамаша и заказала красное вино. – Слава богу, мне не нужно выходить на улицу. Знаете, я вообще могла бы никогда не выходить на улицу. Все, что мне нужно, здесь есть. – Она весело развела руками, и ее цветастый кафтан повис на подлокотниках кресла. – Еда от Сары и месье Беливо, общество и кофе здесь…

– Ваше красное, ваше высочество, – сказал Габри, ставя пузатый бокал на темный деревянный стол.

– Можешь идти. – Мирна королевским жестом наклонила голову. – У меня есть вино и виски. И еще все книги, какие мне только захочется прочитать.

Она подняла свой стакан, Гамаш – свой.

– Sante [57].

Они улыбнулись друг другу и посмотрели на дождевые потоки, стекающие по оконному стеклу.

– Так что у нас здесь? – Мирна водрузила на нос очки и осмотрела томик в кожаном переплете, принесенный Гамашем. – Где вы это взяли? – спросила она наконец, сбрасывая с носа очки, которые, не выбрав длину шнурка, улеглись на плато ее груди.

– В комнате, где умерла Мадлен. Книга стояла в шкафу.

Мирна тут же положила книгу, словно нечестие может передаваться через вещи. Книга лежала между ними, ее обложка была проста и поразительна. Маленькая рука, обведенная красным. Похоже на кровь, но Гамаш уже проверил: обыкновенные чернила.

– Это книга о магии, – сказала Мирна. – Ни издателя, ни международного книжного номера. Наверное, напечатано за счет автора малым тиражом.

– Не можете сказать, сколько этой книге лет?

Мирна наклонилась над книгой, но не прикоснулась к ней:

– Кожа чуть потрескалась на корешке, и некоторые страницы выпали. Клей, вероятно, высох. Я бы сказала, что ее напечатали перед Первой мировой войной. Посвящение там есть?

Гамаш отрицательно покачал головой.

– В вашем магазине ничего подобного не было? – спросил он.

Мирна сделала вид, что задумалась, хотя ответ у нее был готов. Окажись в ее руках такая жуткая книга, она бы запомнила. Мирна любила книги. Любые. У нее были книги, посвященные оккультизму, несколько книг о магии. Но если бы появилось что-нибудь вроде той, что лежала сейчас между ними, то она постаралась бы поскорее избавиться от нее. Всучила бы кому-нибудь, кто не вызывал у нее симпатии.

– Нет, никогда.

– А что-нибудь вроде этой?

Гамаш вытащил из внутреннего кармана книгу, которую он недавно прочел от корки до корки и с которой ни за что не хотел расставаться.

Он предполагал увидеть вежливый любопытствующий взгляд. Может быть, даже веселый и понимающий. Но никак не ожидал ужаса.

– Где вы ее нашли?

Мирна выхватила книгу из его руки и сунула между собой и подлокотником.

– В чем дело? – спросил Гамаш, удивленный ее реакцией.

Но Мирна не слушала его. Ее глаза обшарили зал и остановились на месье Беливо, который замешкался в дверях. Потом он прошел дальше.

Тогда Мирна достала книгу и положила на стол, где образовалась маленькая стопка книг. Странный томик в кожаном переплете с красной рукой, Библия и теперь еще эта, с потешным рисунком на обложке, которая и стала причиной суматохи.

– Кто такая Сара Бинкс? – спросил Гамаш, постучав пальцем по книге.

– Любимая певица Саскатуна, – сказала Мирна так, будто это все объясняло.

Гамаш уже полазил по Интернету в поисках Сары Бинкс и знал об этой книге, предположительной дани худшему из когда-либо рождавшихся поэтов. Книга была великодушной, теплой и забавной, и Мадлен спрятала ее.

– Я нашел ее в глубине ящика в спальне Мадлен.

– Это книга Мадлен?

– Вы предполагали, что кого-то другого?

– Я не знаю, как тут циркулируют книги. Люди дают их почитать друг другу. Это сущая беда книготорговца. Они не покупают – обмениваются.

Мирна действительно выглядела расстроенной, но Гамаш подозревал, что причина этого не бродячие книги. Она оглядывала зал, нервничала, явно чувствовала себя не в своей тарелке.

– Что случилось? – спросил Гамаш и тут же нашел ответ.

Глаза Мирны остановились на сухопаром человеке у стойки бара. Вид у месье Беливо был печальный и потерянный.

– Он всегда такой. – Мирна взяла горсть орешков кешью, просыпав немного на стол.

Гамаш с рассеянным видом подобрал их и сунул себе в рот.

– То есть?

Мирна немного подумала.

– Я знаю, у него были причины. Его жена перед смертью долго болела. Теперь умерла Мадлен. И все же он работает, открывает по утрам магазин и стоит за прилавком.

– Может, он привык к горю. Может, для него это состояние стало нормой.

– Возможно. Вы бы смогли на следующий день после смерти жены открыть магазин и работать?

– Мадлен не была его женой, – сказал Гамаш, спеша прогнать образ мертвой Рейн-Мари.

– Жинетт была его женой, и он на следующий день открыл магазин. Он что, такой сильный или мы имеем дело с близким врагом?