Моника (ЛП) - Адамс Браво Каридад. Страница 16
- Увезти меня куда?
- Какая разница? Вы не слышали, что сказал у алтаря ваш священник? Я увожу вас туда, куда хочу!
- Этого не было в договоре! Хватит шуток, Хуан. Если вы хотите меня напугать…
- Напуганы вы или нет, мне все равно. Вы вышли за меня, не так ли? В таком случае, вы моя жена и я вас увезу туда, куда мне вздумается.
- Нет! Нет! Вы поклялись…!
- Помолчите! И не клянитесь, потому что это будет ложью. – широкая рука Хуана схватила Монику и заставила повернуться, чтобы посмотреть вперед, в густые облака, куда погрузило солнце свой последний луч. – Посмотрите, что там впереди?
- Море… корабль…
- Шхуна… Люцифер… Моя единственная собственность, вместе с вами… Мой дом… Наш дом…
- Вы с ума сошли?
- Может быть… Вероятно я должен был обезуметь от всего этого фарса. И вы тоже должны совершенно сойти с ума…
- Я не согласна…! Отвезите меня в Сен-Пьер или оставьте здесь, если не хотите везти! Я пойду одна, пешком, в чем есть или дайте мне слезть где-угодно… Для вас не имеет значения, что я делаю… Можете оставить меня в покое.
- Нет, к моему сожалению. Вы сказали да, когда захотели выйти замуж. Вы уже не помните обязательств супружества? Так мало они для вас стоят, благородной и верующей, клятвы, которые мы друг другу дали? Жить вместе, служить, помогать… «Люби и защищай мужа и жену, как себя самого, как плоть от плоти; основа, уважение и послушание своему мужу…» Не припоминаете? Это было несколько часов назад. Мы были на своей свадьбе, и ночью будет брачная ночь на Люцифере и широкая свадебная комната, – усмехнулся Хуан улыбкой, пропитанной горечью.
Он спрыгнул на землю, волоча за собой Монику, не отпуская ее, его железные пальцы вцепились в белые запястья, впиваясь в них, пока его губы в свирепой гримасе, в которой не было ничего похожего на улыбку, с резким сарказмом комментируя:
- Тебе пугает брачная ночь, невинная голубка?
- Отпустите меня! Грубиян, мерзавец! – напрягалась Моника, напрасно пытаясь освободиться из рук Хуана.
- Не пытайся кусаться, потому что останешься без зубов, а это было бы обидно. Нельзя будет их исправить, а они такие красивые, такие прелестные, как и у твоей сестры… Айме великолепна, знаешь? А эти вещи идут из семьи. В конце концов, я думаю, что это не так уж плохо…
- Хватит… Оставьте меня! – отчаялась Моника. – Если хотите, смейтесь, устрашайте, доводите до отчаяния, сводите с ума, мстите мне, потому что это я единственная жертва, которая у вас есть.
- Во всяком случае, жертва по доброй воле. Я не заставлял тебя выходить замуж, настоятельница. Тебя заставил Ренато… - Хуан прервался, чтобы послушать шум приближающихся весел и повысив голос, приказал: - Подходи к этой стороне, Сегундо. – И понизив голос, сказал Монике. – Я понесу тебя на руках, чтобы ты не намочила свои ножки…
- Хватит глупостей! Оставьте меня, уходите, берите свою лодку и отплывайте!
- Какая ты замечательная, Святая Моника! Ты бы меня рассмешила, если бы вошла туда без кулаков. Ты думала, все так просто? Думала, достаточно сказать мне: «Оставь меня в покое, забирай свою лодку и проваливай», чтобы я подчинился как пес? До какого предела может дойти твой эгоизм и высокомерие? – вне себя от гнева, он крикнул: - Хватит! Меня уже укусил пес ваших просьб, а я знаю, что это значит, чего стоит и чему служит. Уже знаю, что значит поддаваться на твои мольбы и слезы… Это означает попасть в ловушку, заплатить жизнью за свою слабость. Тебе однажды это удалось, но больше этого не случится. Я ни к кому не испытывал жалости, а к тебе еще меньше, чем к кому-либо! В лодку… на корабль! Ты вышла за меня замуж, и ни ты, ни твоя сестра на будут больше смеяться. Я увезу тебя, пусть даже волоком!
Терзаемая и увлекаемая стальными руками, которые властно держали ее хрупкую талию, заглушив голос в горле, Моника видела спасительную маленькую дистанцию в один прыжок, отделявшую землю от лодки… Повелительно Хуан приказал второму:
- К носу Люцифера, и греби что есть силы… Быстро!
- Мы не будем ждать мальчика? – нерешительно спросил второй. – Мы оставим его на земле?
- Он приплывет, для этого я учил его не опаздывать! Давайте, гребите, поехали…!
- Нет! Нет! – умоляла Моника отчаянно. – Вы, сеньор моряк, послушайте…
- Он не видит ничего, не слышит ничего, и не сделает ничего без моего приказа. Тебе понятно? – и обратившись прямо ко второму, заторопил: - Торопись и езжай быстрее! Бросай конец.
- Но, капитан… - проворчал второй.
- Не вмешивайся в то, что тебя не касается, не ищи того, что не терял, потому что не найдешь! – и повернувшись в Монике, подчеркнул низким голосом. – Ты видишь, что все бесполезно? С моей стороны сила закона и это веский довод. Так приказано, как приказано… Поехали! – в этот момент отдаленно послышался грохочущий шум, предвещавший бурю, и саркастично Хуан проговорил: - И как всегда, небо меня поздравляет. – Затем крикнул второму: - Поднеси лестницу, идиот! – и снова обратив внимание к Монике, он иронично объяснил: - Она не из мрамора, а из канатов. Но не важно, я подниму тебя на руках. Также как на Доминике и Ямайке… Невесту на руках…
Мгновения хватило Хуану, и он уже был на палубе на крепких и сильных ногах. Ночь накрыла полностью… Рядом с мачтами три члена экипажа Люцифера удивленно смотрели на странную сцену. Сегундо сделал несколько шагов, и уже не мог сдерживаться, вступаясь:
- Капитан, минутку. Эта женщина…
- Ты с меня требуешь отчет? – разъярился Хуан. – Проваливай… Уйди в сторону…!
Он пинком открыл настежь дверь единственной каюты корабля, и вмиг дверь закрылась за ними…
- Нет! Нет! – кричала Моника вне себя от страха. – Вы мерзавец, настоящий мерзавец, не может быть, чтобы эти мужчины не пришли мне на помощь! Пожалуйста… помогите…!
- Замолчи! – Хуан преградил путь, гневный, сопротивляющийся и закрыл ей рот. – Никто не войдет сюда, и если кто-то решится постучать в эту дверь, того я убью! Это опасно, и все об этом знают.
Он отшвырнул одним свирепым рывком покрывало койки, а она замерла, закрыв глаза, приоткрыв губы, словно силы ее покинули, погрузилась в бессознательное состояние, кипящая кровь побежала по ее венам, и лихорадочный бред красным облаком пронесся по ее закрытым векам…
- Наконец ты решила утихомириться, замолчать… - Хуан сделал короткую паузу и взглянув на нее, удивился: - Моника! Моника! Что с тобой? Что произошло? Ты притворилась больной? Думаешь посмеяться? Ну уж нет. Нет! Ты слышишь? Ты моя, принадлежишь мне, я буду пользоваться тобой хуже, чем с рабыней! Я не сжалюсь, не буду слушать твои мольбы, ты не тронешь меня своими просьбами, пусть даже будешь умирать и страдать… Слышала? Хватит притворяться! Поднимайся! Поднимайся!
Он бесполезно тряс ее и снова бросил ее, глядя на нее в бессильной злобе. Нет, она не притворялась. Ее тело стало мокрым, покрылось мучительным потом, а щеки, такие бледные, зажглись лихорадочным румянцем. Сильной рукой расстегнул Хуан черный корсаж, и на миг смотрел на белую шею, в которой ничего не двигалось… Неловко он искал пальцами пульс и нащупывал биение крови, которая становилась горячее из-за подступавшей лихорадки. Мягко он оставил ее и сделал несколько беспорядочных шагов по каюте, когда вскоре несколько деликатных стуков послышалось в дверь и голос второго позвал:
- Капитан… капитан…!
- Какого черта? – разозлился Хуан, открывая дверь. – Как ты осмеливаешься?
- Простите, капитан, но мальчик стоит на пляже и кричит… Его и вправду нужно оставить на земле?
Второй говорил, с любопытством наблюдая за лицом Хуана. Затем выпрямился, пытаясь через плечо взглянуть, но крепкая рука капитана Люцифера резко отодвинула грубияна, обвиняя:
- Что ты смотришь, болван? Проваливай искать мальчика. Возьми его на борт и сразу же поднимай якорь, отправляйся туда, куда подует ветер.
- На северо-востоке отмечается буря, капитан.
- Ну тогда и держи курс на бурю и все дела! Иди уже! – он закрыл дверь, поворачиваясь к голым спальным доскам… Там лежала Моника, неподвижная, тяжело дышавшая, приоткрыв губы… Светлые волосы, разметавшиеся, теперь были как нимб вокруг головы, которая время от времени двигалась… Руки слабо двигались, поднимаясь и опускаясь на груди в ритме сердца, которое горело в лихорадке… Секунду на нее смотрел Хуан, а затем отошел и воскликнул гневно и яростно: